Стиль
Герои «Я люблю убивать людей»
Герои

«Я люблю убивать людей»

Фото: пресс-служба
Обладатель Букеровской премии, проклятый иранским аятоллой Хомейни за «Сатанинские стихи» писатель Салман Рушди представил на книжной ярмарке во Франкфурте новый роман «Golden House» («Золотой дом») — о богатстве, авантюрах и выборах Дональда Трампа.

Американские критики уже сравнили «Золотой дом» с «Великим Гэтсби» Скотта Фитцджеральда и «Возвращением в Брайдсхед» Ивлина Во. Новый роман Рушди тоже о пути к большому богатству, за которым следует крах. Это история разбогатевшего на недвижимости выходца из Бомбея Неро Голдена и трех его сыновей, рассказанная Рене Унтерлинденом. Рене живет на той же нью-йоркской площади, что и Голдены, и наблюдает за их миром с все возрастающим интересом. Как будущий кинорежиссер, Унтерлинден решает, что жизнь богатого соседа и его молодой и красивой русской жены Василисы — идеальный сюжет для фильма в новом жанре «mockumentary», позволяющий Рене додумать все, что происходит в доме Голденов (этакий оммаж одной из лучших работ Хичкока «Окно во двор»). Книга начинается с выборов Барака Обамы и заканчивается через восемь лет новой президентской гонкой.

Заочно приговоренный к смерти иранским аятоллой Хомейни за «Сатанинские стихи», много лет скрывающийся от террористов писатель открыто появился на франкфуртской выставке, за ним следовал лишь один телохранитель. Для сравнения, Дэн Браун представлял журналистам пятую книгу про Роберта Лэнгдона «Origin» в окружении четырех бравых охранников. Сначала Салман Рушди выступил на одной из центральных площадок ярмарки — «На голубом диване», а затем на стенде газеты «Шпигель», где ответил на вопросы журналистов. На встрече с Салманом Рушди побывала литературный обозреватель «РБК Стиль» Наталья Ломыкина.

«Я люблю убивать людей»

В последний раз вы были на Франкфуртской книжной ярмарке в 2015 году, тогда вы представляли «Два года, восемь месяцев и двадцать восемь ночей». Чувствуете ли вы изменения в настроении, которые произошли с тех пор?

В Европу, как и в другие страны, пришли террористы, и это огромные изменения. Мне кажется, эту проблему ощущают все. Раньше можно было сказать «меня это не касается», но сейчас стало понятно, что речь идет о каждом. У меня, как у писателя, есть возможность поехать в любую страну, в любой регион — и всюду чувствуется некоторая напряженность. Но в мире, и, в частности, в США, происходят и другие вещи. Этот роман — скажем так, попытка проанализировать американскую реальность.

«Золотой дом» — это горький и едкий взгляд на американское общество, на перемены, которые произошли в нем за последние годы. Можно ли сказать, что этот роман знаменует перемены в вашем творчестве, и вас больше не занимают вопросы религии и религиозного радикализма?

 Я никогда не считал себя религиозным писателем. «Сатанинские стихи» — всего лишь одна книга, пятая, а сейчас выходит 18-я, так что это было давным-давно. Но в этой связи мне хотелось бы заметить, что когда я писал «Два года, восемь месяцев и двадцать восемь ночей», а действие этого романа, точнее, этой сказки, тоже происходит в Нью-Йорке, у меня было ощущение, что я максимально использовал возможности жанра, так что дальше идти уже было некуда. Поэтому я решил сменить направление и написать то, что находится в противоположном конце спектра — что-то более реалистичное. Я начал читать романы писателей-реалистов: американских, таких как Генри Джеймс и Джеймс Морган Прайс​, и зарубежных — Стендаля, Достоевского. И моя книга — результат этого образа мышления, этого восприятия действительности. Я не имею в виду, что книга стопроцентно серьезна, в ней есть и доля иронии. Достоевский не особенно веселый автор, я уж точно веселее. Хотя, по сравнению с Достоевским, любого можно назвать веселым автором (смеется). В моей книге сложный уровень иерархии, в ней идет речь о трех сыновьях, каждый из которых по-своему не совсем нормален. Это такое переосмысление братьев Карамазовых.

 В книге речь идет о времени трусов, которое пришло на смену времени героев. Что, по-вашему, значит быть трусом сегодня?

Я бы сказал, что сейчас мы наблюдаем всеобщую сдержанность и осторожность по многим вопросам. Есть ощущение, что людям стало казаться, что они не могут открыто говорить, о чем думают, как это было раньше. И мне как автору кажется, что наше время нельзя назвать временем героев. Злодеев много, а героев нет. В моем романе много персонажей, которые нередко встречаются в действительности, у всех них есть какие-то недостатки. И вопрос в том, достойны ли люди восхищения, несмотря на их недостатки. Можно ли испытывать к ним сочувствие или симпатию, даже если они совершают ужасные поступки.

Неро Голден, главный герой романа, — человек, который совершил немало неблаговидных поступков, но история развивается таким образом, что к нему начинаешь испытывать сочувствие. И я надеюсь, что читатели тоже начнут ему сочувствовать. Я хотел бы, чтобы это было возможно — сострадать тому, кто, по сути, не очень хороший человек.

Вы сказали, что читали писателей-реалистов, прежде чем начать писать новый роман. Это довольно неожиданно, потому что, на мой взгляд, реалистичных сцен в нем не так уж и много. В «Золотом доме» столько всего намешано: и литература, и кино, и комиксы, и еще много того, что характерно для Салмана Рушди как для писателя …

Мир гораздо удивительнее, чем мы можем себе представить. Книга реалистична не в том смысле, что она натуралистична. Конечно, это не Раймонд Карвер. Реализм как жанр подразумевает под собой широкий спектр. Моя книга — это современный роман в его игровой форме. Я, как писатель, больше всего хотел бы стать Чарльзом Диккенсом. Мне нравится, как Диккенс описывает этот мир. В его описаниях есть что-то даже гиперреалистичное, и его главные герои больше, чем просто реалистичны, они как бы увеличены. Я хотел показать Нью-Йорк в своем романе именно так.

Достоевский не особенно веселый автор, я уж точно веселее

«Золотой дом» вышел всего несколько дней назад, но критики уже успели провести параллель с «Великим Гэтсби», потому что это история большого богатства, рассказанная не главным героем, а наблюдателем. Здесь есть три ключевых персонажа, и главный из них — Неро Голден, который переехал из Бомбея в Нью-Йорк вместе с семьей.

Да, именно с ним в романе связаны основные тайны и даже детективная линия. Из-за нее «Золотой дом» называют гангстерским романом и сравнивают с «Крестным отцом». Когда я слышу эти сравнения, невольно задумываюсь, каким получился бы «Крестный отец», если бы его написал Скотт Фитцджеральд? (смеется). Еще называют «Костры амбиций» Тома Вулфа. Я понимаю, что иногда критикам проще объяснить одно через другое, но все-таки это абсолютно разные книги! Представьте себе литературное чудовище с головой Фитцджеральда, телом Вулфа и ногами Марио Пьюзо... Правда же, я выгляжу совсем по-другому? (хохочет).

Но вы, похоже, не так уж против этих сравнений?

Да (смеется), неплохие все-таки книжки, особенно «Великий Гэтсби». Да и основания для сравнений весьма прозрачны. Джей Гэтсби в реальности вовсе не был Джеем Гэтсби, как и Неро Голден в действительности никакой не Голден. Оба эти человека придумали миф вокруг собственной биографии, правда по разным причинам. Джей Гэтсби поступал так из-за любви, он надеялся получить Дейзи. Что же касается Неро Голдена, он стремился спрятать концы в воду, скрыть свое прошлое. У них разные мотивы, но они идут одним путем. Такое переписывание судьбы свойственно всей американской литературе и Америке вообще. На этом построена вся американская мечта. Вот почему «Золотой дом» сравнивают с «Великим Гэтсби». С «Крестным отцом» еще проще — у меня в романе тоже есть убийство и гангстеры. Но мои гангстеры лучше (хохочет)! Ну а Вулф в «Кострах амбиций» сумел поймать и запечатлеть всю суть исторического момента — в его случае это были 1980-е. Я тоже в романе постарался передать дух сегодняшнего дня. И, знаете, это большой риск для писателя — постараться уловить и сохранить суть происходящего сегодня. У тебя нет необходимой дистанции, ты не можешь до конца оценить перспективу и так далее. Написать большой роман о сегодняшнем дне — это вызов и одновременно драйв. И, собственно говоря, почему бы не попробовать.

 Второй ключевой персонаж — это рассказчик, Рене Унтерлинден. Вас ведь уже спрашивали, почему у вашего героя немецкое имя?

 Да. И я ответил: «Просто оно мне нравится» (смеется).

 И ничего общего с главной улицей Берлина?

 Ну почему же. Я хорошо помню осенний день 1989 года в Берлине. Мы сидели в кафе на бульваре Унтер-ден-Линден с Гюнтером Грассом, пили кофе, и вдруг он заплакал. Я спросил, что произошло. А он ответил: «Я уже не верил, что это когда-нибудь снова случится» (8 мая 1945 года Гюнтер Грасс был взят в плен американскими войсками и находился в лагере для военнопленных до 24 апреля 1946 года — прим. ред). Снова сидеть в кафе на бульваре с чашкой кофе в солнечный день было для него настоящим чудом. Этот эпизод меня глубоко растрогал. Я вспомнил о нем, когда работал над романом.

 Третий ключевой персонаж в книге, на мой взгляд, это Джокер.

Да, это Джокер, который выдвигает свою кандидатуру на пост президента. И выигрывает. У него очень светлая кожа, которой он невероятно гордится. И странного цвета волосы, которые ему тоже нравятся. Я хотел ввести в роман элемент политической сатиры. Когда речь идет о жизни героев, это реальный Нью-Йорк, реальные проблемы, но как только дело касается политики — сразу начинаются комикс и гротеск. Мне хотелось, чтобы читатели это почувствовали.

Как будто комиксы DC (популярные комиксы издательства DC, такие как «Супермен», «Бэтмен», «Женщина-кошка» — прим. ред.) вложены в Washington DC (Вашингтон, округ Колумбия — столица США). Это одна из причин, по которой персонажа зовут Джокер. И вторая — просто шутка. Кстати, снова игра слов (joke — англ. «шутка»): в колоде игральных карт только две карты ведут себя иначе, чем все остальные — козырный туз (Ace of Trump) и Джокер. И я подумал, если я не хочу касаться в романе Трампа, надо выбирать Джокера (смеется). Так что словосочетание «Дональд Трамп» в романе не упоминается.

Вообще он появился далеко не сразу. Сначала я создавал так называемый «мир романа» — мне было важно написать не только портрет непосредственно Нью-Йорка, но и всей Америки. Я старался уловить и передать дух времени. И мне важно было запечатлеть все его приметы: о чем говорили люди, что их волновало, что беспокоило...

Мир гораздо удивительнее, чем мы можем себе представить

Когда вы начали работать над книгой?

Сразу, как закончил предыдущую «Два года, восемь месяцев и двадцать восемь ночей».

 До того, как Трамп выдвинул свою кандидатуру на выборы?

Да, прежде, чем он влез в гонку. Но я сразу отдавал себе отчет, что раз берешься за роман, в котором описываешь текущие события, надо быть готовым к неожиданным поворотам, уметь мгновенно реагировать на происходящее и встраивать новые детали в сюжет. И дело не только в Трампе. То, что происходило в мире, в интернете, в политике... Например, акции вроде «Захвати Уолл-стрит». Мне важно, чтобы роман был достаточно гибким и мог вобрать в себя все, из чего складывается повседневность. Я не собирался начинать роман выборами Обамы и заканчивать новыми выборами. Но потом, когда я уже вовсю работал над книгой, Америка столкнулась с феноменом Трампа. И все происходящее настолько не укладывалось в голове, что я не мог это проигнорировать. И тогда я придумал структуру своего романа, который начинается в точке величайшего оптимизма — в момент избрания президентом Барака Обамы. Понимаете, я был в Нью-Йорке в ту ночь. Я был на вечеринке в честь выборов. Тогда еще мы могли устраивать вечеринки, на которых присутствовали разом республиканцы и демократы, доброжелательно настроенные по отношению друг к другу — теперь все это в прошлом. Я был вместе со своим старшим сыном и хорошо помню все, что происходило. Все нервничали и переживали за демократов — слишком свежа была память о выборах 2000 года (тогда голоса избирателей штата Флорида в пользу республиканца Буша-младшего решили исход выборов, хотя фактически победивший Джордж Буш набрал меньшее число голосов, чем проигравший Альберт Гор — прим. ред). Но вот наступило время подсчета голосов Калифорнии — и по комнате прокатился вздох облегчения. Люди, знакомые и незнакомые, бросились обнимать друг друга! Это было всеобщее ликование и братание, ночь счастья и радости. Мы с сыном ушли с вечеринки и прошлись по всем знаковым местам Нью-Йорка, и я видел это радостное возбуждение на лицах, предвкушение перемен, веру в новую Америку. Это, конечно, была историческая ночь! И даже не важно, насколько успешным президентом в действительности оказался Обама, в ту ночь Нью-Йорк пьянило ощущение, что к власти пришла новая, более прогрессивная и свободная Америка. И было легко поверить, что отныне так будет всегда. Но мы не учли, насколько велика будет сила ответной реакции. А теперь пожинаем плоды.

Как бы то ни было, я решил начать роман именно с этой ночи, потому что это ведь не история Обамы, это история надежд миллионов людей. Точно так же и все последующие события, тот феномен, который мы сейчас наблюдаем, не связаны с личностью одного человека. Это не история Трампа, это история раскола Америки, которая на глазах становится раздробленной. Сегодняшнее общество — это скопище злых и агрессивных людей. Совсем не та Америка, которую хотели видеть отцы-основатели.

Как вы оцениваете эти прошедшие восемь лет?

Барак Обама делал ровно то, что собирался — реализовывал собственный план: черный мужчина в Белом доме. Другое дело, к чему это привело. Мне кажется, это наглядный политический урок. Многие просчитались. Демократы поставили на плохого кандидата. Америка, как ни парадоксально, оказалась не готова к президенту-женщине — 55% белых женщин проголосовали за Трампа. Очевидно, что Билл Клинтон был прав, когда предупреждал, что кандидат, который будет игнорировать интересы рабочих и среднего класса, проиграет. В распоряжении демократов был один из лучших умов Америки, но они этим не воспользовались. Она не прислушалась к советам собственного мужа... В общем, я бы сказал, что это очень странный брак (смеется).

С другой стороны, невероятное количество людей было готово проголосовать именно за белого президента. Один из самых серьезных страхов американских избирателей — изменение демографической ситуации, изменение процентного соотношения белого и черного населения в стране. Белое население ужасно боится остаться в меньшинстве и потерять контроль над страной. Так что к моменту выборов средний класс был раздражен и недоволен. И тут появился кандидат, который заявил: «Я выгоню всех этих ублюдков из нашей страны». И они ответили: «Пожалуйста, будь добр». И теперь он сидит в Белом доме, делая ровно то, что обещал. Тем, кто голосовал за него, по большому счету, не в чем его упрекнуть — он в точности выполняет свои предвыборные обещания.

Как раз сегодня в «The New York Times» появилось срочное сообщение, что США покидают ЮНЕСКО. В этом и заключается план Трампа? Все разрушить?

По большому счету, это единственное, в чем он силен. Он отлично умеет разрушать самые разные вещи: договоренности, основы, отношения, дружбу... Это своего рода талант. Но я считаю, нам повезло, что в остальном он настолько некомпетентен. Если бы он был более сведущ в политике, нам пришлось бы еще хуже. Как бы то ни было, он избран и нам приходится иметь с ним дело. У меня в романе этот персонаж хоть и важный, но все-таки второстепенный. Он часть декорации, своего рода статист. Именно поэтому Джокер — фигура карикатурная, гротескная, которая, при всей значимости, все же остается на вторых ролях.

В конце романа вы говорите, что все в мире остается на своих местах и янки по-прежнему играют в бейсбол. Жизнь продолжается.

Мой герой пытается убедить себя, что после выборов ничего не изменилось. И тут важно сказать, что когда я закончил писать роман — в жизни этот момент еще не наступил. Мне нужно было, сидя за письменным столом, просчитать и предсказать будущее. Опасная штука, знаете ли. Янки по-прежнему играют в бейсбол, Нью-Йорк все так же стоит, но все изменилось. Я, кстати, вдруг заметил, что как-то слишком много людей умирает у меня в книгах.

Жизнь становится наиболее полной и совершенной только после смерти

Да, это правда.

Незавидная судьба — быть героем романов Салмана Рушди (смеется).

Почему, кстати, так происходит?

Не знаю. Я просто люблю убивать людей (смеется). Жизнь становится наиболее полной и совершенной только после смерти. Ну а в структуре этого романа вообще очень многое от античной трагедии. Члены семьи Голден берут себе имена греческих и римских богов и творят новую судьбу. Они ведут себя не так, как обычные люди, они претендуют на роль более значительную. Как, например, в опере, где все герои правдоподобны и реалистичны, но в то же время подчеркнуто преувеличены. Я хотел, чтобы мои персонажи были именно такими. И еще мне было важно, чтобы, как в греческой трагедии, с самого начала было ясно, что должно произойти нечто ужасное. В античной трагедии, как только актеры появляются на сцене, зритель уже знает, что катастрофа случится, и она в конце концов случается. Но вот это напряженное ожидание неотвратимого и есть та движущая сила, которая раскручивает действие и удерживает ваше внимание. Причем когда трагедия происходит — это все равно всегда шок.

Эта книжка написана по тому же принципу: с первых страниц понятно, что надвигается что-то мрачное и тяжелое. Я же не могу сказать вам: смотрите, этот человек скрывает страшную тайну — и не раскрыть ее. Так что, в определенном смысле, это предсказуемый роман (смеется). Авторская задача — придумать по-настоящему страшную тайну и постепенно приоткрывать ее завесу, в нужный момент выдавая читателю один секрет за другим. Загадка в том, что хороший роман может и с самим писателем сыграть злую шутку.

А как происходящее в реальной жизни влияло на сюжет романа? Как, скажем, поведение Дональда Трампа отразилось на образе Джокера?

Почти никак. Как только я придумал Джокера, как только он появился в книге, этот персонаж получил собственную логику развития и поведения, которая подчиняется логике всего романа. А в данном случае еще и законам драматургии, потому что рассказчик, как вы помните — режиссер фильма.

Идея «Золотого дома» — Америка, которая распадается на части. Это возможно только при условии существования человека с качествами Трампа. Да, в определенный момент я учитывал происходящее в реальности. Я был готов переписать пару страниц, если бы выборы закончились иначе, но глобально в романе ничего не изменилось бы. Поразительно, что моя книга знала и смогла предсказать будущее, а я нет. До самого дня выборов я надеялся на другой исход. Я даже впервые голосовал на этих выборах. Не помогло (разводит руками). Я до последнего верил, что Америка проснется с женщиной-президентом... Но моя книга! Вся логика романа подсказывала, настаивала, вопила, что выиграет Джокер. И еще до выборов я написал, тот финал, который есть. Это тот случай, когда книга оказалась умнее автора. Думаю, многим писателям знакомо это странное чувство, когда твой собственный роман оставляет тебя в дураках.

Вы ведь знакомы с Трампом?

— Знаком — это громко сказано, но мы встречались, да. Это было очень-очень давно, задолго до того, как у него появились политические амбиции. И, надо сказать, он был со мной довольно приветлив. Мы встретились в «Мэдисон-сквер-гарден» на концерте Crosby, Stills & Nash лет 16 назад. У нас были билеты на соседние места. Он был с юной Иванкой и отвратительными мальчиками. И меня удивило, что весь концерт он простоял на ногах и знал все слова ко всем песням. Дональд Трамп знает наизусть «Woodstock», можете себе представить? Я удивился, отметил про себя кое-какие детали насчет его сыновей, ну и почти забыл об этом случае. И уж точно не думал, что он обратил на меня внимание. Каково же было мое удивление, когда пару лет спустя мы случайно встретились в опере и он показал на меня пальцем, говоря: «Да это же ты!». Я покрутил головой, вокруг больше никого не было. И мне ничего не оставалось, как ответить: «А это ты!». Он был счастлив (смеется).

А вы предполагали, что он когда-нибудь соберется в политику и пойдет на выборы?

Нет, конечно. Он ведь всегда был довольно известной фигурой в Нью-Йорке, и люди всегда относились к нему как к эксцентрику. На выборах 90% жителей Нью-Йорка голосовали против Трампа. Вдумайтесь! 90% в его родном городе! А все почему? Потому что он в своей программе отвергает нью-йоркские ценности, которые, по сути, совпадают с либеральными. Трамп самый антинью-йоркский житель Нью-Йорка из всех возможных. И если бы вы жили в этом городе, вы бы многое поняли про Трампа еще до выборов. Собственно сейчас вся Америка начинает понимать то, что в Нью-Йорке известно давным-давно. Мы живем в очень странное время. Невозможное не просто становится возможным, оно происходит прямо сейчас.

На днях я обедал со своим другом Иэном Макьюэном. Мы обсуждали происходящее в мире и сошлись на том, что если бы год назад кто-то из нас описал все, что сейчас творится, в своем романе и принес издателю, рукопись обязательно бы вернули с просьбой как следует поработать над сюжетом — уж больно неправдоподобно написано. А теперь получается, что магический реализм стал нашей реальностью. И писателям, которые работали в жанре магического реализма, приходится обращаться к правде, чтобы хоть как-то ее защитить. Когда вокруг становится слишком много вранья, наступает время литературы говорить правду. И роман — тот самый жанр, который лучше других для этого подходит. Роман становится территорией соглашения между писателем и читателем о том, что такое правда. Если книга трогает вас, задевает ваши чувства, волнует по-настоящему, вы говорите себе — да, это честно, это справедливо, это то, как должно быть. Подлинные переживания, чувства, прожитые вместе с героями, вы сможете безошибочно отыскать и в реальной жизни. Тогда вы начнете понимать истинную природу вещей. Мне кажется, пришла пора писать реалистичную прозу именно потому, что мир вокруг начал сходить с ума.

На русском языке роман «Золотой дом» выйдет в издательстве Corpus осенью 2018 года.