Зрители проходят в небольшой зал, где вокруг подвешенного микрофона в несколько рядов плотно друг к другу стоят стулья. Рассаживаются вместе с актерами. У каждого зрителя в руках бумажка с репликой, которую в определенный момент надо произнести. Актеры от лица своих героев рассказывают истории первой любви. Иногда они обращаются к соседям — так если бы они были старыми знакомыми. Одна актриса прямо передо мной запечатлела долгий поцелуй на губах девушки, пришедшей на спектакль.
Когда микрофон загорается, любой желающий может рассказать о своей первой лав стори. Сначала зрители испытывают смущение, молчат, затем атмосфера теплеет, становится более интимной. Первые любови вспыхивают вместе с микрофоном, незнакомцы делятся подзабытыми воспоминаниями с незнакомцами. Встает немолодой человек и, улыбаясь, рассказывает о том, как он в пригородной электричке встретил женщину. Лет 30 назад они были влюбленными, увиделись в поезде, сели рядом, начали вспоминать, а остальные пассажиры слушали их трогательный разговор.
Все происходящее напоминает сеанс групповой психотерапии — таков спектакль «Совместные переживания», поставленный в Центре Мейерхольда. Выходя из зала с бумажкой-репликой «ну, это любовь» я думал, что постановка, несмотря на свою незатейливость, задевает важный нерв современности. Она растворяет человека в группе людей, соединяя его сознательное с коллективным бессознательным. При этом зритель не чувствует себя зрителем, но становится участником спектакля-сеанса, он не смотрит, а действует.
Через некоторое время в том же ЦИМе я посмотрел нашумевшую в свое время постановку «Конармия» Максима Диденко. Самое сильное впечатление — работа актеров уже ставшего легендарным курса Дмитрия Брусникина. Они выступают даже не ансамблем, а биомассой, коллективным телом, которое поет, играет на музыкальных инструментах, танцует, извивается, обнажается. Актеры буквально перетекают друг в друга, да, периодически кто-то выходит на авансцену с сольным номером и печально поет, например, о том, что «на Волыни нет больше шмелей», но отдельный голос быстро тонет в молодом многоголосье.
Примерно с такими же впечатлениями я вышел после просмотра контемпорари-данс постановки «Все пути ведут на север» («Балет Москва»). На сцене работают семь мужчин-актеров — их индивидуальности размыты, есть только согласное гуденье насекомых в виртуозной пластической форме. Если один отбивается от стаи и выходит на авансцену, то ненадолго, остальные поджидают беглеца, пульсация сцепленных рук и ног продолжается — лавина тел движется на север.
Эти три спектакля — абсолютно разные по форме, содержанию и степени художественности — объединяет одно: триумф коллективного, общего, полифонического. Голос (тело) актера не уникален — постулируется универсальность шума, нойза, массы, бессознательного.
Современный мир требует от человека осознанного индивидуализма. Твой голос, твое решение, твой выбор, твоя недвижимость, твой личный помощник et cetera. Человеку предлагают купить сотни удовольствий — предполагается, что он сидит в уютных апартаментах, независимый и уверенный, окруженный возможностями, технологиями и рекламой. Смотрит на результаты своих действий (в социальной, профессиональной или политической сфере), но на деле наблюдает за собой в отражении себя.
Индивидуальное переживание — абстрактно, коллективное — действенно.
Индивидуальное сознание обладает независимостью и ежедневно теряет ее. Ибо независимость предполагает наличие удовольствий и возможностей их приобрести, что ставит человека в подчиненное положение от этих самых удовольствий и своего социального статуса. Ничего не купишь, если не обладаешь стабильной работой, высокой зарплатой. За индивидуальную независимость приходиться платить высокую цену — временем, свободой, подлинностью.
Переживание себя как индивидуальности — осознанная необходимость, но также и травма, ибо пространство личного замкнуто пределами личности, позитивные и негативные переживания смешиваются, образуя взрывоопасный микс. Истинным и жизнетворческим индивидуальное переживание будет тогда, когда человек захочет с ним расстаться.
Индивидуальное переживание — абстрактно, коллективное — действенно. Современному человеку важно соединить абстракцию с действием, быть индивидуумом и массой, проявиться на фотопленке жизни не только зрителем, но и актором, перформером. Наблюдать и действовать.
Если бы зрители во время спектакля «Совместные переживания» просто смотрели на сцену, где бы актеры рассказывали о первой любви, они бы находились на дистанции по отношению к ним и самим себе. Вовлеченность в общее — вот что заставило их раскрепоститься, потерять свою независимость и обрести нечто большее — свободу.
Актеры-брусникинцы и танцоры «Балета Москва» раскрыли себя через других участников действия. Думаю, что мы все порой должны становиться актерами, танцорами, биомассой, непосредственными участниками спектакля-действия.
Коллективные практики могут быть какими угодно — демонстрации, техно-рейвы, хэппенинги, обсуждения, любые массовые ивенты, врывающиеся в общественное, а значит и политическое поле. Английский арт-критик и писатель Джон Берджер в «Блокноте Бенто» пишет, что протест важен не своими последствиями, а непосредственным переживанием человека того, в чем он участвует. Иными словами, главным являются не требования протестующих, а ощущение себя частью живого, неравнодушного организма. Не независимое наблюдение за толпой, а свободное действие внутри нее.
Почему так популярны массовые рейвы? Вроде бы ничего такого не происходит, играет диджей, никакого особенного шоу, не за чем наблюдать, однако масса людей танцует, пульсирует, движется. Они переживают совместную конвульсию, коллективную практику саунда и пластики, здесь и сейчас царит деятельное и бессознательное. Конечно, от рейв-опенэйра до политического поля далековато, но ведь неслучайно, что самый раскованный город в мире Берлин — столица техно.
Сознательное бессознательное (личность, растворенная в массе) — это, с одной стороны, расковывание себя, а с другой — оборона от современного контролирующего и властного левиафана. Он может принимать разные обличия: капитал, полицейское государство, реклама, корпорация, медиа. Индивидуум может только наблюдать за тем, как левиафан подчиняет его себе (он способен критиковать, но это пассивная позиция), масса же действует здесь и сейчас, она противостоит власти тем, что показывает, демонстрирует саму себя, движется так, как ей хочется в данную минуту. Помню, как-то в одном из берлинских клозетов (а все они похожи на арт-инсталляции) я увидел постер к музыкальному концерту. На нем были изображены танцующие веселые люди под дулами полицейских автоматов. Лучшей метафоры придумать сложно, ибо левиафана пугает любое неконтролируемое им коллективное движение.
Личность — это независимость. Коллектив личностей — это свобода.
