Вездеход ползет по тундре, переваливаясь с боку на бок, как большое неуклюжее животное. Колеса в половину человеческого роста то проваливаются в болотистые углубления, то забираются на кочки, из-за чего у пассажиров возникает ощущение, что они находятся на корабле в разгар шторма. В ямальской тундре нет дорог, а населенные пункты разделяют сотни километров. Здесь никто не ответит вам на вопрос «Во сколько приедем?»: дальность пути измеряется расстояниями, а не часами. Вместо категории времени — категория пространства.
За полдня езды из Салехарда в арктическую неизвестность взгляд привыкает к голым равнинам. Возникающие на горизонте конусы чумов поначалу кажутся призраками. В каком-то смысле это призраки и есть: через несколько дней традиционные жилища оленеводов исчезнут так же стремительно, как появились. Для их обитателей бесконечные переезды — привычное дело. Культура малочисленных народов Ямала существует в движении. Если для нас смена места жительства — источник стресса, то для ненца или ханта — залог стабильности. Фраза «Движение — это жизнь» из обобщения превращается в точное описание.
Вездеход останавливается, и навстречу туристам выходят оленеводы. Сразу три поколения семьи Вэненго: старейшина Валентина, ее сын Алексей с женой Лизой, шумная гурьба детей разных возрастов, от едва научившихся ходить до подростков-старшеклассников. Валентина — невысокая, круглолицая, волосы убраны под малиновый платок — ставит на землю чашу с угольками, бросает туда сухие травы и разводит огонь. Прежде чем переместиться в чум, нужно перешагнуть через пламя и «умыться» дымом из огненной чаши. Так выглядит обряд очищения. Он сопровождает жителей тундры с первых дней. Когда рождается ребенок, в воду для купания добавляют пепел сожженной до черноты чаги, а маму окуривают дымом. Огонь на Севере — символ жизни, ценный дар. Без него суровую зиму не пережить.
В чуме готовятся к застолью в честь Ильина дня. Для коренных народов Ямала это такой же большой праздник, как и День оленевода, который обычно отмечают в марте. Весной тундровики возвращаются с зимних пастбищ, а после Ильина дня перемещаются в лесистые районы, где проще укрываться от метели. За год кочевники проделывают путь до 1000 км, совершая около 50 касланий — так называют перекочевки. «Мы не устаем от переездов, — говорит Лиза Вэненго, невестка Валентины. — А вот города быстро надоедают, хочется оттуда сбежать». Лиза провела детство в селе Аксарка. Там находится школа-интернат для детей оленеводов, где воспитанники и учатся, и живут. В Аксарке она познакомилась с будущим мужем Алексеем. «После школы я уехала в город и поступила в колледж. Училась на соцработника, — рассказывает девушка. — Но вскоре поняла, что городская жизнь не для меня. В тундре мне хорошо и спокойно».
Лиза расставляет тарелки и приглашает гостей к столу. В меню холодец и шурпа из оленины, шаньги — круглые открытые пирожки с начинкой из ягод. Алексей укладывает годовалую дочку Аню в деревянную колыбельку, которую сделал своими руками. «Можете шуметь, — улыбаясь говорит он. — Малышка привыкла, что у нас все время люди».
Семья Вэненго принимает туристов часто. Кто-то ограничивается одним днем, а кому-то и недели оказывается мало: хочется подольше пожить в чуме. Первых гостей привез младший сын Валентины, Егор. Он учится в Москве и иногда приезжает к родственникам. «Многие знакомые просили меня показать им тундру, — вспоминает Вэненго-младший. — Сейчас растет спрос на такие путешествия, во время которых можно пожить жизнью кочевника. Моя семья всегда была гостеприимной, мы и раньше приглашали туристов. Денег с них не брали, хотя дополнительный источник дохода нам не помешает». Егор объясняет, что дело не только в заработке. Ему важно рассказывать о своем народе. Для этого он даже завел канал в Telegram, где публикует видео из тундры и показывает, как устроен кочевой быт.
Валентина Вэненго учит туристов, как правильно ставить чум. На земле лежат длинные деревянные жерди. Сначала нужно собрать из них конусообразный каркас, а затем натянуть на него брезент. Зимой жилище покрывают шкурами, которые сшивают жилами оленя. Все перечисленное, включая сборку чума, — обязанность женщин. Они отвечают за дом и то, что происходит внутри него. Летом перемещаться приходится практически каждый день, а значит, и собирать передвижное жилище заново. Эти действия у всех доведены до автоматизма.
Когда к Вэненго приезжают путешественники, гостям предлагают заняться тем, чем обычно занимаются сами кочевники. Учат готовить кровяные лепешки, разводить огонь. Вместе с главой семейства они выезжают к стаду и отлавливают оленей арканом. Для полного погружения можно облачиться в национальную одежду. Мужчины носят малицу — широкую меховую рубаху с капюшоном, которую подпоясывают ремнем с оберегами. Женщины надевают ягушку — пальто из оленьей кожи и меха, украшенное яркими орнаментами. Кто-то скажет, что подобные развлечения есть и в этнографических музеях. Все верно, но там постановка, а здесь реальная жизнь. Уникальность таких путешествий — в возможности прикоснуться к исчезающей культуре, ведь кочевников становится все меньше. Молодежь переезжает в города, устраивается на работу и не возвращается.
Сейчас на Ямале из 48 тыс. коренных жителей почти 18 тыс. человек ведут кочевой образ жизни. Среди них есть представители разных этносов: ненцы, ханты, селькупы, коми. Эти народы живут и в других регионах, но далеко не всегда ведут кочевой образ жизни. В городах они ассимилируются, реже говорят на родных языках. Ямал — одно из немногих мест, где сохранились очаги живой культуры. А еще на полуострове сосредоточено крупнейшее в мире поголовье северного оленя. У коренных народов есть возможность заниматься тем, чем занимались их предки.
Конечно, жизнь сегодняшних кочевников не лишена благ цивилизации. В чумах есть спутниковые телефоны. Оленеводы созваниваются с соседями и вызывают врача, если кто-то заболел. В качестве источников электричества используют дизельные генераторы и солнечные батареи. В город ездят на трэколах — четырехколесных вездеходах. При всей своей архаичности, кочевой быт не примитивен. Но туристам следует готовиться к тому, что чум — это не гостиница с комфортными условиями. Спят здесь на полу, на оленьих шкурах. Удобства где-то рядом, под открытым небом. Душа с горячей водой, как и с холодной, нет в принципе.
Ко всему прочему есть правила, которые нужно соблюдать. Пространство делится на женскую и мужскую зоны. Женщинам запрещено заходить в переднюю часть за очагом. Нельзя обходить чум кругом снаружи. Нельзя наступать на предметы, лежащие на земле. «Недавно одна девушка встала на мой аркан, — рассказывает муж Валентины Анатолий. — Пришлось проводить обряд очищения, чтобы я снова мог арканить». От подобных конфузов туристов ограждают гиды из числа местных, которые сопровождают их в дороге. Они помогают сориентироваться в непривычной обстановке, рассказывают, как все устроено, что считается плохим тоном, какие вопросы лучше не задавать.
Этноблогер Лида Кельчина — как раз такой проводник. Лида живет в Салехарде и занимается общественной работой. Она член правления движений хантов и коми. А еще девушка много путешествует по Ямалу и сопровождает группы туристов. Сама она наполовину коми, наполовину ханта. Для Лиды общение с местными — дело еще и личного интереса. «Самый частый вопрос, который я слышу от приезжих: «А здесь правда так живут, это не спектакль?» Люди не могут поверить, что в XXI веке кто-то до сих пор собирает чум и спит на оленьих шкурах, — рассказывает гид. — Многие просят: «Хочу, чтобы все было аутентично». Я объясняю, что у кочевников по-другому не может быть. Тут все по-настоящему, хоть и выглядит северной сказкой: олени, чум, упряжка».
Лида говорит, что раньше этнотуры покупали в основном иностранцы. После пандемии ситуация изменилась — как, впрочем, и в большинстве регионов нашей страны. Сейчас на Ямал приезжают со всех городов России. Перелет из Москвы в Салехард занимает меньше трех часов, а смена картинки кардинальная. «Как правило, едут люди с насмотренностью и культурным багажом, — делится блогер. — Этнотуризм — нишевая история. Не всем интересно вникать в традиции. Иногда туристы хотят просто красивых видов».
С ней согласен Игорь Сегеда, владелец агентства «Ямальская авантюра»: «Когда мы говорим, что у нас вырос туристический поток, мы имеем в виду, что «очень мало» превратилось в просто «мало». Ямал — не массовое направление. Главная роскошь здесь — в труднодоступности. Чем сложнее маршрут и дальше пункт назначения, тем выше стоимость. Тем, кому позволяет бюджет, мы делаем вертолетные заброски в такие места, где бывают единицы. Ямал — это про нестандартный подход. К примеру, недавно я организовал для одной компании бизнес-конференцию в чуме. Мы можем сделать даже День оленевода в миниатюре. За этими новыми ощущениями и опытом к нам и приезжают».
Как относятся к туристам сами оленеводы? «У нас гостеприимный народ, — отвечает Валентина Вэненго. — Кто бы ни приехал, туристы или просто соседи, мы всегда накрываем на стол, наряжаемся». Для кочевников общение с людьми, как здесь любят выражаться, «с большой земли» — такой же обогащающий опыт, как и для приезжих. «Мы рассказываем им про тундру, они нам — про города, — продолжает Валентина. — Для них мы — экзотика, а они — для нас. Так и живем. В разных мирах, но в одном чуме».
«Есть разные форматы этнотуров. Одно направление, условно, массовое — это музейные и околомузейные программы. Когда нужно быстро и доступно показать какие-то основные вещи: рассказать про традиционный быт, ремесла, провести ритуал. Здесь могут быть элементы вовлечения — возможность примерить национальный костюм, смастерить что-то своими руками. Большей части аудитории, которая не выбирается далеко от Салехарда, этого вполне достаточно.
И совсем другое — оказаться в гостях у местных жителей, приехать к ним домой, чтобы познакомиться с их традициями. Это даже сложно назвать туризмом — здесь путешественник воспринимается именно как гость, и вести себя он должен соответственно: вникать в тонкости культуры и принимать все правила и условности. Такие программы требуют ответственного подхода и от туристов, и от туроператоров».
