Режиссер Томас Винтерберг начинал как соратник Ларса фон Триера по «Догме 95» и даже снял по его сценарию едва ли не лучший свой фильм «Дорогая Венди». Его фильмы всегда назывались коротко и емко, в этих заглавиях не было попыток заигрывания с широкой аудиторией: «Охота», «Третья ложь», «Коммуна», даже самый спорный и спродюсированный Люком Бессоном «Курск» укладывается в это правило.
Датское слово «Druk», адаптированное русскими прокатчиками как «Еще по одной», тоже дословно переводится просто и ясно — «Запой». В этом хорошо понятном в России слове нет совершенно никакой сюжетной интриги, но есть энергия также знакомого многим экзистенциального полета — то ли в горние выси, то ли в бездну.
В запой у Винтерберга уходит великолепная четверка школьных учителей. Встретившись на 40-летии одного из них (видимо, в Дании отмечать эту цифру не считается дурной приметой), они решают проверить гипотезу, выдвинутую норвежским психологом Финном Скэрдерудом. Согласно его идее, человеку для счастья не хватает самой малости — постоянного нахождения в крови 0,5 промилле алкоголя. Для достижения этого значения достаточно выпить пару бокалов вина, но фокус в том, чтобы поддерживать уровень опьянения непрерывно. В рамках эксперимента друзья решают пить только в будни до восьми вечера (как Хемингуэй) и регулярно сверять и записывать ощущения. Есть у этого опыта и еще одна цель — вывести из кризиса преподавателя истории Мартина (Мадс Миккельсен), жизнь которого настолько скучна своей благополучной определенностью, что хоть в петлю лезь.
Развитие сюжета после такой завязки с легкостью может предсказать всякий человек, который пытался удержать под контролем постоянное употребление выпивки. Подсказкой здесь служит и упомянутый дословный перевод названия картины. Сначала друзья убеждаются в верности умопостроений Скэрдеруда, потом решают, что надо чуть-чуть увеличить дозу, чтобы стало еще лучше. Дальше следует закономерный и вполне умопомрачительный штопор, необходимый, по мысли героев, для достижения окончательного просветления.
Русская традиция фильмов про пьянство сразу рисует увлекательную одиссею, включающую визуальный ряд в диапазоне от «Теории запоя» до «Страны Оз» с саундтреком из песен «Ленинграда» или хотя бы их друзей The Tiger Lillies. Однако Винтерберг хоть и отошел давным-давно от постулатов «Догмы», в некотором смысле сохраняет им внутреннюю верность. Этот его фильм снят куда элегантнее «Торжества», здесь нет демонстративно торчащих наружу швов, но некоторая строгость остается отличительным свойством почерка режиссера. Возможно, дело здесь в северном происхождении, но никакого особенного эсхатологического восторга (который, по выражению Сергея Шнурова, свойственен горьким пьяницам) от датчан ожидать не стоит.
Если все же задаться целью подобрать какую-то аналогию, то «Еще по одной» при известной степени условности можно считать своеобразным сиквелом данелиевского «Осеннего марафона», учитывая, что друг Бузыкина Билл Хансен был как раз из Дании. Истории про «ходоков» вроде Бузыкина чисто формально обладают большим драматургическим потенциалом, но фильм Винтерберга доказывает, что и «алкач» не меньшая находка для увлекательного двухчасового путешествия. С «Марафоном» «Еще по одной» роднит и обозначенный Данелией жанр «печальной комедии». Чисто эмоционально фильм Винтерберга поразительно точно двигается по той же траектории, какой проходит всякий человек, угодивший на нежданную пьянку. Сначала радостное удивление, потом эйфория и внезапный прилив остроумия, дальше все немножко меркнет, а наутро головная боль сменяется ощущением щемящего просветления.
И одно из самых ценных свойств фильма в том, что по отношению к зрителю он остается предельно деликатным. Погружение в экзистенциальные пучины в отечественной традиции не обходится без хотя бы щепотки выморочной достоевщины, без надрыва и демонстрации воспетой классиком широты русской души. Датская душа, по счастью, к выходу из берегов склонна куда меньше, а потому запой сам по себе здесь не драма и не комедия, а просто некое обстоятельство как таковое. И сложно было придумать для этого обстоятельства лучшую иллюстрацию, чем благородно помятое лицо Мадса Миккельсена. Артист, успешно работающий в Голливуде, демонстрирует невероятную пластичность, ни разу при этом не переходя в верхний эмоциональный регистр. Все драматургические повороты фильма отражаются в сверхкрупных планах его лица — настолько выразительного, что слова нужны лишь для разрядки повисшего напряжения. Нельзя также не отметить, как Миккельсен здесь прекрасно танцует.
И если вернуться к переводу названия, то духоподъемный финал фильма говорит о том, что если уж подбирать для заглавия какое-то слово из русского застольного лексикона, то лучше всего подошло бы краткое «Будем!».
