Британец Мэт Коллишоу, один из числа художников того самого движения Young British Artists («Молодые британские художники»), подарившего музеям, галереям и их посетителям произведения Дэмиена Херста, Стива Маккуина, Марка Куинна, Трейси Эмин, Сары Лукас, Дженни Савиль и многих, многих других, в Москву приезжает не впервые. С его персональными выставками город знаком хорошо, а недавно видеоинсталляция Коллишоу The Sky Burial стала частью концерта оркестра musicAeterna, соединив мир музыки и мир современного искусства. Неважно, интересуют вас эти миры или нет, в работах художника обнаружатся мотивы, близкие и понятные всем. Невозможность отвлечься от экрана телефона, желание привлекать внимание или жажда публичного одобрения — все это связано не только с особенностями характера каждого из нас, но также с эволюцией и психологией поведения. О ней и размышляет Мэт Коллишоу в своих работах, изучая труды психологов и даже придумывая проекты вместе с ними.
Разговор хочется начать с общего, подразумевая под этим общим вашу выставку в Галерее Татинцяна. В основном экспозиция посвящена искусственному интеллекту и тому, как машины влияют на человеческий разум. И в этом контексте сразу всплывает термин метавселенная, о котором предлагаю поговорить.
Я художник, который создает работы в физической форме и помещает их в реальное пространство, и мне нравится создавать тактильные объекты, которые люди могли бы физически прийти и увидеть, ощутить и поразмышлять над ними. Метавселенная — совершенно новый и отличный от других способ восприятия явлений и информации. Я думаю, что это неизбежность, поскольку она все больше присутствует в нашей жизни, и считаю, что это следующий этап развития интернета. Я уже начал создавать три проекта, в которых используется метавселенная. В своей работе я так или иначе использую много цифровых технологий. Поэтому для меня логично попытаться создавать все работы в этой новой сфере. Когда я создаю произведение искусства в физической форме, то стараюсь сделать его самореферентным: пытаюсь сделать так, чтобы его суть заключалась в процессе, чтобы способ создания произведения был созвучен его теме. Так что одна идея может быть хороша для виртуальной реальности, другая — для картины, третья — для оптической иллюзии. Все произведения, которые я создаю для метавселенной, связаны с ощущениями от метавселенной.
Работа, которую я делаю в России, — интерпретация произведения Николая Гоголя «Мертвые души», обновленная с учетом XXI века. Речь в ней идет о незаконном использовании персональных данных, добыче данных и дипфейке. Действия Чичикова в «Мертвых душах» похожи на финансовую аферу. В поисках информации люди берут наши персональные данные и продают их другим компаниям ради финансовой выгоды. Так что здесь есть сходство. Я могу сделать проект об опасных или потенциально опасных последствиях цифровых технологий и этой новой метавселенной, к которой мы движемся.
Вы говорите, что создаете физические объекты, а в искусствоведении как раз популярно мнение, что объекты искусства в физической форме имеют ауру, о чем писал Беньямин в своем философском трактате. Как вы думаете, в метавселенной цифровое искусство и NFT могут иметь подобную ауру и оказывать такое влияние?
Это именно то, что я стараюсь делать. Я мог бы заниматься живописью, потому что живопись имеет такую традицию. Люди ассоциируют ее с чем-то уникальным и целостным. Но это как иллюзия, основанная на ощущениях и создании соответствующих условий. Для меня важно использовать все современные технологии, особенно цифровые, аниматронику, робототехнику и пытаться создать вокруг них ауру, пытаться создать что-то значимое и, возможно, трансцендентное. И эти устройства способны создавать магические явления, все эти невидимые электроны, которые летают вокруг, попадая в мой телефон, позволяют придумывать самые фантастические сценарии. Так что это хорошее средство, и почему оно должно использоваться только в социальных сетях, или в рекламе, или в политической пропаганде? Я думаю, что важно пытаться использовать эти средства для создания вещей, которые могут затронуть человеческие сердца, задействовать человеческий мозг.
Что касается меня, то я сделал несколько работ, вызывающих похожие ощущения, как пятьсот-шестьсот лет назад, когда у людей были маленькие молитвенники, они смотрели туда и имели очень близкие отношения со своей маленькой религиозной книгой. У людей сейчас такие же религиозные отношения с телефоном. Это портативное устройство — смартфон — становится потенциальным средством для создания произведений искусства.
Должны ли художники в настоящее время иметь ленту в Instagram или в социальных сетях, чтобы быть успешными, или это только для зумеров?
Многие галереи, особенно в период пандемии, начали активно использовать социальные сети. И многие галереи и художники продают работы через Instagram. В период пандемии люди скучают, прокручивают страницу, им нравится картина, поэтому они связываются с галереей и покупают произведение. Так что за последние два года социальные сети стали очень эффективным средством для распространения работ и для их продажи. Для меня лично они не так важны, это просто способ поделиться тем, что я делаю, а для молодого поколения это естественное их продолжение, часть лексикона. Но я не думаю, что это необходимо. Мне кажется, это нормально, если люди полностью игнорируют социальные сети.
На выставке у меня есть работа, посвященная опасной вызывающей зависимость сути социальных сетей и смартфонов, — работа в комнате «М». Это мои мысли о социальных сетях. Я читал об экспериментах в области поведенческой психологии, проведенных в 1950–1970-х годах Берресом Фредериком Скиннером. Например, даже если у подопытного голубя достаточно еды, но он не знает, когда появится новая, то он становится зависим и продолжает нажимать на кнопки, чтобы получить новую порцию. И люди, разрабатывающие программное обеспечение, архитектуру Facebook, Twitter и Instagram, воспользовались этими знаниями поведенческой психологии и ввели лайки, кнопки «Поделиться» и комментарии, чтобы мы продолжали возвращаться в соцсети и проверять их, потому что если мы не знаем, когда появится награда, мы начинаем зависеть от нее. Для меня это очень тревожное явление. Как будто у нас есть генетическая предрасположенность вести себя определенным образом. Скиннер, а теперь и разработчики программного обеспечения научились взламывать наш мозг, использовать наши психологические уязвимости, создавать и делать нас более «машиноподобными» в плане поведения. Когда все ведут себя одинаково, это пугает и ужасает.
С такой точки зрения звучит как абсолютное зло. Можете ли вы отметить какие-то положительные моменты в плане социальных сетей?
Я не думаю, что это намеренное зло, не думаю, что мотивация Кремниевой долины заключается в том, чтобы нести зло, я думаю, что их мотивация — быть хорошими: «Мы молодцы, давайте заработаем немного денег и создадим все эти замечательные вещи». Однако они должны оптимизировать, то есть максимизировать время пребывания людей перед экранами устройств. Они разрабатывают программное обеспечение для захвата нашего внимания и удержания нас на сайте. Им приходится это делать, потому что если вы не сидите в Facebook, вы пойдете в Twitter, в Instagram или в любую другую социальную сеть. Эти компании становятся все мощнее и мощнее, и им приходится удерживать свою аудиторию. Так что причина не в их злодейских намерениях, а в том, что такова природа этой машины, которую они создают. Они должны сделать ее максимально эффективной, и, став такой, она превращается в пагубное и опасное явление. При этом она также может быть очень полезной и оказывать положительное воздействие. Но есть и другие побочные эффекты, как вы знаете: когда мы обмениваемся своими фотографиями, фотографиями наших собак, членов нашей семьи, друзей, всего, чем мы занимаемся, все это потенциально может быть использовано в качестве информации как для исследований в целом, так и для более детального изучения каждого человека в отдельности. Можно взять вашу личность и создать виртуальную версию вас, так называемый дипфейк, который затем может быть использован для всевозможных ужасных целей. Мы даже можем взять личность умерших людей, их биометрические данные, их голос, их образ, их индивидуальность и «воскресить» их, вернуть их назад и сделать с ними что угодно. Так что мы еще не знаем всех последствий, на мой взгляд. Все развивается очень быстро.
Есть документальный фильм «Социальная дилемма» как раз на эту тему…
Довольно хороший документальный фильм, согласен. Я не придерживаюсь моралистических взглядов, говоря, что это ужасная работа дьявола. Мне просто очень интересно то, что происходит. И я думаю, что искусство, арт-пространство — это хороший способ поразмышлять о наших отношениях с миром, ведь сегодня они строятся посредством цифровых технологий, потому что становятся неотъемлемой частью нашей жизни, наших отношений с людьми. Так что, мне кажется, это хорошая тема.
У вас есть дети. Есть ли у вас какой-то план, как защитить их от социальных сетей, гаджетов и т.п.?
У меня двое детей, одному пять лет, другому три. Пятилетнему ребенку мы подарили на Рождество калькулятор. У него была откидная крышка — сын открыл ее и безумно радовался около двух дней. А затем он понял, что это не мобильный телефон. И воскликнул: «Это не то, что я хотел!» Но он знал, что это портативное устройство, на которое можно нажимать, похожее на то, что он хотел, и постепенно понял, что это просто кнопки с цифрами. В Англии, мне кажется, примерно до 12 лет детям не разрешают пользоваться телефоном. Это значит, что даже если он сейчас отчаянно хочет телефон, должно пройти еще семь лет, прежде чем мы разрешим ему. В течение семи лет нам придется говорить ему: «Нет, тебе рано иметь телефон». Эти вещи как наркотики, и это опасно. Мы, взрослые, можем остановиться и сказать себе: «Все, хватит, мне надо поговорить с кем-нибудь». Но в случае с детьми, когда их мозг еще формируется, все по-другому — у них нет критического мышления. Так что, на мой взгляд, это потенциально очень опасно.
Когда все ведут себя одинаково, это пугает и ужасает.
Вы много времени посвящаете изучению психологии поведения. Когда вы создавали свои проекты и работали с теориями, разработанными психологами, узнали ли вы что-то новое для себя о человеке, человеческой реакции?
Меня восхищает восприятие, то, как мы видим мир, и то, как мир может отличаться от того, как мы его воспринимаем, как нашим восприятием можно манипулировать, а еще — человеческая психология, то, как мы склонны вести себя определенным образом, не осознавая своих мотивов. Я думаю, что очень важно понимать психологию, прежде чем осуждать людей за их поведение, потому что, на мой взгляд, некоторые вещи могут быть заранее запрограммированы в нас. Скажем, этот человек не просто плохой, а генетически запрограммирован вести себя определенным образом. Меня всегда завораживали и очаровывали эти экзотические райские птицы из Австралии или Папуа-Новой Гвинеи с красивыми и замысловатыми перьями, которые исполняют танцы. Самец всегда танцует для самки — он исполняет танец соблазнения, это часть ритуала ухаживания. За ними забавно наблюдать, они действительно необычны. И я всегда был очарован этим как художник, я должен был как-то использовать это в своих работах, потому что это невероятное визуальное представление, эти маленькие птицы. Но я никак не мог найти способ, как это сделать. Когда я начал читать книгу эволюционного психолога Джеффри Миллера, то наткнулся на то, что меня очень заинтересовало — что искусственность, образ, внешний вид не являются поверхностными.
Когда я вижу людей в Facebook или Instagram, одержимых идеей показать себя с лучшей стороны, скажем, в хорошем ресторане, на борту частного самолета или с бокалом шампанского, и эти люди используют фильтры, чтобы лицо выглядело лучше, чтобы подправить внешность, я осознаю их одержимость чем-то поверхностным, когда на самом деле человек чувствует себя подавленным. Например, его мать больна, а он старается выставить себя в красивом свете перед другими. Это меня удручает, когда все одержимы наносным. Это жутко. Но для птиц внешний вид, который самцы демонстрируют самкам, абсолютно необходим для выживания, потому что если самец не найдет самку для спаривания, то, возможно, его генетическая линия вымрет. Так что эта одержимость внешним видом не поверхностна, она служит базовым фактором для выживания этой маленькой птички — без нее у самца не будет потомков. Я подумал, что это очень интересно, эта борьба за то, чтобы проецировать себя, проецировать красивый и здоровый внешний вид. В основе этого психологического стремления лежит генетическая инструкция: «Покажи другим людям, что ты здоров и красив, чтобы ты мог спариваться и продолжить род». Это было для меня откровением, что красота и внешний вид — это индикатор пригодности для противоположного пола, который помогает привлекать пару, создавать потомство и передавать свои гены.
Созданная мной перспектива отчасти связана с этой безумной одержимостью: «Посмотри на меня, посмотри на меня, посмотри на меня!», и сама работа немного похожа на нее. Я создал большой букет цветов для зрителей — когда они входят, они видят этот «рекламный дисплей» и всех этих маленьких птичек внутри, которые вторят: «Посмотри на меня, посмотри на меня!» Это тщательно продуманная демонстрация, но поскольку она повторяется, в ней улавливается отчаяние. Вы слышите ухающий звук, а затем становится немного грустно, потому что все это напоминает поведение машины. Не похоже, что птицы наслаждаются тем, что делают. Они делают это, потому что вынуждены. Это их генетическая инструкция — впечатлять, впечатлять и впечатлять. И внутри этих маленьких птичек есть нечто, заложенное генетически, что программирует их на соответствующее поведение. И это повторяющееся «чух-чух-чух» для меня звучит как тревожный, леденящий душу звук.
Вы работаете с визуальным искусством, с тем, каким образом изображения влияют на нас или как мы их создаем. От картин, выполненных из камней, до VR, достигли ли мы совершенства в этой сфере или можно создать что-то большее? И почему люди всегда хотят создавать эти картины? Почему мы всегда хотим воссоздавать реальность тем или иным образом?
Есть книга эволюционного психолога Джеффри Миллера, о которой мы уже говорили. Она называется «Соблазняющий разум». Его теория заключается в том, что люди начали рассказывать истории или петь песни, чтобы привлечь самку или самца. То есть это было ритуалом ухаживания, как и маленький танец, чтобы произвести впечатление. Это называется расширенный фенотип. Фенотип — это следующее: если у вас красивые волосы, то для меня это показатель того, что вы очень здоровы. Расширенный фенотип — это если вы можете станцевать красивый вальс или что-то в этом роде, то это показатель вашего превосходства. Как и хвост павлина — это красивая вещь, которую он создает, чтобы продемонстрировать свою выживаемость и способность к воспроизводству потомства. Если вы можете создать прекрасное произведение искусства — это еще один способ продемонстрировать свою выживаемость и способность к воспроизводству потомства. Для него это и есть первоначальное стремление к созданию искусства. Просто чтобы произвести впечатление на противоположный пол.
И я думаю, что, очевидно, за последние несколько тысяч лет все это стало использоваться в религиозной пропаганде, политической пропаганде, рекламе. Меня очень увлекает тема визуального обольщения, и я пытаюсь использовать ее в некоторых своих работах, как это делали художники пятьсот лет назад. У них не было свободы рисовать все, что они хотели, поэтому они писали религиозные вещи или портреты королей или королев, купцов или императоров. Они занимались пропагандой, продвижением католической церкви, королевы Елизаветы I или чего угодно еще — религиозной или политической государственной пропагандой. И, разумеется, можно вспомнить о нацистах и Третьем рейхе, их невероятной визуальной иконографии: Геринг создавал культ военной пропаганды, Альберт Шпеер создавал архитектуру, Хьюго Босс создавал униформу — все было чрезвычайно хорошо выполнено. И психологические исследования, которые они провели, показали, что женщинам нравится видеть мужчин в форме, военной форме, которая становится отражением того, что они успешные и физически здоровые мужчины. Затем они провели множество исследований на тему того, насколько сексуальными женщины находят ремни на нацистской форме — более сексуальными, если они расположены немного выше или ниже, толще, тоньше — и частично дизайн униформы был основан на том, насколько сексуальна форма для женщины. Чтобы мужчина захотел носить эту форму, чтобы они могли привлечь женщину для спаривания. Итак, снова все возвращается к одному и тому же, все эти маленькие психологические инструменты и эстетические решения были сделаны с учетом этого — отношений между мужчиной и женщиной.
Однако последствия были ужасающими из-за Третьего рейха и всей этой катастрофы XX века. Также стоит упомянуть Советский Союз, где тоже была широко распространена политическая пропаганда. Если вы посмотрите на картины и рисунки, карикатуры и иллюстрации Советского Союза — они не сильно отличаются от нацистских. Эстетика социалистического реализма не так уж сильно отличается от эстетики рисунков и картин, которые пропагандировали нацистскую культуру. Очень примечательно, что политически левое и политически правое крыло использовали одну и ту же эстетику для пропаганды своих убеждений.
А еще есть реклама. Продажа мыла, чизбургера или модных вещей — везде используются инструменты манипуляции. Например, у нас есть реклама, где мужчина смотрит на продукт… Скажем, нам продают водку. И люди будут интересоваться не водкой, а мужчиной на картинке. Он смотрит на водку, и люди думают: «Хорошо, его внимание обращено на водку, значит, она должна стоить моего внимания, поэтому я куплю эту водку».
И все эти психологические инструменты и манипуляции используются потому, что в рекламных агентствах, как и в Третьем рейхе, и в Советском Союзе, есть художники и психологи, которые учатся манипулировать сознанием масс. Все эти вещи очень интересны для меня с точки зрения создания произведений искусства, изучения процессов восприятия.
Можно ли вообще быть свободным от всех этих манипуляций, мыслить критически?
Невозможно. Психология очень хорошо умеет все это различать и понимать, но я думаю, что искусство — это также хороший способ заставить людей думать и размышлять о происходящих вещах и о том, как легко манипулировать, как легко использовать наши психологические уязвимости.
