Стиль
Впечатления Марк Фелл о саунд-арт-проекте «Геометрия настоящего» в ГЭС-2
Стиль
Впечатления Марк Фелл о саунд-арт-проекте «Геометрия настоящего» в ГЭС-2
Впечатления

Марк Фелл о саунд-арт-проекте «Геометрия настоящего» в ГЭС-2

Марк Фелл
Марк Фелл
Британский куратор саунд-арт-проекта «Геометрия настоящего» Марк Фелл представит Москве переосмысленное пространство бывшей электростанции ГЭС-2. Как это будет, узнал Денис Бояринов.

С 20 по 27 февраля 2017 года фонд V-A-C впервые откроет двери нового выставочного пространства — в находящемся на реконструкции здании электростанции ГЭС-2 на Болотной набережной представят проект «Геометрия настоящего». Это серия инсталляций и музыкальных перформансов, заново осваивающих территорию ГЭС-2, а также программа лекций и воркшопов, посвященных саунд-арту, в которой примут участие как всемирно известные, так и начинающие художники и музыканты России и мира — от Стивена О`Мэлли и Ли «Скрэтч» Перри до Инги Коупленд и Mumdance. Куратор проекта — шеффилдский музыкант и художник Марк Фелл, который в конце 1990-х стал одним из изобретателей электронного жанра «микрохаус». Денис Бояринов встретился с Марком Феллом в Москве и поговорил о «Геометрии настоящего» и музыке будущего.

Вы родом из Шеффилда — города, вписавшего себя в историю электронной музыки. Вы ощущаете себя шеффилдским музыкантом и художником. Для вас важно происхождение?

Конечно, место имеет значение. Я заинтересовался электронной музыкой в начале 1980-х. Именно в это время в Шеффилде был бум электроники. Он начался в конце 1970-х с появлением авангардных проектов Cabaret Voltaire и Clock DVA, которые были связаны с британской индустриальной волной, запущенной Throbbing Gristle. Эти группы делали музыку электронную, экспериментальную и радикальную. Непохожую на популярную, но и не имевшую никакого отношения к академической традиции. Начиная с 1981 года, в электронной музыке проявился коммерческий потенциал и, например, шеффилдской группе Human League удалось попасть в поп-хит-парады и стать успешной. Мне в это время было 14-15 лет, и именно тогда я открыл для себя электронную музыку — то, что сейчас называют синти-поп.

Англия в то время была не самым приятным местом на Земле. Британское правительство уничтожало социальную инфраструктуру, общественные институты и доступное жилье. Люди теряли работу. Знаменитый эпизод из новой британской истории — битва при Оргриве, которая закончилась стычками между шахтерами и полицией — произошел в 1984-м году в соседской деревне. Я рос в неблагополучной среде с ощущением, что дела в мире идут наперекосяк — и электронная музыка для меня была способом исправить ситуацию. Экранируясь от реальности, я полностью погрузился в музыку, литературу и кинематограф. Время, место и социальная среда подтолкнули меня к тому, чтобы самому заняться электроникой.

«Место имеет значение».

Второй приступ интереса к электронике я испытал в начале 1990-х, когда в Шеффилд пришли техно и хаус, и образовался лейбл Warp Records, который теперь находится в Лондоне и известен на весь мир. Я тогда был студентом студии экспериментального кино в Шеффилде. Клубная электроника была повсюду, мне нравился саунд техно и хауса, но не хотелось писать музыку для клубов. Тогда я стал думать, что я могу с этим сделать? Поиск ответа на этот вопрос занял у меня шесть или семь лет, прежде чем я сам смог создать что-то осмысленное. Поворотной точкой для меня стал 95-96-й год, когда появились финский дуэт Pan Sonic и японец Риоджи Икеда, чья музыка была неожиданным ответом на клубную электронику, и венский лейбл Mego, который выпускал экстремальную компьютерную музыку. В это время, с разных сторон, стали возникать диковинные альтернативы клубной музыке и я почувствовал желание стать частью сообщества, предлагающего эти альтернативы. Тогда я записал несколько пластинок и присоединился к нему.

В чем идея проекта «Геометрия настоящего»? Что вы хотите сделать в Москве?

В сущности, мои разные работы и проекты объединяет идея «изобретения места заново». Например, в Шеффилде конца 1980-х первые техно и хаус-вечеринки проводились в заброшенных фабричных помещениях и индустриальных пространствах, наполняли эти места другим смыслом и значением. Большинство саунд-артистов, с которыми я работаю, интересуется свободными пространствами, которые можно «активировать» звуком и тем самым их изменить. В Москве нам предоставили восхитительное пространство огромных размеров, что дало нам возможность пригласить много замечательных художников со всего света. Мы смогли обеспечить их всеми необходимыми ресурсами для реализации их проектов — звуковых, перформативных, музыкальных, образовательных. Так что у нас сложилась идеальная ситуация: потрясающая площадка, изумительные участники и неограниченные возможности. Важно заметить, что художники и музыканты, которые встречаются в этом проекте, используют совершенно разные подходы и методы. Их нельзя поместить в один жанр или одну стилистику. Они думают и действуют совершенно по-разному.

Территория ГЭС-2
Территория ГЭС-2

Расскажите о них подробнее. Участники «Геометрии настоящего» делают для нее специальные проекты или воспроизводят свои известные работы?

Будет много нового и специального, но в то же время мы покажем и, так скажем, «классические работы». Из специальных проектов: Стивен О`Мэлли из Sunn O)) объединится с Алексеем Тегиным и его проектом тибетской ритуальной музыки Phurpa для совместного перформанса, которым «Геометрия настоящего» откроется. Это будет сильно и мощно. Еще мы готовим коллаборацию между Окен Ли, Ореном Амбарчи и российским танцором Александром Кисловым. Британский режиссер и саунд-артист Люк Фаулер и Ричард Макмастер делают проект, посвященный историческому советскому синтезатору АНС — это будет работа о трансформации света и рисунка в звук. А, например, французская композитор Элиан Радиг представит свое первое не-электронное сочинение, оно станет российской премьерой. У нас появятся и персонажи, которые принадлежат к миру популярной музыки, в частности, Ли Скрэтч Перри, продюсер, который изобрел даб, приедет и выступит с концертом. Я несколько раз был на его выступлениях. Он потрясающий. Делает музыку интуитивно. Как я уже говорил, мы собрали команду мечты.

Мне особенно интересно, какую работу привезет Томас Бринкманн.

Томас покажет проект «Klick» — восемь виниловых проигрывателей, которые воспроизводят поврежденные пластинки и создают тем самым абстрактную ритмическую композицию, постоянно меняющуюся во времени. Это одна из его самых известных работ — кажется, она 2002-го года. Возможно, мы сделаем ее мультиканальную версию.

В пресс-релизе проекта говорилось, что в «Геометрии настоящего» найдет отражение богатая история электронной музыки и экспериментов со звуком в России. Каким образом?

Я бы сказал, что она не отражает, а продолжает традиции российской электронной музыки. У нас очень сильный состав молодых российских художников, работающих со звуком. Так что мы не предаемся ностальгии, нас интересует, куда приведет эта традиция в будущем.

Как вы выбирали российских участников?

Мне помогала очень хорошая местная команда, которая глубоко изучила вопрос и предложила массу вариантов. Я бы не смог один разобраться — у меня бы это заняло слишком много времени. Прекрасным следствием «Геометрии настоящего» станет то, что о русских участниках узнает международное сообщество. Москва пока еще остается абсолютно загадочной территорией для мира — совершенно непонятно, как у вас обстоят дела с саунд-артом и звуковыми искусствами, и замечательно, что вместе с этим проектом мы прольем немного света на происходящее.

Почему вы в «Геометрии настоящего» участвуете только как куратор, но не как художник и музыкант?

Конфликт интересов. Это не этично. Мои главные задачи в «Геометрии настоящего» — собрать сбалансированную программу, обеспечить художников всем необходимым и выступать в роли «ментора» — человека, делящегося идеями о том, как сделать лучше. Мне надо было сфокусироваться на чужих работах и их взаимодействии со зрителем. Если бы я начал делать свое, это стало бы большой проблемой. Но я ужасно жалею о том, что не могу принять участие, потому что пространство потрясающее. Каждый раз, когда я показываю очередному художнику это место, слышу только восторженные отзывы о его возможностях.

Марк Фелл
Марк Фелл

Вы имеете в виду акустические возможности ГЭС-2?

Дело не только в звуке. Исторически так повелось, что саунд-арт и вообще звук в галерейном контексте недооцениваются. Художники, которые участвуют в «Геометрии настоящего», работают преимущественно со звуком, но, реализуя свои проекты, они думают не только об акустических, но и об архитектурных характеристиках пространства. Некоторые из них обыгрывают историю этого здания, другие — материалы, из которого оно сделано. Они трансформируют пространство ГЭС-2, чтобы зритель получил уникальный опыт во время посещения «Геометрии настоящего».

От настоящего обратимся к будущему. Распространен стереотип, что электронный звук сам по себе и электронная музыка — это нечто из будущего, хотя история электронной музыки насчитывает уже не меньше ста лет. Что для вас признаки будущего в электронной музыке?

Электронная музыка — это не нечто цельное и однородное. В ней существует огромное количество стилей, направлений, традиций, инструментов, платформ и так далее. А будущее — это всегда движение в зону неизвестного. Особенно в культурных практиках. Обратимся к истории музыки. Например, к лейблу Motown Records: парни, которые начали записывать пластинки для Motown в последовательной цепи экспериментов с приемами и технологиями пришли к звуку, который повлиял на поп-культуру XX века. Они не знали, куда они идут. Но им хотелось куда-то идти.

Мэт Стил и Марк Фелл
Мэт Стил и Марк Фелл

Или вот еще один хороший пример — эйсид-хаус. Принято считать, что первые записи в стиле эйсид-хаус стала делать чикагская группа Phuture. Они использовали теперь легендарный синтезатор баса TB-303, который в то время не считался за приличный музыкальный инструмент, потому что его саунд не походил на нормальный бас. Phuture не умели работать с TB-303, они не читали инструкций, действовали по наитию и, можно сказать, валяли дурака. Но потом у них получился звук и стиль, который вошел в историю электроники как эйсид-хаус. Именно потому что они не знали, что делать и не знали, чего хотят достичь, где-то в процессе эксперимента они совершили революционный шаг.

Или вот история из моего опыта. В конце 1990-х мы с Мэтом Стилом, который, кстати, работает продакшн-менеджером на «Геометрии настоящего», выпустили пластинку под именем snd. Тогда нам казалось, что она не будет иметь успеха. Она не звучала как общепринятая клубная музыка, но и не была чем-то совершенно необычным. Каково же было наше удивление, когда через некоторое время дистрибьютор продал весь ее скромный тираж. Пластинка оказалась в чартах у прогрессивных диджеев и стала точкой отсчета для появления множества записей в аскетичном звуке. Для них даже изобрели жанр под названием микро-хаус.

Так что, на мой взгляд, музыкальное развитие невозможно запланировать. Невозможно сказать, какой будет музыка будущего, пока оно не наступит.

Вы еще записываете, скажем так, «необычную клубную музыку» или сконцентрировались на арт-проектах?

Я — художник. Я делаю инсталляции, организую выставки и мероприятия, пишу концептуальные тексты, но производство электронной музыки по-прежнему остается одной из моих главных задач. Проблема одна — последние годы я так много путешествую по миру, что не остается времени на то, чтобы засесть в студии и записать что-то новое. Но это обязательно произойдет.