В 2020 году нелепо и пошло говорить о том, что в связи с какими-то позициями «ушла эпоха». Дело не в том, что ушла старая, — дело в том, что новая уже не оставляет ни единого шанса на то, чтобы не заметить ее вхождения в полноценные права наследования земного шара. Сокрушаться по поводу «ухода» глуповато, но вот вспомнить о том, чем была знаменательная предыдущая, никогда не поздно. Если говорить об эпохе Шона Коннери, то она, строго говоря, завершилась еще в начале нового тысячелетия. Занятно, что и одна из последних ролей Коннери случилась в картине, сюжет которой крутился вокруг «проблемы 2000» (интересно, многие ли сегодня помнят, какие тогда были «проблемы»). В «Западне» Джона Эмиела сэр Шон сыграл старого вора Роберта Макдугалла, в напарницы к которому набивается юная коллега в исполнении Кэтрин Зеты-Джонс. В 1999-м, на излете великой эпохи жанрового кино, «Западню» несколько пропустили мимо глаз и ушей — подумаешь, еще один авантюрный триллер. Однако сегодня она смотрится настоящим документом этой самой ушедшей эпохи. Сюжет вроде бы понятен уже из завязки, однако Коннери играет своего героя человеком, проходящим сквозь жизнь, как нож сквозь масло. В криминальной романтике здесь не было никакой интриги — ну как, скажите, можно поймать Коннери? Но оторваться все равно невозможно.
В середине 1950-х, когда он начинал карьеру, сложно было поверить, что сын уборщицы, бывший морпех и бодибилдер станет одним из главных актеров столетия. Однако уже после того, как на съемках фильма «Другое время, другое место» Коннери набил морду ревнивому гангстеру, подозревавшему молодого актера в романе с партнершей, стало ясно, что этот человек крепче, хитрее, острее, чем кажется. Известно, что Ян Флеминг был не в восторге от выбора актера для первой экранизации своего романа. Кроме того, Коннери совершенно не собирался избавляться от шотландского акцента и сделанной во время службы татуировки «Scotland Forever» («Шотландия навсегда»). Однако режиссер фильма «Доктор Ноу» Теренс Янг оказался настойчив, обучил артиста необходимому комплексу хороших манер и, как выяснилось, не прогадал.
В конце концов, акцент здесь не имел ровным счетом никакого значения. Коннери с его вечной чуть сардонической ухмылкой мог бы, кажется, сыграть агента 007 вообще ни разу не раскрывая рта (кроме как для поцелуев с девушками Бонда, конечно). Если сегодня пересмотреть первый блок бондианы с позиций новой этики, можно легко сбиться со счету от эпизодов, из-за которых с этими фильмами надо сделать (минимум) то же, что недавно с «Унесенными ветром». Бонд, не меняя практически выражения лица, меняет женщин, не печалится особенно из-за их гибели, а одну даже бьет по лицу — предварительно соблазненнную Таню Романову в «Из России с любовью». Легитимность всему этому торжеству шовинизма придает все та же улыбка. Флеминг писал свои романы, вкладывая в нее изрядную долю иронии (которую в СССР, впрочем, долго принимали за чистую монету), а Коннери стал ее безупречным, лучшим в истории проводником. Сам он, кстати, говорил, что романов про Бонда прочел всего парочку, но всегда считал Флеминга человеком интересным — куда более интересным, чем подарившего Коннери мировую славу героя.
Коннери как-то сказал, что хотел бы стать «стариком с хорошим лицом — как Хичкок или Пикассо». И это ему удалось с той же легкостью, как и все остальное. Вторая половина жизни — после ухода из бондианы — получилась едва ли не продуктивней, несмотря на всю иконичность образа из «Доктора Ноу» и «Шаровой молнии». «Человек, который хотел быть королем», «Горец», «Имя розы», «Индиана Джонс», «Скала», уже упомянутая «Западня» — мало кому из актеров удавалось прожить такую, что называется, жизнь в искусстве. И так же, по собственной воле, из него уйти. После «Лиги выдающихся джентльменов», вышедшей в 2003 году, Коннери больше не снимался. В этом не было никакой демонстративности, он просто не мог больше найти работу себе по вкусу, предпочитая проводить время на Багамах. В частности, за это время он успел отказаться, например, от роли Гендальфа. Всякий раз обозначая свое естественное уважение к коллегам, он, не стесняясь в выражениях, критиковал индустрию нового века, говорил о том, что те, кто делает кино сегодня, ни черта не понимают в том, что это, собственно, такое.
Эволюция на каждом витке проходит период проработки технических средств производства — и актерской профессии это касается в той же степени, что и, скажем, строительства. Современное поколение актеров в условном диапазоне от Ди Каприо до Джеймса Франко — блестящие, одаренные профессионалы, способные к невероятным перевоплощениям и не боящиеся опасных для жизни вызовов. Они готовы менять свойства своей речи для полного перевоплощения в героев. Они не боятся быть неузнаваемыми. Все это — так называемый актерский аппарат, мастерство, усилия в достижении которого прекрасно видны и заслуживают всяческого уважения. То же, что называется, например, «человеческим содержанием» — категория крайне эфемерная и почти жульническая. Более того — актер вообще не обязан быть умным, а иногда это и вовсе мешает. Если вспоминать работы Коннери, то, пожалуй, сходу не вспомнишь ни одного монолога, кажется, что самый выдающийся текст, звучавший из его уст — слова битловской «In My Life» с одноименного альбома Джорджа Мартина, на котором песни ливерпульской четверки исполняли известные киноартисты. Однако и в этом неожиданном музыкальном выходе прекрасно слышно главное — даже не интонации, а ритм речи и паузы, которые он позволяет себе как должное. Джимми Пейдж, объясняя выбор названия альбома Led Zeppelin «Presence», говорил, что группа достигла такого уровня, что ей достаточно просто обозначить свое «присутствие» в мире. Этим талантом присутствовать всю жизнь обладал и Шон Коннери, молчание которого всегда значило и объясняло куда больше любых слов. Тем более слов сегодняшних — тех, от которых хочется немедленно сбежать и прожить долгую и счастливую жизнь на Багамах.
