Разговоры вот уже который день одни и те же. В начале недели позвонила подруга, которую я не слышал чуть меньше года, и долго жаловалась, что очень много жрет. Для нее (как и для многих других, судя по социальным сетям) еда стала единственным развлечением и главным — законным — поводом выйти из дома. «Пошла я тут в "Азбуку" купить лемонграсс. Почему-то очень нужен был лемонграсс, хотя, понимаешь, я ведь его вообще никогда не любила!» — говорит. В ленте Facebook обсуждается, кому удалось максимально полно провести день, собрав целый пакет мусора, чтобы завтра с ним законопослушно сходить до помойки…
Может показаться, что предыдущий абзац написан с некоторой смесью высокомерия и брезгливости, но вообще я людей люблю. Нет, правда — они (я/мы) интересные. Просто предыдущие недели, когда многие уже закрылись в квартирах, было некоторое количество дел, которые ну никак из дому не решить — личных, рабочих, всяких. Может быть, просто чувствовал, что через несколько дней заниматься всем этим будет поздно: бывает, что интуиция иногда из вежливого внутреннего голоса оборачивается ариадниным клубком и ведет по бетонному лабиринту с завидной уверенностью. В общем, домотался я по городу, все сделал, всех повидал, а вечером воскресенья с чувством выполненного долга пошел домой на самоизоляцию. Шел и думал о том, что очень интересно, как это будет — что со мной самим будет, ничего подобного ведь еще не случалось.
Самое смешное, что вся эта прекраснодушная пошлость про повод «заглянуть внутрь себя» и «заняться саморазвитием», в общем, оказалась чистой правдой. Заглянув поглубже, я вспомнил, что значительную часть детства — поры, когда у меня часто повышалась температура и было нечем дышать, — я провел с книжками. Вспомнил многие часы, вспомнил, что, кажется, ни от чего тогда я не был настолько счастлив. И признался себе, наконец, как сильно и долго хотел не вернуться туда, нет, скорее вернуть себе это счастье.
Повесть Сигизмунда Кржижановского «Клуб убийц букв» начинается с рассказа о том, как бедному начинающему писателю пришлось однажды продать все свои книги, чтобы поехать на похороны матери. Вернувшись, он снова сел писать, потянулся за одним из томов, чтобы сверить какое-то место. Книги на месте не оказалось, он лег и, уставившись в пустые полки, стал пытаться представить себе многажды читанные страницы. Так стали появляться новые замыслы, как-то незаметно его стали печатать. Хибара превратилась в просторный дом, книги заполнили полки, а замыслы — напротив — начали убывать… Дальше там еще много чего интересного случилось, но это лучше прочесть самостоятельно. Куда важнее тут то, как работает энергия искренней бескорыстной увлеченности — именно это ощущение (как я понял благодаря пришедшему в эти дни мне в руки тому Кржижановского) и дарило в детстве то самое счастье.
«Мне всегда нравились машины, оружие и фотоаппараты. Машины и оружие принесли мне кучу проблем. Фотоаппараты — нет». Это слова великого фотографа Джима Маршалла из фильма под названием «Джим Маршалл: Рок-н-ролл в объективе», который вышел 1 апреля на цифровых платформах, минуя отсутствующий прокат. Маршалл прожил долгую жизнь, был сложным, вздорным, порой невыносимым человеком — обо всем этом (вспыльчивость, отозвавшаяся тюремным сроком, кокаиновая зависимость, нарциссизм) в фильме рассказано довольно подробно. Однако стержнем его жизни была беззаветная увлеченность фотографией. Именно она — вкупе с талантом, конечно, — открыла ему возможность сделать снимки, позволяющие и сегодня почувствовать себя рядом с Джоном Колтрейном, Майлзом Дэвисом, Джонни Кэшем и прочими из числа почитаемых нами богов и героев.
Еще один фанатик — великий баварский режиссер Вернер Херцог — на своих мастер-классах говорит, что документалист не должен быть просто «мухой на стене». Иначе лучшие фильмы снимали бы камеры наблюдения. И тем забавнее, что Джим Маршалл утверждает, что он старается быть именно что «мухой на стене». Парадокса здесь, на самом деле, нет — просто один и тот же образ два гения использовали в разном смысле. Маршалл имел в виду способность замереть и максимально полно воспринять происходящее, не снять кадр, а зафиксировать мгновение жизни.
Собственно, сейчас каждый из нас, получив директивы по ограничению передвижений, имеет все обстоятельства, чтобы превратиться в эту самую муху — занять позицию, оглядеться как следует вокруг. Для Москвы это вообще уникальная ситуация — давно ли вам удавалось больше 15 минут знать ответ на вопрос «где я нахожусь?». Ну а с другой стороны, нелишне вспомнить о той простой истине, что ты — это не твой безумно богатый внутренний мир или невероятный творческий потенциал. Ты — это то, что ты делаешь, и хорошо бы делать то, что тебя по-настоящему увлекает и наполняет. Известная рекомендация Чарльза Буковски велит найти то, что ты любишь, и позволить этому себя убить. По уши влюбленный в литературу сардонический мудрец с Венис-бич не счел нужным разжевать, что убийство это (которые мы обычно и зовем жизнью) может быть сколь угодно долгим, но только в описанной конфигурации — по-настоящему счастливым.
