Чуть за середину ноября. Пермь. Вечер. По подъеденному шахматной рассадкой, будто молью, залу Пермского театра оперы и балета проносится вдохновенный шепоток. То здесь, то там слышится: «Они вернулись». Они — это оркестр musicAeterna и его художественный руководитель Теодор Курентзис, готовящиеся вот-вот выйти на сцену, которая не видела музыкантов больше года, с момента отъезда в Петербург. Теперь их резиденция — Дом Радио, новый свидетель долгих репетиций и самобытных в своей программе и камерности концертов. «Теперь все это где-то там, а не здесь», — сдавленно вздыхает под маской одна из зрительниц, обращаясь к незримому телефонному собеседнику, и тут же спешит попрощаться.
Концерт начинается, и вместе с ним — проект «Дягилев+». Не полноценный Дягилевский фестиваль, но и не эрзац-вариант, а отдельная специальная программа. Так уж вышло, что в странном и тревожном (в некоторых смыслах кафкианском) 2020 году «Дягилев+» не аккомпанировал основному смотру, как задумывалось, а выступил с сольной партией. Она состояла из трех вечеров и трех же концертов.
Начало действу положила концертная премьера сочинения Алексея Ретинского для голоса и симфонического оркестра с нежным названием «Krauzeminze» ([Крауземинце], «мята» в переводе с немецкого), вызывающим мысли о зеленовато-изумрудных цветах. Такие оттенки встречаются и в интерьерах Дома Радио, где вот уже полгода резидентствует композитор: пишет сочинение для musicAeterna, придумывает концерты и перформансы, выступает куратором. «Krauzeminze» — в некотором роде посвящение. В текст вплетены строки из стихотворения Пауля Целана, 100-летие которого отмечал в ноябре весь литературный (и не только) свет. Слова соединяются, например, с переливами арфы, тихими флейтами, уверенным, но чутким роялем и работают словно пропуск в мир идиллических пейзажей. Наблюдая такой, обычно боишься пошевелиться, чтобы не разрушить гармонию и это хрупкое, открывшееся взору на несколько мгновений, царство. Сравнение со свежестью альпийского луга — слегка кургузое на словах — в музыке оказалось метким и точным.
Оно применимо и к исполнению Четвертой симфонии Брамса, которым продолжился концерт. Предложив, как всегда, авторское прочтение материала, дирижер и его оркестр были взвешены и спокойны, в очередной раз став не только музыкантами, но и философами. Да, последняя симфония немецкого композитора-романтика меланхолична и мрачна, да, в мире есть место безысходности и черная тоска — такая же его часть, как звонкие, словно колокольчики, радость и веселье. В интуиции Теодору Курентзису не отказать. Его талант выбирать программу под момент известен давно и хорошо, но каждый раз он расцветает новыми оттенками смыслов. Вот и пермский проект — очередное тому подтверждение.
Покинув обжитую сцену театра оперы и балета, музыканты переместились в пространство одного из цехов завода Шпагина. Настолько большое, что человеческие чувства здесь запросто могли бы потонуть в производственных мощностях. Они, впрочем, стали только ярче. На концертах, исполненных во второй и третий вечер «Дягилев+», зрители распределились по шести секторам-амфитеатрам. Исполнители же оказались в центре, но не едином, а тоже сегментированном и окутанном густой темнотой. Свет, возникавший то тут, то там, указывал направление цепким взглядам. Слух же был ведом музыкой в размахе от произведений Гийома де Машо и Джона Доуленда до сочинений Хельмута Лахенмана и Бернхарда Ланга, Яниса Ксенакиса и Арво Пярта, Алексея Сюмака и Алексея Ретинского.
Атмосферу таинства, столь знакомую слушателям musicAeterna, на этот раз приумножало само пространство. Огромный цех, в котором логичнее и привычнее звучало бы мощное фортиссимо, и сам превращался в слух, чтобы уловить трепетные и легкие, совсем тихие звуки. В общем-то, в очередной раз Теодор Курентзис и его музыканты напомнили нам о том, что тишина — это тоже фортиссимо, яркое и выразительное. А еще это богатство, о котором мы часто забываем, пытаясь заполнить дни суетой и разговорами, порой если не пустыми, то пустоватыми. Тишины мы жаждем и ее же страшимся. Сегодня, хоть и вынужденно, мы принялись переосмыслять высокие скорости, на которых до недавнего времени жил весь мир. Поставленный весной на паузу, он начинает оживать, но что будет завтра, мы по-прежнему не знаем. Гастроли отменились, концертов стало меньше, но каждый теперь — исключительный. За месяцы неподвижности мы поняли, как сильно разогнались, как разучились ценить пресловутое «здесь и сейчас», думая о все новых планах, местах, людях — неведомом грядущем, жадно подмявшем под себя настоящее.
Впрочем, нельзя сказать, что в моменте захотели ощутить себя все. Никуда не делись вспышки камер несносных телефонов, нет-нет да разрывавших гармоничную темноту, не всегда понятен был зрителям и материал. Музыка современных композиторов — это, в том числе, работа над восприятием и над собой, к которой призывает своими проектами Курентзис. Романтик наших дней, он не устает напоминать, что красота — в трещинках и паузах, в несовершенствах и несовпадениях, которые мы можем научиться замечать, вместо того, чтобы поспешить выкинуть и низвергнуть.
Как и всегда на Дягилевском фестивале, основным местом внеконцертного действия оказалась гостиница «Урал». Из окон можно было наблюдать щедро посыпанные снегом городские пейзажи, подзвученные проезжающими мимо трамваями, из коридоров — слышать поющих что-то себе под нос музыкантов, проводников в то самое, по-пермски морозное, «здесь и сейчас». Может и не совсем такое, как мы себе представляли, зато самое настоящее.
