Ответ вроде бы очевиден: проведя на Pitti Fragranze три дня, можно понять, чем будет жить ароматный мир в ближайшие двенадцать месяцев. Так, 2017-й пройдет под знаком благовоний — ладанных композиций во Флоренции было по-настоящему много. Мы как будто снова угодили в нулевые, когда парфюмер Бертран Дюшофур, практически присвоивший себе благовония как личный оттенок парфюмерной палитры, составил лучшие ладанные ароматы десятилетия: Avignon и Kyoto для Comme des Garçons, Timbuktu и Dzongkha для L’Artisan Parfumeur, Jubilation XXV для Amouage. Филиппо Сорчинелли из UNUM, например, привез на выставку целых три композиции на ту же тему, хотя чего-то такого от него и ожидали: Сорчинелли не только органист и потомственный владелец ателье, в котором шьют сутаны для Папы Римского, но и автор LAVS — самого стылого и леденящего душу ладана последних лет.
Вообще, наблюдать смену тенденций всегда интересно — парфюмерные веяния, как и модные, всегда часть чего-то большего и на пустом месте не появляются. Популярные двадцать лет назад акватические композиции — чистые и прозрачные духи с нотами воды и озона — стали детоксом после «ядовитых» 1980-х, породивших эпидемию ВИЧ и первую серьезную волну крэка. Лавина удов, захлестнувшая магазинные полки, — реакция рынка на новую экономическую силу, ближневосточный нефтяной капитал. Теперь всем интересен ладан: холодное дыхание церкви, по сути ароматический профиль христианства. Я спросила у представителя марки Heeley, которая привезла на Pitti один из лучших ладанов этого года, Eau Sacréе, что он думает на этот счет, и получила довольно неожиданный комментарий: «Популярность ладана как ноты — ответ западного парфюмерного мира на религиозные противоречия c миром Востока. Ладан — запах нашего детства, когда нас водили в церковь по воскресеньям. Запах нашей культурной идентичности».
Из менее политических новостей: почти «отцвела» парфюмерная роза, зато дают много лилий и туберозы. С последней все понятно — это одна из самых громогласных и запоминающихся нот. К каким-нибудь скромным фиалковым духам нужно прислушиваться, их надо рассматривать и вертеть в руках, пока не оттают. Но в сегодняшних условиях густонаселенной парфюмерной полки, как однажды сказал основатель Atelier Cologne Кристоф Сервасель, у нового аромата есть один-единственный шанс быстро и крепко кого-то зацепить.
Это все рабочее. А теперь человеческое. Pitti Fragranze — отличный способ исследовать Флоренцию так, как редко делает турист: не глазами, а носом. Выставка проходит на старом вокзале Stazione Leopolda — там стенды участников и лекционный зал. Но привязанные к Pitti мероприятия устраивают по всему городу: водят экскурсии по ботаническому саду Джардино-дей-Семпличи, закатывают декадентские вечеринки в старых палаццо, дают органные концерты в базилике Сан-Миньято (за инструментом Филиппо Сорчинелли, чей ладан ты носил, как орден, все лето). На Pitti твой нос оживает и резво переходит в спортивный режим. Одних ароматов ему мало — вся Флоренция превращается для него в огромную пахучую голову сыра с узкими ходами-улицами, которые надо исследовать. Вечером, находив пятнадцать километров по выставочному павильону, бодро бежишь в знаменитый у «нюхачей» бар Procacci. Это вертикальный пенал со стойкой темного дерева, где тебя встречает особый атмосферный фронт — слоистые облака благородного винного перегара и восходящие потоки грибного духа над витриной с трюфельными сэндвичами.
Тем, кто не пьет, наливают ядреный томатный сок с перцем: ты уже и забыл, что помидор может пахнуть вот так, а может, это просто твой нос наконец вспомнил, как правильно нюхать. После Procacci идешь в гостиницу по набережной Арно. Стоит вечерний, особенно неподвижный зной, и Арно пахнет, как всякая городская река в жару, но тебе даже нравится. Запах, в конце концов, ничуть не хуже, чем гора конского навоза с проклюнувшимся цветочком, которую парфюмерная марка Maison Incens выдает на выставке за последнее слово в анималике. Хороший запах, флорентийский.
