Существует подозрение, что мировые катаклизмы во многом связаны с производственным темпоритмом Вуди Аллена. Начиная с 1977 года (то есть с «Энни Холл»), он стабильно и бесперебойно снимает по фильму в год. Иногда даже по два. Соперничать с ним в этом смысле может разве что скованный контрактными обязательствами штамповать по книжке в год Виктор Пелевин, но даже русский дзен-сатирик бежит свою дистанцию не так долго. Сравнение, впрочем, правомерно. Аллен в кино для всего мира исполняет ту же функцию, что Пелевин — в русской литературе. Он помогает примиряться с абсурдом быта и бытия, предлагает угол зрения, под которым мир в самых пугающих своих проявлениях больше не вводит в паралич. Да и вообще: знание, что в какой-то момент года обязательно выйдет новый фильм режиссера, сообщает жизни необходимую стабильность.
Пару лет назад цепочка прервалась из-за обвинений пожилого классика в домогательствах. Разобраться в том, что там случилось на самом деле, — задача непростая, а главное, не имеющая прямого отношения к искусству. Скарлетт Йоханссон, например, снимавшаяся у Вуди Аллена в нескольких фильмах, сказала, что он достойнейший человек, от которого она никогда не отступится. И кто мы такие, чтобы не верить Скарлетт? Тем не менее, прошлый фильм Аллена «Дождливый день в Нью-Йорке» шел к зрителю два года, а работа в США ему теперь заказана. Критика демонстративно или игнорирует его новые фильмы, или тычет в недостатки. Коммерческих перспектив там, на родине, тоже никаких — впрочем, в эпоху стриминговых сервисов это куда менее драматичное обстоятельство.
И все-таки после публичной порки режиссеру нужен был если не тур де форс, то хотя бы что-то вроде реванша, напоминания, от кого американский кинематограф так запросто решил отказаться. Именно таким фильмом должен был стать «Фестиваль Рифкина», для съемок которого Вуди вновь вернулся в Европу — на сей раз в Испанию, на кинофестиваль в Сан-Себастьяне.
Именно сюда прибывает пожилой еврейский интеллектуал Морт Рифкин (Уоллес Шоун), сопровождая супругу Сью (Джина Гершон), увлеченно продвигающую молодого режиссера Филиппа (Луи Гаррель). Насупленный красавец бубнит что-то про то, что воевать нехорошо, чем завоевывает любовь снобов всего мира и собственного пресс-агента, которую охмуряет прямо на глазах законного супруга. Во всяком случае, именно такое впечатление складывается у Морта. Так начинается его собственный фантазийный кинофестиваль: отныне каждую ночь Сью, Филипп и сам Рифкин будут становиться героями Феллини, Бергмана, Годара, Трюффо и Орсона Уэллса в черно-белых снах-пародиях. В реальности же Морт, ведомый ипохондрией, познакомится с кардиологом Джо (Елена Анайя) и попытается закрутить с ней неуклюжий роман.
Примерно такой же неуклюжий, как и сам «Фестиваль Рифкина». Идея выдать за новый фильм сборник общих мест из прошлых работ на словах выглядит беспроигрышно, но в реальности срабатывает куда реже, чем хотелось бы. Придерживаясь собственного стиля и не ударяясь в эксперименты, Аллен раньше все-таки все время выдумывал что-то новое — хотя бы на уровне обстоятельств времени и мест действия. На сей раз история выглядит предсказуемой от начала до конца, а Шоун — некогда открытый Алленом замечательный комик — слишком очевидное альтер-эго режиссера, чтобы наблюдать за ним хоть с каким-то любопытством. Побочная линия, посвященная героине Гершон, — поинтересней и посмешнее, но ей уделено маловато места. Магия натуры тоже по каким-то причинам здесь не срабатывает: Сан-Себастьян — прекрасный город, но на экране получился похожим на Сочи в период проведения фестиваля «Кинотавр». Большие проблемы и с эмоциональным зарядом: понятно, что Аллен презирает и молодое поколение коллег, и тех, кто его взращивает, но зритель-то чем провинился, чтобы все это смотреть и слушать?
В общем, все это довольно чудовищно — почти до самого финала. Последние минут 10–15 — то, ради чего вполне имеет смысл заплатить деньги за билет. Во-первых, там есть миниатюра, посвященная тому, как еврей договаривается со смертью — такие вещи Аллену всегда удавались, и «Фестиваль Рифкина» не исключение. Во-вторых, закрадывается предположение, что самое ценное в этом фильме лежит где-то на обочине сюжета. За чередой невротических скетчей немножко теряется тот факт, что Морт Рифкин — писатель, пытающийся сочинить великий роман, — и у него никак не выходит. В этой истории про муки творчества, кажется, больше Аллена, чем во всем остальном фильме. Великий режиссер так и не встал (в собственных глазах, прежде всего) вровень с любимым Бергманом, и для него самого в этом наверняка много трагического. Зато он лучше всех умеет над этим смеяться — способность, зачастую куда более дельная, чем самый большой талант, и уж точно полезная в уходящем году. Ну а работа над следующим фильмом Вуди Аллена уже началась.
