Любимая песня неаполитанцев –– «Napule è» Пино Даниэле. Одновременно брутальный и сладковатый голос поет на местном языке (не диалекте, как многие ошибочно считают) о том, что Неаполь –– торжество цвета и вместилище всевозможных страхов; что солнце здесь беспощадно, а море вездесуще; что здесь повсюду грязь, какая-то мятая бумага, но никого это не заботит, каждый занят исключительно собой; что этот город видит сон о самом себе; что этот город известен во всем мире –– и не известен никому. А еще, поет Пино Даниэле, здесь тебя окружают голоса тысяч и тысяч детей, не спешащих вырастать, поэтому в Неаполе ты никогда не будешь одинок. Покидая Неаполь, главный герой «Руки Бога», безвременно выросший ребенок, которому невыносимо одиноко, ставит в плеере именно эту песню.
Любимый святой неаполитанцев –– Януарий Беневентский, он же Сан Дженнаро, раннехристианский мученик, небесный покровитель города. Второй по популярности святой –– Пий Пьетрельчинский, он же Падре Пио, самый известный капуцин ХХ века, небесный покровитель всех, кто помнит его имя. Стоит ли говорить, что оба имени здесь помнит каждый. И вместе с тем порой кажется, что для жителей этого города, который, по словам Жана Кокто, гораздо святее Рима, на самом деле нет ничего святого. В начале нового фильма Паоло Соррентино престарелый боргезе с сальными глазами, разъезжающий по городу на «роллс-ройсе», говорит отчаявшейся забеременеть и на этой почве выживающей из ума женщине, что он –– Сан Дженнаро, а когда она ему доверяется, ведет ее в заброшенный палаццо, где не только совершает некое «чудо», но и лапает ее за задницу. Ближе к концу фильма мы видим сцену, в которой мелкотравчатый каморрист принимает ванну, а на расстоянии вытянутой руки, в раковине, рядом с намыленной мочалкой, валяется статуэтка Падре Пио. Этот город и есть рука Бога. Его раскрытая ладонь. Но, как мы уже знаем, никого это не заботит, ведь каждый занят исключительно собой.
Для жителей этого города, который, по словам Жана Кокто, гораздо святее Рима, на самом деле нет ничего святого.
Любимый футбольный клуб неаполитанцев — «Наполи», в составе которого с 1984 по 1991 годы играл Диего Марадона. Наряду с Сан Дженнаро и Падре Пио Марадо́на почитается в этом городе как святой. В новом фильме Паоло Соррентино он совершает самое настоящее чудо. Спасает главному герою жизнь.
«Рука Бога» –– фильм про неаполитанцев. Про Неаполь. И про мальчика, которому этот город не подходил.
Старшеклассник Фабио (все называют его Фабьетто) живет в Вомеро — привилегированном районе Неаполя, стоящем на удаленном от центра холме. Подросток, растущий в Вомеро, зачастую не знает остального города. По словам Соррентино (он сам родом оттуда), свои вылазки на улицы Неаполя он начал как раз в юношеском возрасте. До этого его жизнь была в целом ограничена пределами родного двора — того самого, что детально показан в фильме. «Рука Бога» представляет собой, по сути, поэтизированный мемуар, а Фабьетто, мальчик с профилем фландреновского «Юноши на берегу моря» (эту картину режиссер косвенно процитирует в фильме), есть не что иное, как до определенной степени усеченное (персонаж покинет город примерно в 17 лет, автор окончательно выберется из Неаполя в 37) альтер эго самого Соррентино.
Мама жонглирует апельсинами во время большого семейного застолья. Любимая тетя (Фабьетто втайне ее вожделеет, впрочем, для тети это никакая не тайна) сидит в незапахнутой ночнушке, обнажив невообразимо прекрасную грудь. Отец насвистывает в телефонную трубку секретный джингл — так родители признаются друг другу в любви, не говоря ни слова, и мама, услышав сквозь помехи шесть знакомых нот, за все его прощает. Живущая этажом выше баронесса, попеременно напоминающая то фею-крестную из детских сказок, то бефану из святочных страшилок, каждым своим появлением сообщает обыденности атмосферу сказки. В поисках статистов для нового фильма Неаполь посещает Федерико Феллини. Неправдоподобные слухи оказываются правдой: клуб «Наполи» действительно покупает Диего Марадону. Трансляцию футбольного матча смотрят, расположившись на балконах, всем двором.
Первая половина фильма — последняя глава детства Фабьетто, и состоит она из не всегда связанных между собой вспышек счастья, способного унять любую боль, место которой никогда не пустует. А потом все заканчивается. Родители Фабьетто отправляются на пару дней в недавно достроенный загородный дом (мечта отца, осуществленная по его собственному проекту). В первый же вечер они засыпают, сидя у камина, и дело то ли в не до конца выдвинутой заслонке, то ли в ошибке печника — умирают от угарного газа. Фабьетто не поехал с ними. Остался в городе, чтобы посмотреть игру «Наполи». Тебя спас Марадона, скажут ему на похоронах. È stata la mano di Dio. Это была рука Бога.
Неаполь, очерченный пределами родного двора, пустеет. И Фабьетто выходит за его пределы, чтобы убедиться, что от трехтысячелетней истории для него там ничего не осталось. Это город его родителей, которых больше нет. Это город его детства, которое закончилось. А значит, нет больше и города. Есть пустышка, болванка, картинка на заднике.
Чтобы по-настоящему оценить «Руку Бога», вероятно, не стоит начинать знакомство с фильмографией Паоло Соррентино с этого фильма. Это своего рода эпилог к тому, что было до. Режиссер здесь отвечает — как своим постоянным зрителям, так и недоброжелателям, — почему все, что вы видели раньше, выглядело именно так, откуда все эти сквозные мотивы, повторяющиеся темы, бесконечные вариации. Вот и гадайте теперь, чего ждать от меня дальше, как бы говорит Соррентино, — возможно, нам, а возможно, самому себе. Открытый финал фильма совпадает с открытым финалом большого пласта биографии художника, находящегося на пике формы. «Знаете, что вас ждет, когда вы выйдете отсюда? — спрашивает героя в другом его фильме главный врач швейцарского санатория. — Нет. Что? — Молодость».
За финальными титрами, за наступившей темнотой, по ту сторону экрана история Фабьетто соединяется с историей другого мальчика, тоже рано потерявшего родителей и так же рано решившего, что хочет стать кинорежиссером. Потому что однажды он мельком видел Феллини. Потому что безответно влюбился в актрису. Потому что как-то раз присутствовал на съемках, а некоторое время спустя посмотрел, что из этого вышло: стал свидетелем того, как нелепо болтавшийся вниз головой человек, подвешенный на веревке к стеклянной крыше Галереи Умберто, одного из главных рукотворных чудес Неаполя, на экране обретает болезненную грацию, а его печаль, на съемках казавшаяся скукой, оказывается способна, пускай отчасти, утолить твою.
Фабьетто знает наперед: если ты хочешь снимать честные фильмы, то обречен снова и снова возвращаться к своей самой личной истории. Вот только для того, чтобы начать ее рассказывать, тебе необходимо заново ее обрести. И есть лишь одно место, во всяком случае, ему известно лишь одно, где история длится вечно, в том числе история Фабьетто, он же Джеппино, он же Ленни, он же Паолино (ну или Паоло, как все называют его теперь). Вечный город. Туда наш герой и отправится.
Он прощается с неаполитанцами, с теми, кого знал, заглянув напоследок в лицо каждому. С Неаполем он прощается не глядя — вместо этого, сев в поезд, идущий по маршруту «Наполи Чентрале — Рома Термини», он ставит в плеере песню Пино Даниэле: в ней есть все, что необходимо знать о его родном городе, все, что о нем следует помнить. Прислонившись к окну, Фабьетто закрывает глаза. Его ждет великая красота.
