Стиль
Впечатления «Современное искусство — это территория, где ты задаешь вопросы»
Стиль
Впечатления «Современное искусство — это территория, где ты задаешь вопросы»
Впечатления

«Современное искусство — это территория, где ты задаешь вопросы»

Фото: пресс-служба «РОСИЗО»
Осенью в Екатеринбурге и городах Свердловской области проходит 4-я Уральская индустриальная биеннале, которую организует ГЦСИ в составе РОСИЗО. «РБК Стиль» поговорил с ее комиссаром Алисой Прудниковой о формировании культурной политики в регионах.

Давайте начнем с разговора о состоянии современного искусства в регионах. Каково оно?

Очень неровно. За годы работы в ГЦСИ мы много раз пытались обнаружить поводы для горизонтального взаимодействия и знакомства регионов друг с другом. В Екатеринбурге, например, не знают, что происходит во Владивостоке, а в Самаре не в курсе, что там такое во Владикавказе, кроме имен, репрезентующих эти территории в столице. В городах, где работают филиалы ГЦСИ, была проделана гигантская работа по изучению местной культурной ситуации и ее инфраструктурной, организационной поддержке. А также проведены аналитические исследования, чтобы выяснить, где мы находимся в мировом контексте.

У Государственного центра современного искусства (ГЦСИ) много филиалов. Как строится их работа?

Интересно, что у ГЦСИ нет прямых аналогов в мире. Это не музей с филиалами в традиционном понимании. Конечно, многие музеи строят свои филиалы, очень многие расширяются. К примеру, Эрмитаж или Русский музей, но это не сетевые организации. Есть похожая организация во Франции, которая называется FRAC. Это центр современного искусства с представительствами в 20 регионах, но это тоже не сетевая структура. Их связывает история популяризации коллекций государственного современного искусства, которые есть во Франции, но они не объединены некой общей миссией, целями, задачами. А у ГЦСИ есть уникальная история: мы состоим из восьми индивидуальных, непохожих по программам центров современного искусства, которые выросли из локального контекста. Это центры со своим характером, идентичностью, спецификой. Центр всегда развивает пространство, в котором находится, художественную среду вокруг и город в целом. Специфика ГЦСИ в том, что это такая пионерская институция. Центры ГЦСИ остаются монополистами в сфере современного искусства в городе. А где-то центры интегрировались в большую систему, и в ней они уже серьезные игроки в области формирования культурной политики. Мне сейчас невероятно интересно видеть всю эту ситуацию в целом, пробовать сформулировать проект или формат, который мог бы их объединить.

Я прямо-таки чувствую, что сейчас есть что-то в воздухе, и все вдруг резко устремились в регионы

Как происходит взаимодействие центра и регионов? Последние существуют автономно?

Органом принятия решений в ГЦСИ всегда был ученый совет, который после слияния с РОСИЗО трансформировался в методический. В качестве одного из главных приоритетов выбрали развитие региональной сети. Для нас было важно поэкспериментировать с форматом представительства регионов в Москве. То, что мы придумали и сделали сейчас — это программа почти на два года. Каждый филиал делает свою выставку, мы совместно выбираем какую, решаем на чем сделать акцент в проекте, который мы покажем московской публике. У филиалов есть возможность себя проявить, представить нечто особенное столичному зрителю — картину того, что сейчас происходит в России, то, что раньше оставалось за скобками.

ГЦСИ — это сетевая организация, но как это пощупать, как это увидеть? Есть Самарский филиал. Наверное, главный проект, который характеризует эту территорию, — это Ширяевская биеннале. Я была в Самаре, но никогда не была на биеннале. У меня есть воображаемый образ: люди идут куда-то по полям, плывут на корабле. И мы сделали выставку «Ширяевская биеннале. Среднерусский дзен», которая как раз погружает зрителя в такую атмосферу, он узнает границы своей территории. Следующая выставка, которую мы откроем 18 октября — «Приручая пустоту. 50 лет современного искусства Урала». Этот проект — наиболее полное художественное исследование современного искусства на Урале. Цель — не только архивировать процесс, зафиксировать имена и направления, но и провести глубоко художественное исследование специфики Уральского региона в глобальном контексте.

Я прямо-таки чувствую, что сейчас есть что-то в воздухе, и все вдруг резко устремились в регионы, действительно поменялась эта гиперцентрализованность. Мы сейчас все носом в разные стороны водим, ищем эти «места силы». Несомненно, Ширяевская биеннале — невероятное «место силы», среднерусский дзен, ради которого стоит приезжать именно в это место именно в это время. Мне кажется, что это очень важная миссия региональной программы нашего московского центра. Также мы сейчас разрабатываем глобальный трансконтинентальный проект совместно с одним из старейших и крупнейших культурных центров в Европе —​ BOZAR — при поддержке Благотворительного фонда Владимира Потанина под названием «Не Москва». Проект должен стать сетевым, объединяющим и будет действовать на протяжении пятилетки — с 2017 по 2022 год.

Алиса Прудникова на открытии основного проекта Уральской биеннале современного искусства
Алиса Прудникова на открытии основного проекта Уральской биеннале современного искусства

А в целом есть такое ощущение, что людям в регионах нужно современное искусство? Как-то так сложилось, что зрителей еще можно затащить в музей на Серова или Шишкина, на тот же русский авангард, а на все остальное уже нет. Они не настолько ценят то, что происходит сейчас в обществе, не очень любят все это новое, современное. Или боятся, не знаю.

У меня есть ощущение, что сейчас произошел видимый подъем по сравнению с ситуацией десяти- или даже пятилетней давности. Вот этот угрюмый консерватизм, я его очень хорошо помню. Лет десять назад он был главным, определяющим наше бытие и сознание. А сейчас современное искусство стало частью повседневности, особенно для молодежи. Мы сейчас находимся в новой системе визуальной культуры, которая требует вовлеченности. В современном искусстве как в языке сейчас есть очень серьезная потребность. Конечно, сложно приходить в малые города с современным искусством. Но при этом оно — важный инструмент по подтягиванию уровня жизни под какую-то уже созревшую потребность. Есть несколько прекрасных примеров, когда все начиналось с открытости современным художественным практикам. Так произошло в городе Сатка, это наш партнер, моногород, построенный вокруг предприятия «Магнезит». У них сложилась удивительная история любви к современному искусству. Мы приехали к ним с предложением организации арт-резиденции на их заводе, стали сотрудничать по Уральской индустриальной биеннале. И потом предприятие инвестировало в создание социокультурной концепции развития района. Это действительно стало драйвером для того, чтобы начал меняться район. Для меня все это очень видимые изменения, потому что за шесть лет это уже стал другой город — с искусством на стенах, архитектурными формами, классными скамейками, дизайнерскими фонарями, это город с аудиторией, готовой к восприятию наших проектов. На стыке традиционного и современного рождается много важного. К примеру, ДК «Магнезит» показывает работу Дейнеки из Челябинского музея изобразительных искусств и одновременно там действует арт-резиденция современного художника.

Современное искусство — это территория, где ты задаешь вопросы

Если сравнивать региональные центры, есть какие-то цифры по посещаемости, где больше людей приходит смотреть искусство?

Пионер по посещаемости — Нижний Новгород. Там самое крутое профессиональное пространство в России за пределами Москвы — Арсенал Нижегородского Кремля. Это не просто центр современного искусства, это центр современной культуры, очень многогранный, многожанровый, открытый. Посещаемость — около 120 тыс. человек в год. Ставка в нем сделана на ежедневную планомерную работу, которая становится гарантом того, что эти люди — постоянные «клиенты», постоянные потребители всего того, что им предлагает «Арсенал».

В Екатеринбурге ситуация другая. Там развитая конкурентная среда. За последние десять лет сформировалось огромное количество институций: открылся «Ельцин-центр», несколько коммерческих галерей, независимые арт-пространства, поэтому довольно сложно поддерживать эту регулярную посещаемость, так как люди идут охотнее, именно когда проходят события. И мы работаем как генераторы активностей. Для нас выставка — это повод организовать что-то помимо нее: экскурсии, лекции, концерты и перформансы.

Есть и более проблемные территории, например, Владикавказ, где в силу специфики менталитета регион не очень открыт современным практикам. Но команда филиала постоянно ищет правильные кураторские и маркетинговые стратегии вовлечения. Ведь там есть невероятные художники. И мои коллеги из Владикавказа делают все, чтобы этих молодых ребят показать. Например, ежегодный конкурс Art Кавказ Next. Они дают поддержку молодым авторам, чтобы те продолжали реализовывать свой проект. Это очень важная инвестиция, пусть в узкопрофессиональную среду, но, несомненно, с годами это выльется в нечто более массовое.

Чем интересны подобные региональные институции? Тем, что это разные миры. Ты приезжаешь в Екатеринбург, Владикавказ, и это просто разные планеты. Современное искусство — это территория, где ты задаешь вопросы. И важно совершить переход от некоего требования «красивости», которое очень часто к искусству прилагается — «сделайте мне красиво». Убедить людей в том, что «красиво» — это область дизайна, а искусство — это про вопросы, про собственный внутренний мир. Тут и происходит очень важный перелом, а дальше уже зависит от того, насколько человек готов к этому. Слишком долго современное искусство, по сравнению с классическим музейным, оставалось на втором плане. Если поднять планку и сказать о современном искусстве: «Мы этим гордимся», то…

Но никто этим пока не занимается…

Да, не хочет.

Алиса Прудникова
Алиса Прудникова

С другой стороны, вот что я заметил. Пушкинский музей в последние годы начал активно показывать пусть не суперсовременное искусство, но то, что раньше не вязалось с образом музея: послевоенное искусство, искусство 60-х годов.

Это очень грамотная политика музея, которая говорит о связи времен. Она показывает, что современное искусство — это не откуда-то взявшееся самовыражение кого-то. Это действительно очень рифмующийся с ходом истории процесс, который нужно воспринимать в контексте времени. И это важная миссия музея. Вообще, это уже такая распространенная практика везде. Я помню, что была на очень интересной выставке — про Северное Возрождение. Ты идешь по экспозиции, и там есть небольшой коридор, а дальше красная комната, называется break out. Ты переключился на небольшую выставку молодого художника, который сделал полноценный самостоятельный проект, одновременно важный в диалоге с предыдущим залом. Такая практика все больше становится для мировых музеев повседневной.

Конечно, это большая привилегия — быть большим музеем с большой коллекцией, но у нас привилегия гибкости, создания спецпроектов, новых работ. Еще к вопросу о регионах. Местные художники конкурентоспособны, чтобы создавать работы серьезного уровня. Но очень мало региональных художников финансово поддерживаются. Одна из миссий ГЦСИ — создать систему грантов для региональных авторов. Ты можешь быть сколько угодно прекрасным, но если у тебя нет возможности делать то, что ты хочешь делать, ты будешь всегда на второй позиции. Для иностранных художников я привлекаю кучу разных фондов, которые поддерживают их творчество, но у меня нет такой возможности с уральскими художниками, которые участвуют в биеннале. Впервые в этом году мы разработали программу поддержки местных художников совместно с фондом «Синара», и это большой прорыв.

Говоря про российский рынок современного искусства, насколько здесь имеют значение личные связи?

Конечно, мы очень мафиозная индустрия, где большое значение имеют личные связи. Никуда от этого не денешься. Но у меня все же есть убеждение, что главное не личные связи, а личность.

В свое время, когда я начала заниматься биеннале, я вошла во Всемирную биеннальную организацию. И это расширило мой кругозор, дало взгляд сверху на всю интернациональную систему функционирования биеннале. Есть очень удачные примеры, а есть совсем нет. Самый блестящий — мы встречались с исполнительным директором «Документы» Аннет Куленкампф. Она приводила совершенно потрясшие меня цифры. О том, что бюджет «Документы» составляет €17 млн, причем это федеральный бюджет. Дальше — €5 млн, по миллиону в год, вкладывает муниципалитет. И они подсчитали, что миллион человек, который приезжает на «Документу» за 100 дней ее работы, привозит в город и оставляет в нем €200 млн. Мое главное открытие было в том, что немцы научились считать вот этот KPI. Конечно, мне очень важно понять, как это делается. Узнать методику, уметь посчитать, что приносит Уральская биеннале. Как это выразить в цифрах? Это же не с потолка взято, есть уже определенная система. Я счастлива тому, что могу взять это и адаптировать.

Говоря про бюджет Уральской биеннале. Он состоит из трех частей: то, что дает государство, область и город. В цифрах это 14, 10 и 5 млн руб. На что реально этих денег хватает в итоге?

Сложно сказать, что именно мы ими закрываем. Но мы для себя в свое время поняли, что заходить в проект с бюджетом меньше 30 млн руб. нельзя. То есть такой бюджет закрывает базовые вещи: создание проекта, команду, которая это делает. И все. Дальше включаются разные фандрайзинговые стратегии. У меня стоит планка, что 15 млн сверху я должна «дофандрайзить». То есть половину имеющегося бюджета. Пока я ее не выполнила, к сожалению. Несмотря на то, что биеннале растет с каждым днем, сказать, что находить деньги на нее стало легче, нельзя.