У русской культуры не самые простые отношения с изображением сексуальной стороны жизни. Слишком тонкая грань между чувственным описанием и пошлостью; очень легко не соблюсти баланс. Лучшим из российских писателей, которые все же решались ступить на это поле, удавалось избегать рассказа «в лоб»: что у Чехова в «Даме с собачкой», что у Бунина в «Чистом понедельнике» секс, с одной стороны, становится важной вехой в отношениях двух героев, но, с другой стороны, остается вне повествования: на него намекают, о нем размышляют, из-за него волнуются.
Секс — это постоянная фигура умолчания в русской литературе; герои «Дамы с собачкой» оказываются в номере, но автор не говорит нам, что происходит, — он лишь транслирует мысли Гурова о подобных ситуациях и дает понять, что Анна считает «это» падением. Похожая схема воспроизводится и у Бунина: чувства, запахи, ощущения в тексте важнее, чем собственно действие. Те же из русскоязычных авторов, кто все же решился описать секс подробнее, на долгое время заслужили славу «скандальных» (прежде всего Владимир Набоков и Эдуард Лимонов) — и потребовались годы для того, чтобы их опыт был переосмыслен и правильно прочитан.
Кино, как наиболее визуальное из искусств, конечно, не могло обойти тему секса стороной. Кинокритик Егор Сенников рассказывает о важных сюжетах, датах и картинах в истории встреч и расставаний в русском кино.
Хотя первый показ кино в России прошел вскоре после того, как братья Люмьер представили кинематограф в Париже, первый полностью российский художественный фильм был снят позже. В 1908 году вышла «Понизовая вольница» — короткий метр Владимира Ромашкова о популярном народном герое Стеньке Разине. С этого момента российское кино начало бурно развиваться.
Многие режиссеры эпохи «великого немого», чтобы привлечь внимание зрителя, делали выбор в пользу скандальных сюжетов, и «грехопадение» было важной частью подобных картин. В «Одной из многих» Евгения Бауэра героиня Веры Холодной знакомится с проституткой и опускается на дно, проводя время в прокуренных кабаках и варьете; в другой его картине «Песнь торжествующей любви» героиня раз за разом отдается мужчине, зачарованная звуками скрипки. В «Крыльях ночи» Александра Уральского главный герой соблазняет монахиню и делает ее своей женой, в «Тенях греха» Петра Чардынина барышня проводит ночь со студентом, но отказывается выйти за него замуж. Словом, драм хватало, а Бауэр стал одним из самых плодовитых авторов подобных картин.
Другой стороной осмысления сексуальности, куда более откровенной, была порнография, или, как ее тогда называли, «парижский жанр». Он возник практически сразу же после появления кинематографа и пользовался большой популярностью в узких кругах: чаще всего такие фильмы показывали в борделях или на квартирах, впрочем, отдельные энтузиасты пытались демонстрировать порно и в кинотеатрах. В 1908 году, однако, это было запрещено и жанр ушел в подполье, хотя ценители имели к нему доступ. Неслучайно ведь Корней Чуковский писал, что «русская порнография не просто порнография, как французская или немецкая, а порнография с идеей».
В российском и советском кино первой трети XX века именно эти женские образы чаще всего сексуализировались и изображались как угроза «нормальному» образу жизни. Женщин толкала на панель нужда, а балерины и танцовщицы соблазняли легкомысленных мужчин, но, как правило, эти отношения не вели ни к чему хорошему.
Революция изменила все, включая и отношение к сексу. Революционеры говорят о «теории стакана воды», о новом укладе, в котором возможны самые разные формы семейных и сексуальных отношений, а брак объявляется буржуазным пережитком. Кино быстро отреагировало на подобную смену оптики.
В картине Абрама Роома 1927 года «Третья Мещанская» («Любовь втроем») мы следим за браком на троих и его не самыми простыми последствиями — нежеланной беременностью героини. Герои скидываются деньгами на аборт, но она в последний момент от него отказывается. Сценарист фильма — великий Виктор Шкловский — почерпнул сюжет из газетной заметки.
Фильм Эдуарда Иогансона и Фридриха Эрмлера «Катька — бумажный ранет» (1926 год) живописует историю женщины, переехавшей в столицу, чтобы «заработать денег на корову», но забеременевшей и решившей родить и воспитать ребенка. А в картине Бориса Барнета «Девушка с коробкой» (1927 год) героиня вышла замуж за первого встречного — и все для того, чтобы решить «проклятый квартирный вопрос».
В фильме классика советского кино Довженко мы видим сцену, в которой жена комсомольца узнает о смерти мужа. Обезумев от горя, она мечется по дому, срывая с себя одежду. Сцена с обнаженной героиней лишена сексуального напряжения — скорее нагота лишь подчеркивает степень ее отчаяния. Несексуализированная нагота — один из характерных приемов в советской культуре. Обнаженные тела девушек в картине «...А зори здесь тихие» Станислава Ростоцкого, снятой десятилетия спустя, подчеркивали их молодость и невинность, нагота работниц хлебобулочного завода в «Москва слезам не верит» Владимира Меньшова отстраненно показывала рабочий процесс, а не сексуальную распущенность.
Уже упоминавшийся фильм Роома «Третья Мещанская» дает пример «аборта вскладчину» — совместного решения молодых людей, столкнувшихся с проблемой нежеланной беременности. Советская Россия в 1920-е годы стала первой страной, легализовавшей аборты; неудивительно, что эта тема зазвучала и на экране. Но в 1930-е аборты в СССР запрещают — как в жизни, так и в кино. Тема вернется уже после смерти Сталина, однако крайне осторожно; советский аборт — не проговариваемая вслух опция, которая всегда маячит в случае беременности, но которую всегда отвергают (например, в «Москва слезам не верит»).
Еще одна проблемная тема, которая время от времени звучала в советском кино. В «Тихом Доне» Михаила Шолохова одна из ключевых историй персонажа Аксиньи — это то, что ее изнасиловал отец. Переносить этот сюжет в экранизацию 1957 года Сергей Герасимов не решился, хотя в остальном семейную жизнь казачки не романтизировал. А вот в картине Эрмлера «Она защищает Родину» (1943 год) изнасилование главной героини оказалось основным для сюжета событием (хотя и осталось за кадром): немцы убивают мужа и ребенка Прасковьи, а ее саму насилуют в лесу. После этого она, движимая желанием мести, становится партизанкой и отважно сражается с захватчиками.
В 1930-е годы меняется отношение к семейным и сексуальным экспериментам в СССР — на смену приходит сталинская сексуальная нормативность и консервативность. Прямое выражение сексуальных отношений на экране практически запрещено. Новый этап в изображении романтических чувств режиссеры показывают через совместные песни (как в «Свинарке и пастухе», 1941 год), или через конфликт между советскими и буржуазными ценностями (как в «Цирке» Григория Александрова, где родившую от чернокожего мужчины героиню Любови Орловой пытаются шантажировать цветом кожи любовника), или решают в комическом ключе (как в «Светлом пути» 1940 года).
На смену сталинскому большому стилю, «застегнутому на все пуговицы», приходит картина мира, более похожая на реальность, пусть иногда наивная и даже невинная. Сначала все очень застенчиво: например, картина «Дело было в Пенькове» (1957 год) была не рекомендована к просмотру людям младше 16 лет из-за считавшейся откровенной сцены в супружеской постели (при этом оба героя одеты и ничем особенным в кадре не заняты). Но чем дальше, тем больше свободы себе позволяют режиссеры.
В одном из киносимволов хрущевской оттепели, картине «Летят журавли» Михаила Калатозова, вновь звучит тема изнасилования (которое опять остается за кадром): главная героиня уступает ухаживаниям двоюродного брата своего возлюбленного, а затем и выходит за него замуж. Герои «Июльского дождя» Марлена Хуциева влюблены друг в друга — и их поведение в кадре не оставляет сомнений, что эти отношения не только платонические. Десятиклассники из «А если это любовь?» Юлия Райзмана понимают, что их чувства не просто дружеские, но эта любовь встречает столько сопротивления, что едва не приводит к гибели героини.
Оттепельных картин, наполненных чувственной близостью, очень много, всех не перечислишь; показательно, что многие из них выходят на экраны в первые годы после отставки Хрущева: до 1968 года при Брежневе на экранах были возможны и «Короткие встречи» Киры Муратовой, и «Доживем до понедельника» Станислава Ростоцкого, и «Долгая счастливая жизнь» Геннадия Шпаликова (просто-таки наполненная тонкими чувственными чеховскими мотивами).
Дебютный фильм Чухрая 1956 года переносит зрителя во времена Гражданской войны, показывая зарождающиеся чувства двух главных героев. Картина убедительно доказала, что в советском кино сексуальные отношения и политическая борьба могут быть переплетены.
Эта картина 1966 года попала «на полку» из-за фривольности темы: история простой девушки из приморского городка, поддавшейся на уговоры пацана-курортника и нечаянно забеременевшей от него, показалась кому-то из партийного начальства слишком откровенной. Героиня решает не делать аборт и воспитывать ребенка в одиночку, продолжая, впрочем, надеяться на возвращение незадачливого папаши.
Начавшийся застой не поставил точку в истории секса на советском экране, скорее наоборот: число постельных сцен (более откровенных, чем во времена оттепели) неуклонно росло. Герои «Осени» Андрея Смирнова отправляются в деревню, чтобы никто не мешал их любви на старой деревенской кровати; персонаж Леонида Филатова из «Экипажа», бортинженер-сердцеед, соблазняет девушек цветомузыкой и аквариумом в собственной квартире (режиссер Александр Митта не скрывал от нас деталей); модель из «Бриллиантовой руки» Леонида Гайдая танцует стриптиз; в «Сибириаде» Андрея Кончаловского раздеваются Гурченко, Андрейченко и Коренева; крайне стилизованно, но вполне явно изображается «падение» Анны Карениной в одноименной картине Александра Зархи; герой «Осеннего марафона» Георгия Данелии изменяет супруге с молодой машинисткой; в много раз упомянутой картине «Москва слезам не верит» персонаж Веры Алентовой занимается сексом с любовником (Олег Табаков), когда в дверь квартиры начинают звонить и стучать.
Политические поиски оттепели отходят в прошлое, уступая место частной жизни. Вероятнее всего, именно с этим связана сильная сексуализированность многих картин эпохи застоя.
У эпического полотна Тарковского 1966 года о жизни великого русского иконописца была трудная дорога к зрителю: в 1967 и 1971 годах картина попадала в очень ограниченный прокат в урезанной версии и в полном виде вернулась на экран лишь в конце 1980-х. Отчасти к попаданию «на полку» фильм привела откровенная сцена празднования дня Иваны Купалы — нагота и радость, доходящие практически до оргии.
В мае 1986 года в советском кино происходит революция: на очередном съезде Союза кинематографистов выступают против цензуры, фактически свергают предыдущее руководство, бурно обличают официоз и требуют перемен. Они не заставили себя долго ждать, и скоро в советском кино началась новая — короткая, но весьма яркая — эпоха.
Грудь Натальи Негоды в «Маленькой Вере», трясущаяся кровать под героиней Елены Яковлевой — валютной проститутки из «Интердевочки», обнаженная Елена Сафонова в «Зимней вишне» — это, наверное, главные сексуальные символы времен перестройки. Отринув цензуру и стыдливость, советские кинематографисты начали снимать те сцены, которые раньше было бы трудно представить на советском экране. «Маленькая Вера», живописующая инфернальный мир советской провинции, не стесняется показывать сексуальные отношения такими, какие они есть.
Если первые изображения секса в советском кино были наивными в своей откровенности (даже если речь шла о проституции), то после распада СССР интимные сцены заполонили экран. «Нет никакой любви, есть только секс», — говорят советские подростки, герои документальной картины Тофика Шахвердиева «Умереть от любви» (1990 год), рассуждая о СПИДе и сексе. Кажется, что в те годы сложнее найти фильм, в котором не будет откровенной сцены, чем тот, в котором она есть: режиссеры вставляют их в любой ситуации.
Практически в каждом значимом российском сюжете 1990-х годов можно увидеть постельную сцену разной степени откровенности: будь то «Москва» Александра Зельдовича или «Брат» Алексея Балабанова, гомоэротическая картина «Ивин А.» Игоря Черницкого или «Дикий пляж» Наталии Киракозовой, а то и вовсе нечто фантасмагоричное, как фильм «Паук» Василия Масса по рассказу Владимира Кайякса, где героиня вступает в сексуальную связь с огромным пауком, или как «Сексказка» — сексуально-сюрреальная экранизация «Сказки» Набокова.
Скандальный фильм Алексея Балабанова, вышедший в 1998 году, вводит в оборот тему секса под неожиданным углом: главный герой производит порнографию в дореволюционном Петербурге, все пространство города заражено пороком, болью и горем.
Бурный сексуальный взрыв 1990-х в нулевые продолжился, но уже в более цивилизованных формах. Секс никуда не исчез с экранов — он перестал быть шок-контентом и стал лишь одним из сюжетных инструментов. В «Бумере» Петра Буслова один из бандитов занимается сексом с простой деревенской девушкой — не ради того, чтобы шокировать зрителя, а просто для раскрытия персонажа. Секс двух героев в «Мне не больно» Балабанова тоже часть сюжета. И так далее.
В 2010-е тема секса переживает ренессанс — теперь ее исследуют в основном в сериалах (пока большой экран захватывают патриотические и спортивные драмы). «Содержанки», «Клиника счастья», «Хеппи-энд» или «Чики» — откровенный разговор о сексе становится все более привычным; а неизменная интимная сцена в душе становится постоянной частью сюжета, регулярно кочующей из сериала в сериал.
Впрочем, разговор о сексе будет идти еще долго — и до его финала пока что далеко. К примеру, в «Верности» Нигины Сайфуллаевой герой Александра Паля делает куннилингус своей возлюбленной — тема и слово, до сих пор табуированные для обсуждения и показа в России. В интервью «Сеансу» актер сказал: «Я недавно разговаривал с другом из Челябинска и между делом рассказал про «Верность», и в частности то, что я в фильме делаю куннилингус. И он говорит мне: «Ты чего, пилоточник? В пилотки ныряешь? Тридцать лет, а он в пилотки ныряет!» Я даже не сразу понял, о чем он вообще. Потом догадался: «Погоди, ты что, никогда не делал куннилингус?» — «Нет, конечно. Я же мужик». И я думаю, что он не один так рассуждает, конечно. В пределах Садового кольца, может, принято иначе. Но в целом закрытая у нас страна, не делает куннилингус, или делает, но выключив свет». И с ним сложно не согласиться.
