Аккуратный 50-летний ирландский джентльмен по имени Джон Краули оказался в сложном положении. Три года назад его пятый полнометражный фильм «Бруклин» получил три номинации на «Оскар» — не победил в итоге ни в одной, но стал блокбастером в Ирландии, а следом вывел постановщика в соискатели места в высшей голливудской лиге. Экзамен выдался, говоря мягко, непростым: экранизация романа его ровесницы, американки Донны Тартт, под названием «Щегол». Благодаря этой книжке она пять лет назад (так же внезапно, как и Краули) из авторов интеллектуальной беллетристики второго ряда шагнула сразу в пулитцеровские лауреаты.
«Щегол» — остросюжетный роман в 800 (!) страниц, посвященный судьбе юноши по имени Тео Декер (в фильме его попеременно играют Оакс Фигли и Энсел Элгорт). Его судьба в одночасье изменилась в детстве, когда в ходе незапланированного визита в нью-йоркский Метрополитен-музей он стал одновременно сиротой и обладателем одноименной книжке картины ученика Рембрандта Карела Фабрициуса. Дальнейшие приключения Тео включают мытарства по Америке, наркотическую зависимость и овладение профессией мастера антикварных подделок. Все это время картина голландского мастера выступает как бы камертоном его существования. Ей странным образом будто бы обусловлены падения и взлеты его взросления.
Как и водится с бестселлерами, по поводу художественных достоинств «Щегла» было сломано немало копий и перьев. Для одних это моментальная классика, вернувшая легитимность крупной романной форме. Для других — культурная, но все же подделка, Диккенс, траченный Достоевским, Марк Твен, играющий в Умберто Эко. Кто тут прав, рассудит время, однако сам факт популярности такой большой книги и правда впечатляет, а значит, экранизация была неизбежна.
Режиссер Краули, повторимся, оказался в ситуации почти безвыходной. Передать (пусть и за два с половиной часа) в жанровом фильме все хитросплетения и неспешный диккенсовский (ну да) уют тарттовой прозы — задача практически невыполнимая. Такого веса не выдержит ни одна даже мастерски возведенная драматургическая конструкция. В то же время для по-хорошему странного арт-блокбастера здесь тоже маловато материала: несмотря на многочисленные культурные аллюзии, роман Тартт — это, в общем, вполне конвенциональная реалистическая проза. Говоря проще, было понятно, что каким бы ни вышел фильм, ругаться поклонники и противники романа стали бы в любом случае, а значит, их мнением заранее можно было пренебречь, что и сделал в итоге Краули.
Безошибочная ставка в результате была сделана на привычный и обжитой постановщиком жанр киноромана взросления — именно в этом ключе были сделаны три из пяти его фильмов («Бруклин», «Есть там кто-нибудь?» и «Мальчик А»). Вместо того чтобы зарываться в книжные отсылки (Набоков, Достоевский, «Оливер Твист»), Краули занялся фактически киноживописью, изящно продолжив в результате тему романа. Если присмотреться, то многое из того, на что ссылалась в романе Тартт, в фильме осталось, но это лишь детали, работающие не сами на себя, а на цельность и глубину полотна.
Сюжет в итоге получился более или менее простым, но важен здесь не он, а воздух, пыль над подлокотником кресла в самолете, непослушные вихры друга Тео Бориса (Финн Вулфард из «Очень странных дел»). Место более или менее взрослой ревизии прошлого из построенной как флэшбек книги в фильме занял широко распахнутый и напрочь растерянный детский взгляд в без спросу наступившее будущее. Соавтором этого самого взгляда наряду с Краули, разумеется, необходимо считать и великого оператора Роджера Дикинса. Его камера делает зрителя растущим вместе с героем соучастником событий. Причем все остросюжетные подробности (а тут есть и немного погонь и перестрелок), которые вроде бы должны превратить «Щегла» в триллер, сняты как какое-то сверхрезкое сновидение. Как нечто вроде бы важное, но совершенно точно проходящее, а потому почти безопасное. Способствует этому и игра главной звезды фильма Николь Кидман, которая по ходу фильма буквально проживает целую жизнь, — ну разве может быть такое в реальности? Только во сне.
Вот и получается, что фильм Краули, конечно, не слишком хорош в качестве экранизации любимой книжки, но, безусловно, ценен как фильм-переживание, позволяющий зрителю опасный, мучительный, но все равно волшебный сон детства. Который так уместно заканчивается: когда однажды проснувшись подобно Тео на гостиничной кровати где-нибудь в Амстердаме, обнаруживаешь себя уже безвозвратно (к счастью) взрослым.
