Ожидания
2017-й был странным годом сразу во многих отношениях и областях. Один из главных литературных сюрпризов — то, что всем понравился свежий, вышедший по традиции осенью роман Виктора Пелевина.
За «iPhuck 10» писатель получил премию Андрея Белого — в известном смысле оппозицию «Большой книге», «Национальному бестселлеру» и другим призам, которые, как принято считать, обеспечивают авторам известность и бонусный раунд издательских инвестиций. То было, напротив, закрепление символического статуса Пелевина: теперь он официально — или, что тоже верно, неофициально — такой же великий, как и лауреаты прошлых лет: Саша Соколов, Евгений Харитонов, Юрий Мамлеев, Эдуард Лимонов и его вечный спутник-антагонист Владимир Сорокин, взявший в 2001 году награду за «Заслуги перед литературой».
Все это — а также редкая интенсивность культурно-политического сезона — повлияло на то, что не разбежавшийся за годы поточной работы читатель ожидал от любимого автора. Пелевинский стрим-2018 должен был предложить модель мира, объединяющую сексуальные скандалы в Голливуде, санкции, отравление Скрипалей, чемпионат мира по футболу и другие, более локальные сюжеты; создать связный нарратив, который можно было, как аркан, набросить на пошедшую вразнос реальность, притянуть ее к себе и пристально — во всяком случае, пристальнее, чем позволяет лента, — изучить. И не сказать, чтобы этот (всегдашний, говоря по правде) запрос был проигнорирован.
«Тайные виды на гору Фудзи» — роман про трех российских олигархов, увлекающихся продвинутыми духовными практиками, но не готовых ради достижения абсолютной нирваны отказаться от своей субъектности — а значит, собственности. Их мистические эксперименты протекают на фоне обострения противостояния с Западом и — параллельная и равнозначная линия — эмансипации москвички Тани, которая, потерпев крах на персональном IPO, осваивает боевой феминизм. На вершине, как писала классик американской литературы Фланнери О’Коннор, все тропы сходятся — да только, подсказывает угрюмый русский сатирик, едва ли это заветная Фудзи.
В пересказе книга звучит одновременно бойче и площе, чем на 413 страницах у Пелевина. Газетные передовицы (упоминается «нервный газ с почтовым индексом») и новинки мультиплексов (очевидные отсылки к «Черной пантере» и «Чудо-женщине») занимают писателя не больше, чем джаны и нимитта: у этого автора в нагрузку к мемам всегда идет поп-буддизм, но таким гибридом уже никого не удивишь и не расстроишь — о технико-тактических параметрах продукта не первый год пишут чуть выше ценника. Новость заключается в том, что временами роман — в куда больших, чем в «iPhuck 10», объемах — похож на настоящую, под стать регалиям, литературу. А еще — что на этот раз автор метит не в феминизм, а в свою вечную, на самом деле, мишень.
Стиль Пелевина
Одна из самых распространенных претензий к Виктору Пелевину, преследующая его с начала карьеры, — недостаточная стилистическая искушенность, усредненность языка и в то же время неуемная тяга к каламбурам: как правило, двуязычным. В 2010-е, сразу после «Ананасной воды для прекрасной дамы», у нас было много поводов убедиться в ее справедливости — но «Фудзи» (по крайней мере, местами) написана иначе. Точнее, как тогда, 8 лет назад, и даже раньше.
Обаяние его ранней прозы строилось на позиции повествователя — аутсайдера, наблюдающего за богами и механизмами из самого дальнего угла. Это положение сообщало пелевинскому синтаксису особенную — очень московскую, если разобраться, — тоску. Он умел в пределах одного предложения совершить переход от уличного пейзажа к душевному, описать, как фальшивый взрослый мир теснит детскую идиллию, и в нужный момент как-то очень трогательно, почти беспомощно развести полы авторского халата: это я — а не очередной ненадежный рассказчик или, хуже всего, тень тени.
Что-то подобное можно (снова) испытать, читая главу «Таня», — про еще одну, как у Ромы Шторкина из «Empire V», непридуманную русскую судьбу, не выдержавшую столкновения с рынком. «Словно бы на самом деле мечтала и думала не она, а в пустом осеннем сквере горела на стене дома огромная панель, показывая равнодушным жирным воронам рекламу бюджетной косметики» — Пелевин неотразим, когда вот так катит на велосипеде по вечерней Москве, выхватывая фонарем лица и вывески.
Немало аналогичных эпизодов и в другой части романа — которая про бизнесменов, отказавшихся от кокаина в пользу более утонченных наслаждений. Обнаружив — в соответствии с буддистским учением — тщету всего сущего, толстосум Федор обживает глубокую (и тоже какую-то очень убедительную) депрессию и сочиняет «универсальную земную мудрость на все времена»: «Ты есть это. И это пройдет». Своей экономностью этот афоризм напоминает прошлогодний хит «Жить ой. Но да» — только вектор теперь совсем другой.
Не кажутся, к слову, невыносимыми и «духовидческие» фрагменты: Пелевин так давно и регулярно описывает очень абстрактные, не верифицируемые мирянином состояния, чтобы не начать втихаря пускать по второму кругу сравнения и метафоры, — но нет, этого шулера за руку не поймаешь. Будда как дилер, хакнувший человеческий мозг, как сервера Демократической партии, — с таким образом мы еще не сталкивались.
П5
Впрочем, «Фудзи» обсуждают (и осуждают) совсем в другом контексте: увидев в аннотации «алхимических трансгендеров» и «черных лесбиянок», читатели бросились искать в книге сексистские пассажи и реплики — и, конечно, набрали полные карманы.
Здесь придется сделать довольно странное — потому что очевидное — замечание. В отношении пелевинских книг как будто не действует стандартное представление о романе как о свободной конкуренции идей; форме, предполагающей полифонию мнений и независимость авторской позиции от того, что произносят созданные им персонажи. Приравненный к своим (не самым, что уж там, симпатичным) героям, Пелевин вынужден отвечать за взгляды, которые он — вполне возможно — не разделяет. Сводя его подход к феминизму к терапевтическому трепу заправивших в обе ноздри мандаринов, скептики отчего-то игнорируют противоположный — и вполне пелевинский по структуре и интонации — взгляд на «…мразей», которые одновременно насаждают гламур и издеваются над подсевшими на него женщинами.
Но вообще «Фудзи» — это в первую очередь роман про деньги — и про то, что может выступать в качестве их заменителя. Сколотив финансовый капитал, богачи на яхтах жаждут обрести духовный, а один даже умудряется на этом заработать: благодаря инсайту в джане он на пике сбрасывает биткоин. В плюсе остаются медитировавшие для них монахи. Капитализирует полученные во время обучения навыки и Таня. Другими словами, по Пелевину, все наши эмоциональные (не говоря уже про экономические) транзакции в XXI веке сводятся к формуле, описанной в том же «Empire V»: «Главная мысль, которую человек пытается донести до других, заключается в том, что он имеет доступ к гораздо более престижному потреблению, чем про него могли подумать».
И тут мы подбираемся к по-настоящему интересной теме, к П5 — политическим пристрастиям популярного прозаика Пелевина. По всему выходит, это единственный российский интеллектуал с федеральными тиражами, который воспринимает 90-е как безоговорочную моральную катастрофу. Не бедствующий, судя по стоимости экземпляра, писатель, он — уже 25 лет — пишет про исчезновение непрагматичного, свободного от унизительного стяжательства подхода к жизни, про расправу бандитского государства над «совками», жившими на «самой близкой к Эдему помойке». Это может показаться наивным, но если у современных левых и есть сейчас рупор и потенциальный актив, то это как раз Пелевин и 55 тысяч человек, для которых напечатана «Фудзи». Те самые — процитируем обложку — «одинокие усталые люди, из которых капитализм высасывает последнюю кровь».
А еще кажется, что в этом романе Пелевин не удержался и оставил — как художник в углу картины — автограф. Ближе к середине книги Таня встречает на опушке грибника Павла Васильевича: он объясняет ей, что она заблудилась не в лесу, а в жизни, дает одежду и деньги на проезд и сводит с феминистским подпольем, инициируя превращение героини из жертвы «коммерческого товарняка» и патриархальных «думок» в мать этого мира.
Заботливый и мудрый Павел Васильевич с фляжкой самогона, которого «новые охотницы» по-доброму кличут «старым шовинистом», — можете снять накладную бороду и ватник, мы вас узнали.
