Фотограф Евгений Шишкин обладает репутацией вдумчивого художника, снимающего обложки ведущим изданиям из мира моды. Отечественные и международные, с историей и появившиеся недавно — все они приходят за выверенным взглядом сквозь призму не цифровой, но пленочной камеры. Его герои оказываются красивы не только внешне, но и внутренне, а сам он утверждает, что «мы» гораздо важнее «я» и не раз за разговор отмечает ценность команды и слаженной ее работы. Человек с математическим прошлым, успевший поменять несколько городов и профессий, поучиться в Лондоне, а после вернуться в Россию и переехать в Москву, Евгений Шишкин, кажется, спокоен абсолютно всегда. Работы же его, напротив, полны эмоций. Иногда их можно не столько увидеть, сколько почувствовать. Как, например, в цикле «День цвета», которому посвящена одноименная выставка в московской галерее Lupine.
В основе выставки оказался не только цикл фотографий, но и метод — снимать каждый день, без исключений и целую катушку пленки. Он появился сразу?
Началось все с того, что я заработался. Захотелось поделать что-то для себя, просто в удовольствие, как это было когда-то, когда я начинал фотографировать. Я любил фотографировать все — цветочки, дома, людей, небо, какие-то циновочки на столах, мне было интересно буквально все и как оно получается на фотографиях. И когда у меня появилось свободное время, я решил посвятить его формату, которым интересовался давно, но все время как-то его забрасывал, — снимать по одной катушке в день, несмотря ни на что. Не договорился с кем-то, не успел подготовиться — твои проблемы. Было несколько раз, когда я не успевал, до последнего затягивал, а еще темнеет же рано, так что один день я фотографировал просто дома раковину с краном, с бегущей водой. И из этого получилось две работы, одна вошла в выставку. В другой раз снимал заснеженные двери машин, но в основном это всегда были люди. У меня не было, как обычно это бывает при работе с изданиями и брендами, вкусового цензора.
И как ощущения?
Оказалось непривычно, потому что когда много лет в этом работаешь, происходит профессиональная деформация, ведь всегда берешь в расчет формат, команду и так далее, и многие решения принимаются сообща. В какой-то степени это снимает с тебя ответственность за решения, которые ты принимаешь, чтобы получилось красиво. А когда работаешь один, ты единственный, ни на кого ничего не скинешь, не попросишь. Мне было очень интересно вернуться к этому. А еще я мог делать сильно недоэкспонированные фотографии, потому что их потом не будут печатать в журнале, где есть проблемы с черными, допустим, тонами, мог делать неудачные съемки. Это было очень большой свободой. Вообще, когда все начиналось, я размышлял так: если из этого ничего не получится, ничего страшного. Так и проходил каждый день, у меня не было внутреннего давления, что именно сегодня должно получиться.
Фэшн-фотограф должен быть cкорее командным игроком, чем героем-одиночкой, что подтверждают ваш опыт и слова. В творческих проектах может быть наоборот. Как вы пришли к методу, который в итоге оказался основой проекта? Что вам было интересно исследовать?
Когда работаешь в команде, очень часто фотография получается красивой, когда ты снимаешь максимально просто. Ведь помимо фотографического языка есть стилистический, а еще есть артистизм модели и так далее. У самой же фотографии есть огромная палитра инструментов и это отдельный язык. Мне очень нравится чистая фотография — я имею в виду, когда манипуляции, которые с ней происходят, только косметического свойства. Потому что когда фотография превращается в коллаж или ее значительно обрабатывают, то это уже больше цифровое искусство. И, на мой взгляд, тогда фотография используется как холст, но самой фотографией быть перестает.
Как-то я баловался с мультиэкспозицией и вспомнил про фотографа по фамилии Прокудин-Горский. Он жил в Российской империи, занимался черно-белой фотографией и изобрел один из способов получения цветных снимков. Он делал три черно-белых снимка, используя синий, зеленый и красный фильтры, потом методом аддитивной печати их печатал и получал цветное изображение. У этой техники был иногда неизбежный огрех, который мог выглядеть как художественный прием, но в то время казался недостатком. Допустим, на улице в момент съемки был ветер, ветки колыхались, поэтому и на фотографии могли немного «съехать». То же происходило с облаками. Там, где кадр изменился, был цветовой сдвиг, будто глитч такой. И этот глич, он еще XIX века, до чего угодно цифрового. И я решил попробовать поработать с этим техническим огрехом как с приемом. Но так как фотография уже давно стала цветной, есть возможность делать не три кадра на черно-белой пленке, а один кадр с мультиэкспозицией цветной пленки, просто чередуя синий, зеленый и красный кадры. И когда все складывается, когда используешь все три цвета, вместе они дают обычный белый. Это просто физика света, которую мы проходим в школе. И там, где у нас идут несоответствия форм и тональностей на каждом из этих цветов, получаются цветные силуэты этих несоответствий. А вообще, в этом проекте есть два очень нехарактерных для меня момента.
Каких?
Я практически, за редкими исключениями, не работаю с движением, у меня всегда очень статичный кадр. Это первое. Ну и пользуясь этой техникой съемки, можно только приблизительно предугадывать результат. А если добавить еще динамику, то это приблизительно становится совсем приблизительным (смеется). Это второе, что было для меня чем-то очень новым. Максимальный какой-то выход из зоны комфорта, и от этого было очень интересно. Выходя из этой зоны, я никому не должен был успех. Я мог сколько угодно раз ошибаться, а потом в этих ошибках находить какие-то плюсы. И даже то, что было сделано с ошибкой, потом использовалось. Я не должен был показывать Женю Шишкина, которого все привыкли видеть и поэтому к нему обращаются.
При этом в такой свободе рождаются и некоторые ограничения тоже. Например, вы поставили себе условие снимать каждый день не прерываясь. Чем не несвобода?
Ограничения — крайне полезный инструмент, который я, когда преподавал в Школе Родченко, советовал настоятельно. Например, ограничить себя одним объективом. Потому что чем дольше ты на одно и то же снимаешь, тем скучнее тебе становится, и ты в этом пытаешься найти новые приемы, новые способы, ты изучаешь возможности досконально. Тут важно научиться даже не уживаться, а понимать эти ограничения и их природу. Ведь когда мы сами себе их ставим, это свобода, мы сами выбрали их себе поставить, это не кто-то извне пришел и сказал.
То же и с условием снимать каждый день?
С одной стороны, это выглядит как ограничение, а с другой стороны, не ограничение ли снимать только тогда, когда тебе хорошо? То есть тогда ты ограничиваешь себя в эмоциональном спектре. Когда тебе не хочется, но ты снимаешь, то расширяешь свой кругозор на то, как это будет получаться. У меня было несколько раз такое, что я вообще не хотел, но шел и снимал. И тут ведь вот что еще нужно учитывать: пленка — недешевое занятие, то есть я понимаю, что если пойду и буду нехотя, «на отстань» делать, то выкину в урну почти две с половиной тысячи рублей. Ну ладно — один раз, но если так каждый день, то это уже перебор. Эта практика оказалась очень полезной: она одновременно и освобождающая, и заставляющая тебя откапывать что-то, что в обычной ситуации ты бы не заметил. Мой первый учитель по фотографии однажды сказал такую фразу, очень работающую и правдивую: «Вдохновение — это награда за каторжный труд». Она, конечно, утрированная, и понятно, что в этой утрированной степени работает гораздо лучше, но тем не менее: если непрерывно делать одно и то же искренне на протяжении достаточно длительного времени, то успех неизбежен. Это уже теперь моя мантра. Я в это верю и применяю ко всему, что происходит в моей жизни. С другой стороны, когда я понимаю, что не готов пойти на такие условия, то и от успеха отказываюсь, не жду его.
Выставка называется «День цвета», за окном же пока по-прежнему практически полное его отсутствие. Эти обстоятельства влияли на сюжеты?
Не сказал бы, что время года и погода как-то повлияли на этот проект. Впрочем, они повлияли тем, что я был ограничен в удобстве и количестве часов в день, когда удобнее снимать. И если смотреть на другие мои работы, они гораздо более цветные, чем в этом цикле, который выдержанный и деликатный именно в контексте насыщенности и цвета. Еще один важный нюанс — у этого проекта нет великого замысла, нет какой-то философии, о которой сейчас так модно рассказывать. Единственный посыл: я делюсь тем, чем занимался. Хотите — посмотрите на это вместе со мной. Не для кого-нибудь, а просто для себя. Я не буду настаивать на контекстах, которые закладывал, не буду говорить про смыслы. Это просто интуитивный поток. Будет здорово, если он откликнется. Если нет, то спасибо, что уделили время. Вот такой посыл.
Нынешняя эпоха концепций вам не слишком близка? Выражу солидарность.
(Смеется). Просто для меня в подавляющем большинстве художественные работы, которые во мне откликаются, это как раз те, которые не кричат о своих смыслах. Мне нравится, когда работа становится песочницей, в которой ты раскапываешь свои собственные мысли. Они могут никак не относиться к увиденному, но если произведение принесло тебя в эту песочницу, если заворожило и ты стоишь, думаешь о чем-то своем, созерцаешь, то все не зря.
Сегодня, когда скорости стали очень высоки, созерцать сложнее?
Я всегда стараюсь принимать мир таким, какой он есть, не идти ему вопреки, а находить в нем свое место, жить в своем ритме. Иными словами, быть в курсе этого мира, но брать от него только то, что мне нравится. И со всеми минусами этой лавины и искусства, и контента, которая на нас обрушивается ежедневно, я думаю о плюсах. Например, очень легко самообразоваться через это огромное количество контента не только через учебные практики, а просто через пресловутую насмотренность. Просто нужно учиться отсеивать. Если найти свою собственную дозировку и именно ею правильно пользоваться, то это просто грааль, а не проклятье. Потому что это действительно мощнейший инструмент, который может помочь и с поиском вдохновения, и технического решения, и ресерча о том, насколько та или иная идея уникальная или надуманная, как чужая, так и собственная.
Говоря о фотографии и об искусстве в целом: как вам кажется, можно ли этому научить и научиться?
Я думаю, если есть искреннее желание и любовь к любому направлению, если приложить к этому упорство и настойчивость, то кто угодно может добиться результата — не важно, есть талант к этому или нет. Потому что талант — это как счастье, так и проклятье, он дает слишком быстрый прыжок, когда человек начинает, из-за которого он расслабляется и потом не умеет зарабатывать развитие, а в какой-то момент зарабатывать его придется. У меня было так же. До фотографии я очень много чем занимался, и во всех занятиях у меня все получалось, но в какой-то момент, как любой человек, я сталкивался с первым барьером и переставал этим заниматься. А потом я подумал, что мне уже слишком много лет, и надо где-то приложить усилия и остановиться. Возвращаясь к вопросу, может каждый, но хочет ли он этого — другое дело. Просто многие, на самом деле, не хотят. Они хотят успеха, а не занятий каким-то делом, а это большая разница.
В чем для вас находит свое выражение успех?
У меня достаточно крепкая самооценка в плане фотографии, и мне достаточно того, что я сам испытываю восторг от своих фотографий. Не когда они мне просто нравятся, а чувство именно восторга. И тогда мне даже не важно уже знать, какому человеку она понравится еще, потому что я знаю, что она — то самое. Вот это для меня успех. Я не перевожу сейчас это в материальные величины, потому что коммерческий успех фотографии немножко другими инструментами добивается, и само ремесло и талант здесь не единственные переменные. А в жизни успех — это когда ты умеешь счастливо жить, когда у тебя есть любимые люди рядом, когда ты в какой-то благости находишься. Понятно, могут быть разные проблемы, это часть всего, но при этом внутреннее состояние… Не знаю, вот сейчас я считаю, что нахожусь в фазе успеха в жизни, и это произошло благодаря и моим собственным усилиям, и усилиям моей жены Маши, и это тот момент и формат, когда как будто бы ты знаешь, что все, что вы захотите, может произойти, и у вас все для этого есть, и — самое главное — вы есть друг у друга. На мой взгляд, это ощущение и есть успех. Потому что я никогда не хотел быть (может быть, когда-то и хотел, когда был подростком, но уже давно не хотел) «успешным» и несчастным. Для меня это не успех, для меня это самообман. Даже если все думают, что ты счастлив. Успех — это счастливое самоощущение, которое в моем случае выражается через семью и занятие любимым делом.
Если переходить к теме вдохновения и вдохновенности, которые со стороны часто романтизируются. Как это у вас? Влияет ли счастливая семейная, дружеская, личная в широком смысле жизнь на творчество?
Определенно влияет. Раньше я черпал вдохновение из негативных эмоций. И они очень подкупающе соблазнительные, но краткосрочные и непродуктивные, на мой взгляд, если ты хочешь прожить долгую жизнь. Ну а чем более долгую жизнь проживешь, тем больше успеешь создать каких-то работ, я к этому так отношусь. И в какой-то момент я нашел тогда еще для меня неочевидный и гораздо более сильный источник в гармонии и спокойствии.
А как вы относитесь к определению музы, тоже подверженному романтизации?
Что касается музы, часто ее у авторов визуальных практик воспринимают очень однобоко. Многие думают, что это обязательно тот человек, который изображается. Это одно из проявлений у отдельных авторов, и оно действительно существует, но оно не единственное. У меня, я бы сказал, не так. Конечно, бывает так, что приходишь на площадку, и человек, с которым работаешь, он красивый, с очень интересной энергетикой, завораживает и вдохновляет, но есть нюанс. Не знаю, как для других фотографов, но лично для меня, когда я слишком сильно увлекаюсь человеком, начинаю проваливаться в свое обожание во время съемки, у меня получаются плохие фотографии. Потому что фотография — достаточно точное искусство, в смысле я могу все что угодно испытывать внутри, но техника, которой я работаю, этих чувств не имеет, и я должен оставаться в трезвом уме, чтобы, управляя ее техническими характеристиками, показать ту красоту, которую я вижу, а не просто заворожиться. Тогда ты слишком много теряешь нюансов, из-за которых тебе кажется, что это просто невероятно, а потом смотришь и думаешь: «Ну что-то, конечно, не очень». И вот в этом плане я бы назвал людей, которые вдохновляют меня на съемках, такими, как бы это сказать правильно… микромузами. А есть одна самая большая и важная — это Маша, моя жена, благодаря которой в моей жизни появилось то состояние и ощущение и нас, и себя, которое зачастую не прямыми методами, но просто создавая эту атмосферу, дает мне гораздо больше вдохновения. И опять же не напрямую — вот, меня осенило! — а просто в этой среде, которая создалась, я гораздо лучше нахожу язык сам с собой, лучше себя понимаю и лучше себя слышу, и не только свои размышления, но и просто какие-то ощущения и чувства. Это благодаря ей. В этом плане она, конечно, та самая глобальная муза для меня, которой я безмерно благодарен. Для людей, которые меня не знают лично и не знают нас, будет неочевидно, что это она, потому что ее прямого присутствия в работах нет. Но тем не менее они именно такие и так развиваются благодаря ее присутствию.
