Если вы работаете в медиа, скорее всего, в последнее время вам было страшно заходить в соцсети: каждый день вы узнавали о своих коллегах много нового и неприятного. Русскоязычный сегмент Twitter взорвался десятками историй женщин (и, реже, мужчин), подвергшихся сексуальному насилию и домогательствам на рабочем месте. Эти истории рассказывали преимущественно действующие и бывшие сотрудницы популярных СМИ. Ну, или те, в чей круг общения входят журналисты. Нечто подобное уже происходило в 2016 году, когда украинская активистка Анастасия Мельниченко запустила в Facebook акцию #яНеБоюсьСказати, которую с готовностью подхватили российские и белорусские пользовательницы.
Принципиальная разница заключается в том, что тогда, четыре года назад, личности «героев», как правило, не раскрывались. Сегодня мы получили возможность узнать их поименно. Обвинения в сексуальных домогательствах, насилии и абьюзе прозвучали в адрес шеф-редактора «МБХ Медиа» Сергея Простакова, фотографа «МБХ Медиа» Андрея Золотова, SMM-менеджера Сбербанка Руслана Гафарова, руководителя проектов Сбербанка Сергея Миненко, ведущего телеканала «Дождь» Павла Лобкова. На днях в харассменте уличили основателя самиздата «Батенька, да вы трансформер» Егора Мостовщикова, а игрока «Что? Где? Когда» Михаила Скипского и вовсе обвиняют в приставаниях к несовершеннолетним. Последний пусть и не журналист, но к телевидению имеет непосредственное отношение.
Может сложиться впечатление, будто мир журналистики — исключительная клоака, где схватить жену коллеги за пятую точку перед публикацией очередного репортажа считается чем-то вроде ритуала «на счастье». Но на самом деле сексуальное насилие есть везде. Еще в мае произошел скандал с домогательствами в МГУ. Неподобающее отношение к поклонницам припомнили Кириллу Бледному, солисту группы «Пошлая Молли». Девушка под ником @aliin.b рассказала в TikTok о том, как актер Гоша Куценко настойчиво уговаривал ее приехать к нему в отель. С харассментом, по их словам, регулярно сталкивались работницы московских рюмочных, принадлежащих Дмитрию Ицковичу.
Сколько случаев домогательств в сфере общепита, медицинского обслуживания и легкой промышленности осталось за кадром, можно только догадываться. И совершенно неудивительно, что бурю подняли именно сотрудницы и сотрудники СМИ: профессия журналиста сама по себе предполагает потребность делиться социально значимыми историями. Вот только, когда дело дошло до обсуждения проблемы харассмента в социальных сетях, выяснилось, что далеко не все разделяют желание посочувствовать жертвам. Многие представители комьюнити бросились защищать приятелей постами и комментариями в духе «Да если б N меня облапал, я была бы только рада», разражаться гневными тирадами в адрес женщин, которые якобы «просто хайпуют», а еще — ругать на чем свет «новую этику».
«Мода» на харассмент
Вообще, в потребности оправдать уважаемого человека, которого обвиняют в совершении ужасных поступков, нет ничего необычного. Члены семей преступников, чья вина доказана в суде, порой до последнего не верят, что за обликом любимого мужа, отца или брата скрывался кто-то жестокий, пугающий, незнакомый. Что уж говорить о явлениях вроде харассмента, которые в российской культуре не имеют пока однозначной оценки. Тем не менее открытие, что любимый тобою коллега замешан в каком-то некрасивом скандале, разрушает ощущение стабильности привычного мира.
Перед тобой встает сложный вопрос: как дальше себя вести, если этот человек действительно поступал с кем-то плохо? Продолжать общаться как ни в чем не бывало? А что, если в таком случае другие осудят тебя за равнодушие? Или все-таки стоит разорвать отношения? Но тогда это может иметь последствия для твоего собственного статуса в рабочем коллективе или в компании друзей. Куда проще сделать вид и попытаться доказать остальным, что ничего из ряда вон выходящего не произошло.
На руку этой логике играет и тот факт, что сами по себе слова «харассмент» и «абьюз» заимствованы, их значение понимает довольно ограниченный процент населения страны. К тому же мы живем в эпоху возрождения «традиционных» ценностей, а к ним относится в том числе патриархальная модель отношений. Удивительно, но на фоне последних событий сохранение этой самой модели, основанной на главенстве права сильного, оказалось невероятно важным вопросом даже для тех, кто в остальном нещадно критикует существующий политический режим. В результате дискуссия о реальной проблеме сексуального насилия (с ним, по данным ВОЗ, сталкивается каждая третья женщина) стала заменяться рассуждениями о «моде», которую якобы взяли на вооружение россиянки, насмотревшись на то, как в США предприимчивые актрисы мстят «несчастному» Харви Вайнштейну.
Но дело вовсе не в «моде», а в том, что о нарушении сексуальных свобод, которое на протяжении истории человечества практиковалось более или менее всегда, и в первую очередь — в адрес женщин, наконец-то стало можно говорить открыто, не боясь последствий. Или, по крайней мере, боясь их меньше, чем раньше. Соцсети дали право голоса тем, кто привык молчать ради собственной безопасности. Теперь жертвы харассмента, насилия, абьюза знают: они не одиноки, и наряду с теми, кто отчитает их за то, что «выносят сор из избы», обязательно найдутся и те, кто окажет поддержку, поможет пережить тяжелый опыт и даст контакты проверенного психотерапевта.
Кто здесь власть?
Точно так же «новая этика» — на самом деле никакая не новая. Представление о телесных границах — одна из важнейших тем, которые психологи десятилетиями рекомендуют родителям обсудить с ребенком, чтобы тот мог отличить допустимые прикосновения от недопустимых. Демонстрировать кому-то свои гениталии, просто потому что хочется, и в прошлом веке считалось не то чтобы приемлемым. Анекдотического эксгибициониста, прогуливающегося по парку в плаще, в лучшем случае называли извращенцем и крутили пальцем у виска. В худшем — сообщали участковому или разбирались собственными (часто — жестокими) методами.
О домогательствах и абьюзе сняты десятки фильмов: начиная с «В постели с врагом» и заканчивая «Девушкой с татуировкой дракона». Многие из них появились задолго до движения #MeToo. В наивном российском документальном сериале «Понять. Простить», в котором психологи дают советы тем, кто попал в трудную ситуацию, в изобилии встречаются персонажи, столкнувшиеся с сексуальным принуждением на работе. И даже весьма ограниченными художественными средствами авторам удается передать, что герои вовсе не рады тому, что начальник или начальница обратили на них внимание.
Девушке, воспитанной в здоровой психологической обстановке, имеющей представление о личных границах и выбор, с кем быть, не понравится, если приятель — пусть даже он будет гениальным журналистом — без ее согласия начнет лезть к ней под одежду, шептать скабрезности и заталкивать в темную комнату. Принуждение не нравилось женщинам и в XIX веке: слабо верится, что героиня картины Василия Пукирева «Неравный брак» с восторгом предвкушает первую брачную ночь. К слову: интернет-пользовательницы, рассказывающие о насилии и харассменте, вообще-то получают вовсе не легко заработанную популярность, а главным образом потоки оскорблений в свой адрес.
Пресловутую «новую» этику в итоге вернее было бы назвать «неудобной». А неудобна она в первую очередь тем, кто привык получать бонусы от обладания властью. Харассмент, абьюз, сексуальное насилие — явления, завязанные на злоупотреблении властью. Властью начальника — над подчиненной, преподавателя — над студенткой, физически сильного — над беспомощным, обладающего деньгами — над находящимся в зависимом материальном положении. Защитники тех, кого в эти дни обвиняют в домогательствах, постоянно пытаются вычеркнуть из уравнения иерархию: мол, участники истории — взрослые люди. Что мешало женщине просто сказать «нет»? Но на самом деле там, где иерархия существует, игнорировать ее влияние на развитие ситуации как минимум странно.
Трудный разговор
В то же время само по себе слово «новый» сбрасывать со счетов тоже не стоит. Российское общество, похоже, действительно вступает в новую эпоху: не зря скандал с харассментом в медиа почти сразу вышел за пределы местечковых разборок в Twitter и тематических площадок вроде Wonderzine. О нем сняли сюжеты даже федеральные каналы. Отчасти, конечно, это связано с тем, что некоторым СМИ выгодно представить «либеральную» журналистику как сборище насильников. Однако очевидно, что потребность в масштабном разговоре о домогательствах на работе и абьюзе в отношениях зрела давно.
Благодаря беспрецедентному уровню открытости, подаренному нам соцсетями, такой разговор, наконец, стал возможен, хотя вести его в спокойном тоне не получается и вряд ли получится: тема харассмента слишком сильно заряжена обидой, тревогой, возмущением. А еще — непониманием. В США Комиссия по равным возможностям трудоустройства еще тридцать лет назад составила инструкцию, помогающую определить, что является домогательствами, а что — нет. Россия находится в самом начале пути, но стартовавший в Twitter конфликт явно дал толчок формированию адекватного свода правил: в частности, «Новая газета» уже приняла регламент против сексуального и психологического насилия.
Вместе с тем мы все еще понятия не имеем, как правильно реагировать на обвинения в неподобающем поведении, если оно не прописано в уголовном кодексе. Журналисты и их работодатели выбирали разные стратегии. Кто-то, как Павел Лобков, приносил извинения, ссылаясь на то, что воспитывался во времена, когда представления о телесной неприкосновенности были якобы другими. Рабочее место Лобков не потерял. Кто-то, как Сергей Миненко, свою вину, скорее, отрицал. Сотрудники «МБХ Медиа» уволились, а редакция самиздата «Батенька, да вы трансформер» опубликовала, мягко говоря, обтекаемое заявление, из которого можно сделать только один вывод: мир по-прежнему в огне.
Не будем забывать и о культурно-бытовом контексте. Так уж получилось, что в России многие сферы отношений (начиная с детско-родительских и заканчивая профессиональными) исторически буквально пропитаны психологическим и физическим насилием. Эмпатия — по-прежнему нечастый гость в московских гостиных. Поэтому процесс переосмысления того, что долгое время считалось нормой, будет болезненным, долгим и непростым. Тем не менее, если мы сможем пройти через него, раз, навсегда усвоив, что нарушать сексуальную неприкосновенность другого человека нельзя ни при каких условиях, наше общество в итоге точно станет лучше. А те, кто усваивать эту аксиому откажется, скорее всего, будут сброшены с парохода современности подрастающим поколением, которое имеет значительно более четкие представления о том, что такое насилие и почему оно недопустимо.
