Летом и ранней осенью российский интернет заполнили новые релизы совсем молодых отечественных музыкантов — и началась очередная волна коллективного помешательства на русской музыке. Юной исполнительнице Насте Ивановой, выступающей под псевдонимом Гречка, — 18 лет, ее коллеге и звезде YouTube Лизе Монеточке — 20. 21-летний рэпер Face меньше месяца назад выпустил третий, политически заряженный альбом, а 22-летний музыкант Pharaoh, на которого он когда-то равнялся, записал уже седьмой. Песни вчерашних подростков разбирают на цитаты и заслушивают на повторе совсем взрослые люди, что легко видно по комментариям в соцсетях: новые голоса любят не только школьники и подростки, как можно было бы ожидать.
Искренность — не новая, а вечная
Сколько бы ни выходило публикаций о «новой искренности» и моде на честное, у честности во взрослом мире все-таки существует своя цена и позволить ее себе может далеко не каждый. Говорить прямо о своих чувствах, не боясь кому-то не понравиться или задеть собеседника, для большинства непозволительная роскошь. А разговоры об осознанности и «новой» искренности часто начинают с людьми, которые прошли через двойную жизнь, истощающее лицемерие и не один жизненный спад.
Не секрет, что буйные танцы и нежная грусть под сентиментальные песни не даются многим без допинга. Другие стесняются перед своим кругом так называемых «постыдных удовольствий» — любви к чему-то необязательному, явно не из мира высокой культуры: будь это ромовая баба, старый фильм из эры видеокассет или вульгарное, но очень веселое телешоу. Песня о танцах на выпускном или перепевка карамельного хита «Отпетых мошенников» часто такое же «постыдное удовольствие», но с одной оговоркой: стыдятся взрослые — того, что всерьез это слушают, а вот молодые ребята совсем не стесняются быть собой.
Петь с существующим только в 19 лет непоставленным надрывным голосом, сочинять куплеты про ночной ларек в чужом районе, читать про секс или орать о радости тратить деньги без остановки на все подряд — это то, как взрослеют многие, пока их жизнь не встанет на рельсы. «У меня есть то, что ты не ... [украдешь] и не купишь» — в случае молодых музыкантов это почти всегда храбрость и нахрап, которые могут скрываться за свежими лицами: 20-летнюю искренность, свою или чужую, действительно не купить и в нее не вернуться. Да и дело не столько в возрасте — мало кому даже из юных людей хватит храбрости рассказать о панических атаках и страхе смерти повествовательным текстом в первом треке дебютного альбома.
Другой трогательный факт — молодые артисты интуитивно очень внимательны к своим фанатам: видео с концертов и их соцсети показывают, что пока дистанция между музыкантами на сцене и людьми перед сценой очень незначительна и ребята еще не видят себя без слушателей, которые их поддерживают.
Сентиментальность без страха
Чувственность и романтика в российской массовой культуре человека от 30 лет — это часто смесь стихов из школьной программы и текстов классики русского рока. Сентиментальничать про отношения не принято, рифмовать «кровь — любовь» — плохой вкус, большинство песен про юношескую любовь часто написаны теми, кого эта любовь давно покинула. 20-летние музыканты, кажется, заново изобретают, как говорить о чувствах на родном языке — чувствах очень знакомых и банальных, которые не становятся от этой банальности чем-то менее ценным.
То ли текст длинного сообщения, то ли белый стих — с внезапными метафорами посреди текста из соцсетей. «Пахну как мамины духи» — вполне себе «мамина помада, сапоги старшей сестры» из «Восьмиклассницы», но только 30 лет спустя. Девушка с высоким голосом придумывает послание вымышленному парню, который будто бы не волнует ее вообще, но песня целиком об этом. Рэпер, которого большинство узнало по матерным хитам «Мне ... [все равно]» и «Бургер», поет для своей реальной девушки: «Курить я бросил, но тебя бы никогда не бросил», пока все фанаты наблюдают их роман в реальном времени, а он публикует твиты о Боге и любви. Другой рэпер чередует «Плыву на ней — каноэ. Хочет ко мне в покои» и «Помню наш первый раз, мой рассудок мутнел». А девушка с гитарой воет про несчастную любовь: «Тебе все равно на меня, а я убиваюсь 24 часа». И это не слова, которые распадаются на аккуратные строфы, а слова, которые прокручиваешь в голове о неудавшихся отношениях, когда тебе ни перед кем не надо выпендриваться.
Пост-пост и мета-мета
«Пишу на новеньком макбуке текста про печаль: про смерть легко в отопленном доме писать», — поет Лиза Монеточка. При всех жанровых различиях про 20-летних музыкантов можно точно сказать одно — чувство юмора их не подводит и они относятся с большой иронией в первую очередь к себе. Это и песни про криминальное прошлое, и стеб над собственным статусом, и сарказм над законами жанра, в которых приходится развиваться.
Разобраться с псевдоинтеллектуалами давно было пора, но мало кто ждал этого от молодых музыкантов с мелодичными голосами — самородков, взявшихся буквально из ниоткуда. «Сартр — это не всерьез, модернизма больше нету, не наврали про невроз этикетки сигарет, и я такая пост-пост, я такая мета-мета», — шутит интернет-певица про взросление в облаке смыслов. Бедный подросток из Уфы в компании гоповатых приятелей гудит, что любимец Рей Кавакубо дизайнер Гоша Рубчинский — это его «бест френд», а его самый хитовый клип с 30 миллионами просмотров начинается с кадров дефиле из психиатрической больницы. Московский выпускник журфака и его приятели наряжаются графами и танцуют в поле в окружении борзых и моделей с высокими париками — дворянские усадьбы встречают «Барри Линдона» для бедных. А девушка с гитарой из Кингисеппа, поступившая в Колледж водных ресурсов, пишет злые песни о соседях в провинциальном городе и подружках-наркоманках.
Говорить всерьез о России шансона и холодной войне нет никаких сил — поэтому вот вам, пожалуйста, хит интеллигенции «Русский ковчег» или танец верхом на медведе в «Я роняю Запад». Гимн всем школьникам заканчивается долгожданным объявлением: «Ваши мечты сбылись, школы все закрылись». Гречка вторит им: «Завтра брошу пить-курить и за учебу — хотя на самом деле нет». Ухмылка — единственное верное выражение лица в эпоху постправды и самое подходящее для ранней молодости, когда по лицу куда проще схлопотать.
Новый русский язык о сексе, теле и уязвимости
Если петь по-русски о любви неиносказательно трудно, то с сексом дело обстоит еще сложнее. Всему неловкому, невоздержанному, некомфортному и вызывающему подростковому опыту находятся свои лобовые и жесткие наименования, чаще всего неполиткорректные и вообще ненормативные. Отодвиньте детей от колонок, 18+, такое и взрослым трудно слушать.
Пока в нормы русского языка прокрадываются англоязычные названия травмирующих явлений («буллинг», «шейминг», «газлайтинг»), музыка 20-летних до предела прямолинейна и называет все «неприличное» максимально нецензурными словами. Игнорировать это невозможно — молодая музыка сексоцентрирована и в этом совершенно нагла и бесстрашна. «Многие девочки любят со всеми спать» или «Вылижи мне душу, нимфоманка» — это еще самое мягкое, что можно услышать о телесных отношениях на честном русском.
Выдержали это — добро пожаловать слушать «Мелиссу», «Номер три» и десятки других песен, скорее несерьезных, чем серьезных, где о сексе говорят как в подростковых курилках и дворах, а не как в умном независимом кино. Грубые и незакругленные формулировки 20-летних лучше всего объясняют, как в языке обозначают себя хамство, жестокость и дискриминация: «дура тупая и шкура простая» или песня «Дает» расставляют по местам, как во многих ситуациях на русском языке принято говорить о неприятном, плохом, привычном и полузнакомом. И игнорировать это тоже невозможно.
Жизнь за занавесом и без границ
То, что более всего чувствуется в песнях 20-летних — будь это гитарный бой Гречки или западные басы Фараона, — эти люди живут в открытом мире не просто всесильного интернета, а полного отсутствия иерархии хорошего и плохого, изысканного и безвкусного. В мире, где подросток из Уфы может стать звездой, продюсируя себя самостоятельно, а студент МГУ ездить в туры, сдавая экзамены на журфаке по античной литературе. В мире, где девочка с гитарой способна собрать толпу на огромном фестивале через полгода после публикации сингла во «ВКонтакте», а начинающая YouTube-звезда пишет летний всероссийский хит.
Стремительная популярность — это не что-то принципиально новое, и в прежние времена просыпались знаменитыми. Просто теперь она проходит под неусыпной реакцией фанатов и часто за счет них, минуя прежде необходимые стадии признания. Гречка пишет песни в мире, где Янка Дягилева, шугейз и срачи на форумах — часть одной и той же истории. Монеточка — в мире симулякров после 90-х, с простенькой миди-клавиатурой и под влиянием Рошин Мерфи и Регины Спектор. Pharaoh — в хип-хопе без географических границ, заимствуя у всех и не переводя половину слов на русский: все, кому нужно, и так понимают, что имеется в виду. Face совершенно официально бросает новым альбомом вызов политикам и правительству: в его координатах альбом — просто способ объяснить миллионам подростков в России, что здесь устроено не так.
Возможности смотреть на мир как целое, дотянуться до него и взять то, что нужно, или стремительно предложить ему то, что создал, по правде говоря, не было ни у одного поколения прежде. Мгновенные послания подростков, едва закончивших школу, добираются до тех, кто был в их возрасте 10 и более назад. Артисты в реальном времени проживают и пропевают то, о чем они лили слезы и переживали позавчера, — эти чувства буквально можно пощупать, нажав кнопку в плеере, когда тебе уже давно не 20.
