Лик Мамышева-Монро: отрывки из новой книги о художнике

Владислава Мамышева-Монро не стало 16 марта 2013 года. 43-летний весельчак и экспериментатор, который, по словам друзей, «жил каждую секунду», погиб на Бали — куда в последние годы улетал от холодной московской зимы и в перерывах между крупными проектами, — утонув в гостиничном бассейне. Шок, в который новость повергла всех близких ему лично и тех, кто был знаком лишь с его искусством, не проходил неделями и месяцами. Два года спустя, 18 июня 2015-го, ММОМА открыл ретроспективу Мамышева-Монро «Архив М», где собрал его полное художественное наследие. Не только результаты перевоплощений в Мэрилин Монро и Брижит Бардо, Адольфа Гитлера, Любовь Орлову и Федора Достоевского, фотографические серии, коллажи и костюмы, но и свидетельства творческого процесса — в частности, редкие фото- и видеоматериалы, — превратили эту выставку в своего рода пост-перформанс. Именно так ее называли в музее, подчеркивая реальное существование исторического персонажа «здесь и сейчас».

Еще через год все то, что было сказано и написано о Владиславе Мамышеве-Монро облекли в новую форму — воспоминания его современников в книге, выпущенной ММОМА совместно с Фондом Владислава Мамышева-Монро и Издательством «Артгид», собрала ее редактор-составитель Елизавета Березовская. Вместе с теми, кто высказывается на страницах издания — а это и директор Мультимедиа Арт Музея Ольга Свиблова, коллекционер русского искусства Пьер Броше, Нина Ивановна Мамышева, мать большого художника, и многие другие — она представит том «Владислав Мамышев-Монро в воспоминаниях современников» уже в ближайший понедельник. Крошечную, но неоценимо важную часть того, что всем им есть сказать, «РБК Стиль» предлагает прочесть прямо сейчас.

Катя Бокучава
Ресторатор

<…> Владик Мамышев-Монро — редкий негодяй, но без него моя жизнь была бы скучной и безрадостной. По отношению к нему можно испытывать самые разнообразные чувства, от любви до ненависти; его можно ругать и жалеть, им можно восхищаться и ему завидовать. Иногда мне кажется, а может это так и есть, что он — маленький чертик с ангельским личиком. При первой встрече Монро может так очаровать, что вы будете готовы сделать для него все что угодно, будете нянчиться с ним, как с малым ребенком до тех пор, пока он, например, не сожжет вашу квартиру. Но даже после этого вы от него или он от вас никуда не денется. Мимолетное знакомство с Владиком превращается в вечную дружбу, правда, если только он этого желает сам. <…>

Александр Боровский
Заведующий отделом новейших течений Государственного Русского музея

<…> Какое-то движение привлекло мое внимание. Рослая блондинка, подхватив длинное платье оголенными руками в белых перчатках по локоть, поводя бедрами и плечами, двигалась от группы к группе. Первая мысль была — помочь красивой женщине пройти на выставку. Куда-то не туда ее понесло — вот он вход, милая! Присмотревшись, понял: не на выставку ей надобно, ей надо себя показать, пококетничать, пожеманничать, пострелять глазками. Какая-то слишком уж откровенная кокетка для вернисажной публики! Ну а там уже разглядел и парик, и кадык — мужчина! Владик тогда был поджар, призывен, нервен, Монро получилась фантастическая! <…>

Андрюс Венцлова
Художник

<…> Владик был модником. Когда у него были деньги, он мог сделать месячную выручку какому-нибудь бутику, а в иные времена не брезговал секонд-хендами. Он любил странные головные уборы типа «пирожок», «кепка Шерлока Холмса». В основном предпочитал классический стиль — длинные пальто (иногда с меховым воротом), но иногда я видел его одетым под рэпера или в этно-стиле. Владик развлекался и экспериментировал сам и развлекал всех вокруг. Кроме того, поскольку он переодевался в женщин, он неплохо разбирался в женской моде и владел искусством макияжа. Нередко я слышал его обсуждения с подружками их нарядов, и Владик там был абсолютно своим. «В этом платье ты просто богиня! — восклицал он со знанием дела. — Добавь вот эту сумочку, пройдись, покружись», — оценивающий взгляд: «О! Перфекто!». <…>


Илья Вознесенский
Архитектор, музыкант группы «Корабль»

<…> Не припомню, чтобы он сосредоточенно работал над чем-нибудь больше получаса. Выпросил старую пленочную мыльницу и фотографировал все подряд, фотографиями была завалена вся квартира, в ларьке фотопечати на Пушкинской ему начали отпускать в кредит. Однажды нашел у меня в столе тонкий макетный нож и начал им расцарапывать фотографии, сначала, чтоб посмотреть, идут ли ему длинные усы, потом фотографии знакомых, чтоб позлить. Выходило остроумно. <…>​

Леонид Куропаткин
Исследователь искусства XX века

<…> Наше знакомство произошло в начале 1990-х на очень помпезном и великолепно устроенном для того времени мероприятии в Доме морских офицеров. Это была одна из первых официально разрешенных танцевальных вечеринок, организованная представителями петербургского и московского андерграунда. Приглашенная публика растеклась по великолепно декорированным залам эклектичного дворца. 

В какой-то момент я увидел перед собой подтянутого, элегантного и очень харизматичного человека, напомнившего мне государственного служащего. Одет молодой человек был в серый костюм и в руках держал коричневый крокодиловый портфель. Он подошел ко мне и непринужденно затеял разговор. «Кагэбэшник», — подумал я.

Впрочем, про меня он подумал то же самое (уже позже мы, смеясь, вспоминали момент знакомства). Но даже такая нелепая повышенная подозрительность не помешала нам сразу же очароваться от знакомства. <…>

Нина Ивановна Мамышева

<…> Владик пришел в литературную школу уже под конец восьмого класса. 27-я школа, а там все супер-пупер, одаренные ученики. А он — обыкновенный парень. Ну начитанный, но он все-таки влиться был должен в коллектив. Хорошо рисовал. И вот один ученик попросит: «Нарисуй вот этого». — «Пожалуйста!» — «Нарисуй Наполеона!» — «Извольте!» — «Меня нарисуй» — готов портрет. А Гитлера и никак. Владик им заболел, все тетради были изрисованы. Девочка, которая сидела с ним за одной партой, Наташка Овсянникова, аккуратно собирала эти рисунки. У них такая дружба была! Ее папа донес куда следует, и нас с Владиком арестовали. В тот год 60 лет Монро отмечали. За нами пришли двое в серых костюмах, а на стенах впридачу шестьдесят портретов Мэрилин Монро развешаны. Это было в девятом классе. Когда ему было лет тринадцать, мы какой-то фильм с ней смотрели — «В джазе только девушки». И Владик потом много раз его пересматривал.

Его исключили из комсомола и выгнали из школы. Меня всюду протащили, по всем комиссиям по делам несовершеннолетних. В бюро райкома честили: «Как вы могли, как такое можно было допустить? Он рисует Гитлера!». А я ведь и до сих пор не понимаю, почему нет? Гитлер — он же был, куда же деваться? Его же не вычеркнуть, не вымарать из истории. «Как вы могли? Вы, секретарь парторганизации такого крупного предприятия! Какая близорукость!» 

Мы с Владиком как-то вместе этого не понимали — и я не понимала, и он. Я ему говорила: «Ты видишь сам? Ну можно скрыть как-то там, не выпячиваться? Видишь, как мне приходится за это страдать?» — «Ну мам, ну а что я сделал?» Действительно, что он сделал? Ничего особенного не сделал, никого не ударил, никого не убил, никого не ограбил, никого не обозвал. <…>

Олег Маслов
Художник, профессор НАИИ

<…> Был такой миф, и он сознательно создавался: «Ты едешь в Москву, Владик, и ты будешь нашим лазутчиком». Это была игра, которую можно воспринимать как угодно. Тимур тоже любил играть в разные игры. Конечно, это все проговаривалось вслух, и все курили и смеялись. Так и произошло, в каком-то смысле. Задачу свою Владик выполнил. Потому что смял всю эту дурацкую напыщенность. Постконцептуальную тусовку он смял и выбросил, как фантик от конфеты. Ярче звезды так и не загорелось. Он затмил всех своей собственной мишурой. Мы же понимаем, что все это игра. <…>

Павел Пепперштейн
Художник, писатель, философ, режиссер

<…> Однажды в Берлине мы с ним пришли на пресс-конференцию выставки «Москва — Берлин». Официальная пресс-конференция, министр культуры Германии, бургомистр и так далее. Владик пришел в виде Гитлера.
Причем он очень аккуратно подошел к вопросу. Он полностью преобразился в Гитлера, но при этом обошелся без какой-либо нацистской символики. То есть придраться было как бы не к чему. Человек такой с усиками, с портфельчиком, без каких-либо свастик или чего-то такого. Мы специально сели в первом ряду, прямо перед лицом всех этих важных особ, которые сидели за специальным столом и давали пресс-конференцию.

Владик устроил невероятный мимический как бы концерт. Что, кстати говоря, было полной инновацией. Потому что мы знаем мимику Гитлера в основном по его выступлениям. А Владику удалось изобразить слушающего Гитлера, причем виртуозно. Он постоянно демонстрировал невероятную увлеченность произносимыми речами. Экспрессивно наклонялся вперед, сжимал руки, иногда ронял кожаный портфель, который сжимал под мышкой.

Я видел, как люди морозятся за этим. Все эти министры германские, видя, что выступают неожиданно перед самим фюрером. Как у них по лицам пробегают волны паники, потому что непонятно, как это все воспринимать. С одной стороны, вроде бы скандал, а придраться-то как бы не к чему. То есть нет никаких фашистских значков, ленты со свастикой, ничего такого нет. Но перед ними сидит Гитлер.

Никак отреагировать они, вроде бы, не имели права. Соответственно, они держали себя в руках. Характер у них был нордический, выдержанный. И все получилось. Но далось им это нелегко, потому что, конечно, Владик делал все, чтобы вывести их из равновесия. Они выдержали, а я, конечно, не выдержал. И периодически ползал там где-то, возле Гитлера, от хохота. Был шанс, что меня выведут из зала вместо Гитлера, который как раз вел себя вполне прилично. <…>

Из письма Владислава Мамышева-Монро Светлане и Питу Петровым 3.XI.88

<…> Сейчас я работаю в детском клубе заведующим, веду кружки: театральный и рисовальный c офицерскими детьми… к Новому году собираюсь поставить этакий «мюзикл» на темы старинных сказок Шарля Перро и на популярную музыку 50–60-х годов…

Плохо только, что начальников у меня слишком много. Да в принципе плохого много, ведь я в армии, но, по крайней мере, лучше, чем многим другим…
Вчера у одного офицера выпросил октябрьский номер «Студенческого меридиана», где Монро. Света и Петя! Если вы выписываете этот журнал, сохраните его до моего приезда. К тому же в октябрьском номере сказано: «В ближайших номерах читайте рассказ А. Вейцлера про М. Монро…» Сохраните, пожалуйста, эти «ближайшие номера»! Ладно?!

Я все еще «монрист». 

Мне все пророчили, что вот в армии все свои глупости забуду… А вот они, эти глупости, не проходят почему-то…<…>

Андрей Хлобыстин
Художник, искусствовед

<…> Восторг у меня вызвал момент, когда при визите весной 1994 года в Новую Академию в сквоте на Пушкинской, 10, Жака Деррида — седого красавца, для которого собственная внешность, очевидно, была не последней радостью, навстречу мегазвезде философии вышел молодцеватый русский дедушка в спортивном костюме и с золотой олимпийской медалью на шее. Притом что Монро, которому было 24 года, плохо представлял, кого предстоит «зеркалить», он каким-то образом сумел тонко войти в резонанс и произвести инверсию с создателем метода деконструкции. Встреча двух гениев, разрушивших стереотипы понимания современного человека, запечатлена на расцарапке Монро. В то время отрастивший бородку Владик, как напомнил Олег Маслов, красил ее белым кроющим фломастером. Он входил в образ моложавого старичка-«румяное яблочко», и когда он ехал на переднем сиденье троллейбуса в кожаном пальто, с чемоданчиком на коленях, с ним начинали кокетничать старушки. <…>

 

Комментарий Владислава Мамышева-Монро к выставке «Новая Академия. Санкт-Петербург» (2 ноября 2011 — 29 января 2012), прошедшей в Фонде культуры «Екатерина», Москва. Подготовлен Эльвирой Тарноградской для сайта Main People.

<…> «Давайте разберем «Манифест неоакадемизма», где буржуазные художники, такие как Джефф Кунс, высмеиваются как некое уродство. Недавно был прекрасный скульптурный проект Кунса в Версале. Ведь неоакадемизм присутствует в голове любого мастера, просто он его не выпячивает. Я считаю, что это ужасная тоска, если мы сейчас будем повторять то, что делали даже не наши прадедушки, а вообще не понятно кто в глубокой древности. Хотя люмпены, которые никогда не видели ничего красивее календаря с котенком на кухне, увидев криво нарисованного Аполлона кисти кого-то из неоакадемиков, скажут: “Господи! Какая красота!”» <…>

Маруся Климова
Писательница, кавалер французского Ордена литературы и искусства

<…> Однажды я пришла к нему домой в гости на Васильевский. А он встретил меня на пороге, весь с ног до головы покрытый известкой и с огромным молотом в руках. Оказывается, он решил сломать одну из стен в двухкомнатной квартире, где он тогда жил с мамой и отчимом. Для того чтобы устроить там себе антресоли, куда он мог бы залезать спать. Когда я зашла внутрь, то увидела лесенку, которая вела к зияющему пролому вверху стены, а часть потолка над ним была обтянута темно-синей бумагой, к которой были приклеены вырезанные из фольги Луна и звезды. Вот таким он мне, пожалуй, больше всего и запомнился. Стен и потолков для него не существовало. <…>