UPD: гастроли Cirque du Soleil и московская премьера постановки Luzia отменены.
На сцену обрушивается дождь. На завесе проступают фигуры. С колосников спускается атлант, волосами он разбрызгивает воду из озера-бассейна, а потом снова взмывает вверх. Рядом бродит неизвестный природе ягуар. Это Cirque du Soleil и его новое шоу Luzia — концентрированная Мексика с ее Днем мертвых, календарем ацтеков и буйством красок. Сны — это вообще по части режиссера Финци Паски.
Его предыдущая работа для Cirque du Soleil, Сorteo, — сновидения доброго, мудрого и очень смешного клоуна Мауро, которому собственные похороны видятся как цирковой карнавал — парад, в котором друг за другом следуют любимые, друзья и коллеги-актеры.
Как и Corteo, Luzia — очень понятный русскому сердцу сюжет. Швейцарец Даниэле Финци Паска, кажется, обладает секретным знанием того, какими ключами они — наши сердца — открываются. Это он, сын и внук фотографов, который пришел в цирк через гимнастику, сделав первые шаги на арене под руководством клоуна Фери, поставил по заказу Чеховского театрального фестиваля «Донку» — спектакль-признание в любви Чехову, на котором щиплет в носу от нежности. (К слову, другая знаковая для России работа Финци Паски — церемония закрытия Олимпиады в Сочи с задувающим олимпийский огонь белым мишкой.)
Впрочем, вне зависимости от страны и площадки режиссер смешивает клоунаду, театр, цирк и музыку и создает истории о красоте и ее хрупкости. Luzia — не просто гимн прекрасному, но и предложение празднования жизни. Luz на испанском — «свет», а lluvia — «дождь». Соединяясь, они приглашают в путешествие под мексиканскими ливнями, в царство света и цвета.
Один из главных героев этого сна — вода. Инженеры проделали в сцене 95 тыс. маленьких отверстий, а под нее поместили бак объемом 3,5 тыс. л. Вода вступает в диалог с артистами. Представьте: две женские фигуры в закатном свете кружатся среди агав в гигантских колесах (номер называется «Колесо Сира» — по названию акробатического инструмента, большого обруча, внутри которого артист исполняет трюки), а после к ним присоединяется третья — воздушная гимнастка на трапеции. И в финале выступления на всех обрушивается ливень. Для цирковых артистов этот рассказ звучит как что-то невероятное — работа с колесом, казалось бы, не допускает контакта с водой. Но в Cirque du Soleil на колесо просто надели велосипедную шину и невозможное стало возможным — как всегда в этом цирке.
Дождь, поливающий Мексику, — тоже необычный, с узорами. «Вышивка» на его завесе не фантазия и не видеопроекция. Инженеры из монреальской штаб-квартиры (да, снова эти кудесники) придумали схему: мост на высоте 14 м над сценой, там — резервуар с водой и шина, где находятся 174 форсунки. Эта структура может поворачиваться на 360°, причем каждая форсунка управляется индивидуально, позволяя создавать двумерный рисунок из капель. В итоге на пригодной для питья воде, которая, кстати, гоняется по замкнутой системе, художники с помощью компьютера рисуют узорчатый дождь.
Однако Мексика — это не только вода, это еще и солнце. Главный элемент сценографии Luzia — огромный медный диск, который вращается вокруг своей оси, сдвигается к зрителю и обратно и меняется по ходу шоу. Этот диск — еще и ацтекский календарь, а также отсылка к самым внушительным сооружениям, построенным человеком. Если вбить в любом поисковике запрос «Мексика», он непременно покажет руины Теотиуакана, расположенные в 50 км к северо- востоку от Мехико, — самые значимые в плане архитектуры пирамиды доколумбовой эпохи.
Солнце, ацтеки, руины, монументы — всем этим и вдохновлялся автор сценографии, художник Эухенио Кабальеро, который стремился, с одной стороны, передать идею монументальности и величия страны, а с другой — сделать так, чтобы каждый зритель мог хорошо видеть все номера вне зависимости от точки обзора.
Еще один герой сценографии — фигурный занавес. У него есть даже собственное название — papel picado. На багрянце занавеса можно разглядеть лошадь, птиц, солнце, город, кактусы. Занавес натянут на цилиндр охватом 30 м и высотой 11 м и вырезан вручную по эскизу Хавьера Мартинеса Педро, художника из маленького городка в Герреро.
Впрочем, обо всех этих любопытных деталях ты узнаешь позже. А сначала, как прыгнувший с парашютом откуда-то сверху путешественник из шоу, ныряешь в сон о Мексике с головой.
В этом сне три мужчины на съемочной площадке мексиканского кино крутят женщину, будто скакалку («Адажио»), человек извивается самым невероятным образом, отгоняя духов из снов, бегущая женщина расправляет платье — оно превращается в крылья, на наряде певицы раскрываются алые цветы. В финале этого праздника жизни, конечно же, должно быть застолье, как будто сочиненное Маркесом для своих героев.
