В России любое обновление очаровывает и пугает одновременно. Очаровывает немногих, пугает всех остальных. Русский театр перегружен именами великих — Станиславский, Таиров, Мейерхольд, Эфрос, Любимов, Товстоногов. Почти все они были революционерами, история же превратила их в канон, которым прикрываются все те, кого пугает обновление.
Кирилл Серебренников — не главный революционер в нашем театре, он связан с традицией больше, чем с авангардом, но, пожалуй, никто в постсоветское время не обновлял театр столь же сильно, как он. Не в смысле художественного языка или новых форм, он перезагрузил театр как явление. «Гоголь-центр» под руководством Кирилла Серебренникова перестал существовать в виде академического паноптикума, не стал и андерграундной лабораторией, он превратился в место притяжения, территорию действия, динамичный художественный кластер, соблазнивший — и это стоит очень многого — молодую аудиторию. Театр оказался сексуальным. Не храмом и не мастерской, а современной студией (и это, кстати, отсылка к Станиславскому).
В середине нулевых я учился в институте, который находился недалеко от Курской и улицы Казакова. Местный ландшафт напоминал зону из «Сталкера» Тарковского — тихо, пусто и театр имени Гоголя в виде напоминания о чем-то высоком и безжизненном. Сейчас это витальное место, не только сам «Гоголь-центр», но и территория рядом с ним. Фактически театральный режиссер осуществил джентрификацию (реконструкцию) района — примерно так, как это сделал стрит-арт художник Blu своим огромным иконическим граффити в Берлине. И если в немецкой столице джентрификацию расценивают как капиталистический захват, то Москве, все еще средневековом по духу городе, актуализация ландшафта явно не помешает.
Кирилл Серебренников охотно ставил и русскую классику, и современную драматургию (при нем, к примеру, расцвел талант Валерия Печейкина), и сложные тексты Хайнера Мюллера, казалось бы, уже основательно забытого автора, но вдруг ожившего на сцене «Гоголь-центра» в виде наэлектризованного эротизмом продолжительного перформанса. В его спектаклях часто присутствует синтез театра, современного искусства, контемпорари дэнс, видеоарта, современной музыки — в некотором смысле это его эстетическая платформа, знакомая многим по одноименному проекту, провозгласившему тотальный Gesamtkunstwerk («объединенное произведение искусства». — «РБК Стиль»). Можно долго спорить о режиссерском стиле Серебренникова, но современная культура в его лице получила харизматичного энергичного фронтмена, талантливого организатора, высказывающегося и дающего пространство для самовыражения другим.
У меня есть приятель, молодой художник, несколько лет назад художественный руководитель «Гоголь-центра» взглянул на его работы и попросил сделать нечто вроде фрески. Первую московскую выставку остроумного Пасмура Рачуйко устроил, кажется, именно Серебренников — прямо в фойе театра. Конечно, любой художник (в широком смысле слова) эгоистичен и амбициозен, но умение вовлекать и вдохновлять в творческий процесс других — особое качество. В своей автобиографии Акира Куросава вспоминает учителя Кадзиро Ямамото как человека, вдохновлявшего учеников самостоятельно и свободно заниматься искусством. Думаю, многие из тех, кто сотрудничал с Кириллом Серебренниковым, готовы сказать о нем то же самое.
Актеры «Седьмой студии» — одно из главных его достижений. Многие из них — уже состоявшиеся звезды. Когда режиссер находился под домашним арестом, его ученики сняли и выпустили фильм «Кислота», неожиданно серьезное высказывание об отцах и детях. И главное в этом — ученики перестали быть учениками.
Кирилл Серебренников занимается не только драматическим центром, он много работает в кино, а еще — в опере и балете (вспомнить хотя бы «Нуреева» в Большом театре). Некоторые из этих работ Серебренников заканчивал дистанционно — уникальная для режиссера ситуация. И это говорит о нем, прежде всего, как о человеке действия, неугомонном художнике, влюбленном в творческий процесс, акторе, свободном от внешних обстоятельств. Да, он начинал строить свой театр в несколько иных реалиях, более мягких, но последующее давление со стороны государства не добилось главного — не сделало его безмолвным.
Многие пишут сейчас, что уходит эпоха. Но эпохи не уходят в связи с прекращением государственного контракта. Серебренников слишком энергичный человек, чтобы перестать заниматься своим делом. А «Гоголь-центр» продолжит жить в «Седьмой студии», в оживленном ландшафте на улице Казакова, в зрителях, аватарах «Free Kirill», во взволнованном письме гениального Анатолия Васильева, отозвавшегося на новость о том, что Серебренников перестает быть худруком. 2500 лет назад Лао-Цзы сказал: «Путь, о котором можно говорить, — это не тот путь, который можно пройти». В нашей жизни так много разговоров, высокодуховного бла-бла-бла, гнездящегося, в основном, в фейсбуке.
Серебренников проходит свой путь, не теоретизирует его, это сакральная практика действия. А мы же верим Лао-Цзы, правда?
