Прежде чем начать собственный бизнес, Михаил Гончаров работал на управляющих позициях в крупных компаниях. В одной из них он предложил сменить компанию-поставщика на более дешевого и самолично назначил встречу директора с новым поставщиком, чем очень удивил своего руководителя.
В 1998 году Михаил придумал концепцию сети блинных ресторанов и поехал во Францию, чтобы изучить рецепты. После возвращения и двухнедельного марафона по изготовлению теста он выбрал один лучший рецепт, и в 1999 году на Масленицу открыл свой первый киоск. Его ресторанная концепция в недорогом сегменте стала одной из немногих, которой удалось выдержать испытание временем. Сейчас «Теремок» насчитывает больше 300 точек продаж по всей России.
В студенческие годы Гончаров начал собирать редкие книжные издания. Сейчас в его библиотеке более 20 тысяч экземпляров. К книгам позже добавились микростатуэтки эпохи ар-деко и ар-нуво, древние ископаемые трилобиты, карандаши Викторианской эпохи и другие удивительные вещи. Михаил продолжает пополнять свою коллекцию на аукционах и в антикварных магазинах.
В книгах и вещах у меня один подход — я собираю не банальные экземпляры. К примеру, артефакты эпохи — то, что было раньше, а теперь не используется. Порой уже даже не знают, как эти предметы сделаны, скажем, немецкие рыбы-статуэтки сейчас не производит ни одна мануфактура.
Когда я впервые увидел маленькие раскладные бинокли, мне стало смешно, насколько бесполезна эта вещь. У викторианских биноклей 1800–1830 годов окуляр выдвигается, но ничего не видно. Зато штука манерная. Самый большой из моей коллекции похож на подзорную трубу.
Я приезжаю в любой европейский город, иду в антикварный магазин и ищу. У меня есть грифелевый карандаш в виде египетской пирамиды, с копытами и масонскими знаками. У викторианских карандашей обычно есть ручка-лапка, с помощью которой он выдвигается.
В Баден-Бадене я познакомился с хозяином одного магазинчика. Со временем он стал сам выбирать и присылать мне статуэтки ар-деко и ар-нуво 1890–1930 годов.
Также я собираю трилобитов. Это небольшого размера жуки, из которых торчат усы. Им 40 миллионов лет. Теоретически биологи разделяют виды по наклону усов, величине, но для меня все они одинаковые. Из всех древних ископаемых трилобит — это законченный артефакт, который выглядит прикольно.
У меня есть еще яйцо динозавра. Я его покупал своему сыну-биологу. Собирать кости динозавров не вижу смысла, на вид они не отличаются от костей коровы.
За $50 тысяч или 100 тысяч тебе и книжку напечатают, и яйцо из камня высекут, и потом поплюют на него. За меньшие деньги проще найти реальный артефакт, чем подделать. Трилобит или яйцо динозавра стоят $1000–3000.
Трилобитов находят на раскопках в Африке, Южной Америке, на Урале. Быстро откапывать не получается: трилобита легко разломать напополам или усик оторвать, он уже будет стоить не $1000, а $10.
В моей библиотеке 20 тысяч книг. Я не все из них прочитал, но представление имею о каждой.
В этой комнате всегда плюс 18. Хотя в профессиональных книжных хранилищах поддерживается температура плюс семь градусов.
Вы знали о том, что дерево и бумага постоянно горят, даже при низкой температуре? Горение — это реакция окисления. Поэтому, например, в соборе Парижской Богоматери старая черная балка XIII–XIV века — сгоревшая. За три тысячи лет при комнатной температуре дерево полностью сгорает. Из-за этого и книги желтеют.
Некоторые издания из моей библиотеки раньше стоили три копейки. Такие книги сейчас тяжелее всего найти, стоят они недорого, но уже мало кому нужны.
Мой наставник, старый московский антиквар, называет эти книги памятниками эпохи. Их можно собирать не ради содержания. Например, «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева. Интересна история самой книги, опубликованной в 1790 году, как восприняло общество и власть, как ее запрещали и сжигали. По одной книге можно изучать историю.
Такие книги не обязательно читать, ты все равно уже не въедешь в ту эпоху. Сейчас тоже можно зайти в гараж на окраине — вот Москва современная, а можно в центр прийти, там иллюминация, ребята на гироскутерах. Поэтому непонятно, насколько типичная картина изображена в книгах.
У меня самая крупная в России коллекция книг детской писательницы Лидии Чарской. У нее есть известные рассказы «Записки институтки», «Княжна Джаваха», а есть редкие вещи для более взрослой аудитории, похожие на книги Джоан Роулинг, про которые никто не знает.
Единственные книжки, которые подделывают, — это русский авангард 1920-х годов. Роскошные издания никто не издавал, использовали газетную бумагу. Радикальные поэты сами штамповали 40–100 экземпляров и делали пару мазков гуашью. Сейчас эти книги стоят $20–30 тысяч — десять страничек, три мазка гуашью, дешевая газетная бумага.
Принцип отбора один — чтобы мне было интересно. Я начал заниматься букинистикой в 1990 году, еще студентом. Первой книгой был роман Николая Лескова «На ножах» против нигилистов и революционеров, малотиражный и полузапрещенный.
Мой антиквар выступает как книжный продюсер. Чехлы для книг я заказываю в переплетной мастерской. Если прийти к переплетчику напрямую, он не поймет, какой чехол подойдет под эту книгу.
Моя бабушка утверждала, что в детстве читала «Дети Солнцевых», но не помнит автора. Мы думали, что она все перепутала, что это «Дети подземелья» Владимира Короленко, а потом — бац, и на аукционе попадается книга «Дети Солнцевых» Елизаветы Кондрашовой. Мы не поверили бабушке, а оказалась, что книга существует. С морализаторской точки зрения она даже круче, чем Чарская.
У меня есть дамские альбомы, в которые гости записывали пожелания. Уровень культуры позволял этим людям не только записывать что-то, но и рисовать картины и каллиграфии. Делать нечего было — приехал, недельку пожил у одних, недельку у других, за это время что-то нарисовал.
Никто, кроме меня, не может разложить книги по категориями. Например, мемуары промышленника кто-то положит в «Мемуары», а у меня есть отдельная тема — «Предприниматели».
Из криминалистики много необычных книг. Например, «Небывалый случай с покойницей», «Наряд как фактор унижения женщины», «Половая психопатия». Есть книга про бездомных детей: что с ними происходит, можно ли их спасти, — причем с реальными историями.
Это как в бизнесе — у нас нет плана развития. Я участвую во всех книжных аукционах, иногда покупаю две книги, иногда десять.
Если ты ставишь цель за год открыть 15 ресторанов, то, без сомнения, пять из них будут убыточными. Пять убыточных дают убыток столько же, сколько зарабатывают пять прибыльных. Получается, у тебя 10 ресторанов работают в ноль, пять работают в прибыль, но ты же инвестиции на 15 потратил. И если три-четыре года так вести дела, у инвестора закончатся деньги и любой банк перестанет кредитовать.
Мы используем принцип отказа от произвольных показателей и целей Эдвардса Деминга. Он читал лекции для глав всех японских корпораций — Sony, Toyota и других. В Японии есть премия имени этого американского статистика за лучшие достижения в области качества. Когда японская экономика начала взлетать, американцы забеспокоились, почему так происходит, и вышли на Деминга: «А что же ты нас не научил?». Стариком он ездил читать лекции в университетах, а до 60 лет оставался неизвестным в Америке.
За все время мы закрыли только одну точку. К этому привел такой подход: мы открывали одну-две точки, анализировали, почему они прибыльные, и продолжали открывать дальше.
Если ставить план, то будет и эйфория от его достижения. Если среда благоприятная.
