Стиль
Впечатления Страна монолога: о чем говорит условный приговор Кириллу Серебренникову
Стиль
Впечатления Страна монолога: о чем говорит условный приговор Кириллу Серебренникову
Впечатления

Страна монолога: о чем говорит условный приговор Кириллу Серебренникову

Кирилл Серебренников в здании суда в день оглашения приговора по делу «Седьмой студии», 26 июня 2020

Кирилл Серебренников в здании суда в день оглашения приговора по делу «Седьмой студии», 26 июня 2020

26 июня Мещанский суд Москвы вынес обвинительный приговор по делу «Седьмой студии». По просьбе «РБК Стиль» сценарист и режиссер Антон Уткин размышляет о том, почему вместо диалога мы опять услышали монолог.

Двадцать шестого июня я просыпаюсь и сразу сажусь за компьютер. «Ты идешь?», спрашивают меня друзья. «Я с вами, но работаю», отвечаю им. Знаю, что дальше день будет медленно разворачиваться в своей безжалостности — я буду видеть родные лица коллег в видеочатах, работать, прерываться на еду и думать о том, что все это время Кириллу Серебренникову медленно зачитывают обвинительный приговор. Художника судят.

Уже как год на вопрос «А ты ходил на летние протесты 2019-го?» я отвечаю: «Конечно, мы их снимали, потому что делали об этом кино». Это уже кажется бесконечностью — хорошо помню, как ходил на кинопоказы, которые открывал Антон Долин, и открывал их неизменной фразой «Свободу Олегу Сенцову и Кириллу Серебренникову!» — и неизменно же меня задевала сквозящая в этих словах беспомощность, невозможность сказать что-то больше простой правды о том, что художников нужно освободить.

Премьера фильма «Лето» на 71-м Каннском фестивале
Премьера фильма «Лето» на 71-м Каннском фестивале

Мое двадцать шестое июня будет длинным: среди прочих дел я напишу вопросы к завтрашнему интервью с Заремой Заудиновой из Театр.doc, которая в нашем интерактивном сериале сыграла арестованную театральную режиссерку Зару Зельдину (привет, Кирилл Серебренников) — говорить мы будем, скажем так, об этике происходящего. Дальше наткнусь на пост своей слепоглухой актрисы Алены, которая открыла для себя мир текстовых игр (то, что называется interactive fiction), и отвлекусь на него, потому что пойму, что наш новый проект, который мы питчим гигантской корпорации, можно достаточно легко сделать инклюзивным для тех, у кого нет зрения и слуха, — и я наконец-то смогу показать Алене то, чем мы занимаемся. И вместе обсудить это.

Потому что мы все можем не только с печалью и злостью высказываться в окружающее пространство, но и обсуждать. Обсуждать происходящее. Обсуждать будущее. Обсуждать то, как мы вместе будем строить будущее. Молчание настолько же неестественно, насколько неестественнен монолог. Наша большая и очень талантливая страна полна прекрасных творцов, которые каждый год, каждый месяц, каждый день высказываются на острые темы — пишут хлесткие песни, пишут дерзкие тексты, снимают кино, которое вызывает не только общественный резонанс, но и дискуссию о том, что такое нормально.

Таких авторов как будто бы на первый взгляд меньшинство, но это — кажущееся меньшинство. Сценаристы, режиссеры и продюсеры, которые днем на работе снимают убаюкивающие шоу, по вечерам заглядывают в Театр.doc, а по ночам смотрят «Рассказ служанки» — потому что там про настоящее, тревожное, острое.

Молчание настолько же неестественно, насколько неестественнен монолог.

Эти острые темы должны стать общепринятой нормой. Кино про протесты. Кино про домашнее насилие. Кино про женскую сексуальность в маскулинном обществе (привет, Нигина Сайфуллаева). Разные варианты нормального разнообразия ведут к диалогу, к обсуждению оттенков нормы — и к дискуссии о том, что большая часть человечества действительно считает неприемлемым — нарушение прав человека. Домашнее насилие. Остановку демократического процесса.

Обо всем этом страшно говорить публично. Пугает перспектива потерять работу, получить волчий билет, наконец, оказаться на месте Кирилла Серебренникова и других фигурантов дела «Седьмой студии». Но это замкнутый круг — пока наши песни, книги, фильмы, картины, скульптуры не станут новой нормой, не станут поводом для диалога, не станут примером для зрителей, читателей и слушателей, диалог не начнется, а мы так и будем плавать в облаке пугающей непроговоренной неопределенности, в бесконечном монологическом тупике, где все, что мы можем — писать грустные, полные горечи посты о том, как все несправедливо.

Для того чтобы рассказывать истории, не нужно специальное образование. Мы все — рассказчики по своей природе. Делясь тем, о чем на самом деле болят наши сердца, мы даем нашим зрителям, читателям и слушателям повод поговорить об этом — начать диалог, начать свое проектирование желательного будущего.

Фото: Sefa Karacan/Anadolu Agency/Getty Images

Солнце перекатывается за половину дня, приговор продолжают читать, но каким бы он ни был (надеюсь на лучшее!), я вижу только один способ работы со сложившейся реальностью — начинать тот самый диалог, ломающий монологическое мышление (привет, Михаил Юрьевич Угаров).

Самое начало вечера, приговор дочитан. Лента взрывается от радости — ура, условный! По-человечески радуюсь со всеми за Кирилла Семеновича и других фигурантов, но понимаю, что это снова монолог. «Они точно виноваты, но, так и быть, не посадим», — говорят нам те, кто облечен властью принять решение, которое у зала суда встречают бурной радостью.

«Министерство совместно с культурным сообществом прорабатывает системные меры, которые должны исключить подобного рода трагические сюжеты, когда художник и творец соприкасается с деньгами, сметами», — сообщает нам в этот же день министерство культуры. Я долго думаю о двадцать шестом июня и обо всем в нем происшедшем, а потом нахожу, кажется, подходящую метафору: «когда самолет падает, бесполезно выяснять, кто виноват, и кричать, как все плохо, — надо договариваться его чинить, желательно — всем вместе».