В марте на Берлинале победило «Безумное кино для взрослых» — румынская трагикомедия о травле учительницы, чье домашнее порно попало в сеть. Фильм сняли во время пандемии и он до сих пор остается едва ли не единственной картиной, признавшей новую реальность: его герои носят медицинские маски, призраками бродят по опустевшему городу и ожесточенно боятся друг друга. Конфликты возникают то тут, то там: в аптеках, на дорогах, в очередях, дома, в школе. Кульминацией становится суд чести над несчастной учительницей, который родители устраивают в школьном саду — чтобы соблюсти санитарные требования и тронуть зрителя библейской цитатой. Берлин — первый из трех ключевых фестивалей года — фиксирует важное изменение в каждом из нас. Мы отказались от личных границ ради всеобщего блага. Теперь любой может измерить температуру нашего тела — и распорядиться нашей судьбой.
Сквозной темой июльских Канн была близость — вынужденная или добровольная, счастливая или несчастная, опасная или сулящая радость. Незнакомцы из «Купе номер 6», несмотря на принадлежность к разным мирам (она — девушка-квир из Финляндии, он — шахтер из России), оказывались самыми родными душами на белом свете под черным мурманским небом. Скандальный «Титан» — странная история отца и дочери, где отец — не родной, но вот-вот станет дедом… автомобиля. И конечно же, Канны посвятили себя семье — вплоть до показа «Форсажа» на пляже. Личное становится важнее политического, когда живешь в тесноте.
Идея Венеции, кажется, в том, что новое внешнее (тема Берлина) и новое внутреннее (тема Канн) смогут жить в мире только тогда, когда этот мир заключат прошедшее и будущее время. Фильм «Параллельные матери» Педро Альмодовара, открывший Венецианский фестиваль, долго и успешно притворяется мелодрамой с телевидения девяностых. Две беременные женщины знакомятся в роддоме: младенцев перепутывают (или подменяют?); отцы оказываются либо негодяями, либо трусами; дети же превращаются в два образа будущего — счастливый и тупиковый. Но параллельно с этой мыльной оперой развивается куда более важный сюжет: героиня Пенелопы Крус (впоследствии названной лучшей актрисой фестиваля) мечтает перезахоронить своего дедушку и его односельчан, погибших в революционную пору испанской истории. Сперва кажется, что это желание — просто предлог для ее знакомства с археологом Артуро. Но чем ближе финальные титры, тем громче звучит мысль Педро Альмодовара: нации необходима генетическая экспертиза, причем лучше это будет тест на материнство, а не на отцовство. Потомки убитых ложатся в наконец-то найденную могилу предков и сворачиваются на земле в позе эмбриона. Прошлое способно и убить, и спасти будущее — смотря как к нему относиться. Об этом же — и другие ключевые фильмы минувшего фестиваля.
«Рука Бога» Паоло Соррентино (Гран-при фестиваля) — история о детстве режиссера, предопределившем (самым трагическим — но и поэтическим тоже — образом) его зрелость. «Власть пса» Джейн Кэмпион (приз за режиссуру) — экспедиция в Америку вековой давности. Гипертрофированно мужественный ковбой (которого играет ни много ни мало Бенедикт Камбербэтч) вступает в конфликт с юношей, который делает цветы из бумаги. Фильм ругают за психологический схематизм и пренебрежительно называют приквелом «Горбатой горы», но он многое успевает сказать о изъянах патриархального мира и травмах прошлого, которые мешают и женщинам, и мужчинам.
Сенсационный режиссерский дебют Мэгги Джилленхол «Потерянная дочь» тоже описывает связь между днем завтрашним и днем минувшим. А гипнотизирующий итальянский фильм «Дыра», герои которого спускаются в самую глубокую пещеру Европы, в прямом смысле призывает к рефлексии без границ. Даже если исследователя ждет черная бездна.
Основной программе вторят внеконкурсные фильмы. Итальянский психологический триллер «Внутренняя клетка» (к слову, гениальный) описывает противостояние группы надзирателей и узников в тюрьме, которую вот-вот закроют. Почти всех заключенных перевели в новые места, огромное здание опустело и охрана, несмотря на перевес в силе, оказывается в том же положении, что и преступники. Начинается шахматная партия, каждый из ходов которых отзовется в будущем. Что, например, будет, если тюремщики и узники пообедают вместе? «В прошлом я такого не вспомню», — говорит самый старый из заключенных.
Пародийный триллер Эдгара Райта «Прошлой ночью в Сохо» (опять-таки: прошлой) — это басня, в котором студентка из современного Лондона устанавливает странную связь с певицей из Сохо 60-х. Сексуальное насилие полувековой давности приводит к последствиям в настоящем. Призраки прошлого требуют, чтобы их услышали — иначе в будущее не пустят.
И этот сквозной сюжет — вполне себе повод примириться с неожиданной победой французского фильма «Событие», который почти всем критикам показался вторичным и спекулятивным. Его героиня — девушка из Франции конца 50-х, которая хочет поступить в университет, но беременеет. Сделать аборт легально нельзя — в тюрьму отправят и женщину, и врача. Начинается страшная борьба с собственным телом, обществом и самой судьбой. Первая реакция на фильм — недоумение: сегодня такое кино считают актуальным, если события происходят в Африке или на Ближнем Востоке. Европейские фестивали вроде бы поставили точку в разговоре об абортах еще в 2007-м году, когда румынские «4 месяца, 3 недели и 2 дня» взяли «Золотую пальмовую ветвь» в Каннах. А американский фестиваль «Санденс» чествовал фильм «Никогда, редко, иногда, всегда» в прошлом году — и делал это на фоне ужесточения законов об абортах в штатах вроде Техаса. Но суть «События» — в том, что кино не должно тешить себя иллюзией, будто искусство может решить проблемы реальности с первой попытки. К темам из «прошлого» надо возвращаться снова и снова. Иначе будущее не родится.
