Мы встречаемся с Юлией Пересильд за несколько часов до начала спектакля «СтихоВаренье» в кафе недалеко от театра на Малой Бронной. Репетиция уже вот-вот начнется, но Юлия не торопит закончить разговор. О работе фонда она готова говорить долго и не жалея эмоций, как не жалеют их артисты, принимающие участие во всех мероприятиях «Галчонка». Встретиться для интервью в воскресенье, забыв про выходной? Легко. Фотографироваться на улице, не обращая внимания на дождь? Пожалуйста. Главное, делать это не для себя, а во благо, считает актриса.
— Как, на ваш взгляд, меняется сфера благотворительности, вы замечаете, что происходят какие-то перемены?
— Изменения, на мой взгляд, происходят в лучшую сторону: если еще 5–6 лет назад помогали преимущественно только очень обеспеченные жертвователи, то сейчас доля простых людей, таких как мы с вами, сильно увеличилась. Мне кажется, к сфере благотворительности появилось больше доверия. Не надо забывать, что мы пережили 90-е, когда часто все это было сплошным «разводом», и понадобилось немало времени, чтобы восстановить это утраченное доверие. В самом благотворительном секторе тоже произошло очень много изменений: если сначала всем нам казалось, что достаточно просто быть добрыми, искренними и хорошими людьми и любить то дело, которое ты делаешь, то сейчас уже встает вопрос о том, чтобы в благотворительности работали профессионалы. Они должны обучаться, повышать квалификацию. Профессионалы должны приравнивать благотворительность к бизнесу. В том смысле, что фонд — это организация, которая должна существовать не только за счет единоразовых пожертвований, уметь планировать и давать оценку своему будущему.
— А «Галчонку» кто сейчас помогает в первую очередь: люди или корпорации, если проводить такое разделение?
— У нашего фонда очень много друзей. Не могу сказать, что это в первую очередь крупные организации, это, скорее, люди, помогающие нам совсем немаленькими суммами. Конечно, мы, как и все, понимаем роль и значимость рекуррентных платежей (автоплатежей, позволяющих проводить списание средств с карты на постоянной основе без повторного введения реквизитов. — «РБК Стиль»). В то же время появляется все больше и больше людей, которые вместо подарков на свои дни рождения предлагают поддержать наш фонд, и такие пожертвования вдвойне приятны и очень ценны.
— Фонду уже шесть лет. Это все еще период отрочества или все-таки уже взрослой жизни?
— Я бы сказала, что мы уже выросли и превратились в достаточно взрослый фонд. Впрочем, с другой стороны, мы как подросток в переходном возрасте, который подошел к новому и очень важному этапу жизни, когда должен решить: он уже повзрослел или все-таки остался ребенком. Сейчас мы хотим сотрудничать со всеми компаниями, готовы принимать все виды помощи и, что очень важно, структурировать их. Возвращаясь к теме разницы между единоразовыми и рекуррентными платежами: очень хорошо, когда человек дает, допустим, 1000 или 5000 рублей один раз в год. Но, на самом деле, было бы невероятно здорово, если бы этот же человек разбил сумму по месяцам и сделал автоплатеж. Для фондов очень важно ощущение стабильности, его всем нам сильно не хватает. Ведь у нас есть сотрудники, есть куча бытовых проблем, начиная от места, где сидеть, заканчивая вопросом о том, как распечатать методички, потому что на это тоже нужны деньги. Каждый день все равно живешь в ощущении «И дальше как?». Очень хочется и нужно планировать даже не на год вперед, а хотя бы на два-три. Важно не кидаться в помощь хаотично, а иметь стратегию и план. Конечно, хочется помочь всем и сразу, но в этом ощущении ты теряешь что-то большое и важное, в том числе изменения в законах, изменения отношения в обществе. В таких вопросах очень важно мыслить глобально — в идеале на 5–10 лет вперед, — чтобы понимать, куда ведет каждый твой шаг.
— Вы можете припомнить момент, когда решили заниматься благотворительностью постоянно?
— Моя история связана с фондом «Подари жизнь». У меня произошло небольшое выгорание в связи с историей одного ребенка. Она вроде бы была не моя личная, но вскоре стала моей. Я все неправильно сделала, не так, как должны делать волонтеры или еще кто-то, кто занимается этим профессионально. Слишком глубоко туда вошла, очень долго выходила. И это было не первое мое столкновение с благотворительностью, но самое, пожалуй, сильно меня накрывшее. Прошло какое-то время, Чулпан рассказала про фонд «Галчонок» и сказала: «Вот, подумай, мне кажется, что тебе это было бы интересно, но только ты должна понимать, что если ты туда войдешь, то потом уже не выйдешь, ты вряд ли сможешь заниматься этим делом поверхностно, по чуть-чуть». По большому счету так и произошло. Другой вопрос, что на тот момент для меня не было разницы, заниматься ли детьми с органическими поражениями центральной нервной системы, детьми с онкологией или стариками. Просто я уже в тот момент чувствовала, что съемка для модного журнала, занимающая восемь часов и не направленная ни на что, для меня невыносима и я не понимаю, зачем она мне нужна. Или даже любое интервью — я не хочу привлекать внимание к себе просто так, если это не приносит никакой пользы. С другой стороны, я понимаю, что у меня есть много возможностей, чтобы что-то менять, в том числе и при помощи этого внимания. И так я начала этим заниматься.
— Что сегодня у фонда в повестке?
— Сегодня мы пытаемся идти не столько вширь, сколько вглубь, во всех смыслах этого слова. И продолжаем делать то, что делали всегда — менять отношение общества к этим детям. Если и говорить про какие-то успехи, то вот она — наша сильная сторона. Мы подходим к этому креативно: через мероприятия, через инклюзивные фестивали, через общение с детьми, через то, каким образом мы рассказываем их особенные истории.
Появляется все больше и больше людей, которые вместо подарков на свои дни рождения предлагают поддержать наш фонд, и такие пожертвования вдвойне приятны и очень ценны.
— В мероприятиях «Галчонка» часто принимают участие ваши друзья: артисты и музыканты. Вы приглашаете всех лично?
— Я должна сказать, что журналисты, кастинг-директора и другие заинтересованные совершенно точно могут позавидовать нашему фонду. (Смеется.) В одном из мессенджеров у нас есть чат под названием «Стиховаренье», в котором уже около 40–50 топовых актеров, с которыми мы общаемся ежедневно и напрямую, не через их директоров или менеджеров. Это даже не просто обмен, если посмотреть, вот видите (Юлия показывает переписку в чате.). Это вот я пишу, что у нас 17 ноября будет спектакль «СтихоВаренье», а мне уже через пять минут приходят ответы тех, кто хочет в этом поучаствовать. Даже не надо никого уговаривать. Это понятно, что дело добровольное, но вы видите, этот чат — он нескончаемый, уже около трех лет существует, и, как правило, никто из него не выходит, куча информации каждый день, ежесекундно. Заниматься благотворительностью можно только ответно, это очень важно. Люди, которые тебе отдают свои силы, вкладывают в это душу, волонтеры, они обязательно должны получать ответ эмоциональный, в виде твоего спасибо, в виде признания, что их труд нам необходим и очень сильно нужен, в виде слов родителей. Здесь нет никакого материального или пиар-интереса. Это ерунда, ну серьезно! Самое сильное, что может быть, — это обмен энергиями, потому что мы все — и артисты в том числе, даже самые большие и известные, — чрезвычайно нуждаемся в похвале, в ощущении своей нужности. Заменить это не могут ни деньги, ни слава. И, наверное, на этом держится наша команда, которая растет вместе с желанием еще больше общаться с нашими детьми, дружить с ними, тратить свое время, силы. Это, пожалуй, конек нашего фонда. Мы огромное количество публичных людей привлекли к благотворительности, рассказали им, что это такое, а потом они, как вы понимаете, идут дальше, рассказывают сами, и звонят новые люди, которые тоже хотят присоединиться.
— В сентябре как раз прошел ежегодный фестиваль фонда «Галафест». И заметно, что его аудиторией стали не только подопечные фонда и их родители, но и просто горожане, которые гуляли по саду «Эрмитаж» и решили узнать, что тут происходит. Поэтому вопрос: отношение к детям с особенностями у общества меняется?
— Наши дети вызывали, пожалуй, пугающие реакции, даже если вспоминать один из первых «Галафестов» в саду им. Баумана. Знаете, у людей искренне возникали мысли, что от этих детей можно чем-нибудь заразиться, что не надо их трогать, даже с этого начиналось. Это сейчас мы уже говорим о том, что люди учатся коммуницировать с особенными детьми. Понимают, что, когда обнимаешь аутиста, не стоит делать это резко, нужно сначала спросить, можно ли обнять. Кстати, про обнимания. У нас в этом году на фестивале появился ритуал. Мы завели будильники, которые звенели каждый час, и это было сигналом к тому, что все друг с другом обнимаются. Но до сих пор происходит такое, что, когда родители приходят с детьми на площадку, где играют, например, подопечные нашего фонда, они с этой площадки детей уволакивают. Есть те, кому до сих пор кажется, что такие дети несут для них какую-то угрозу, представляют опасность. И это проблема прежде всего родителей. Мы сейчас сняли девятиминутный фильм, в котором на протяжении нескольких дней, включая день фестиваля, снималась целая группа ребят. Наши дети, несколько детей — подопечных других фондов. Это был не какой-то сложный мудреный сценарий, он позитивный: про то, как наш мальчик пытается помочь девочке найти игрушку, которую она потеряла. Очень все просто, но вы же понимаете, съемки — это достаточно жесткие условия, это всегда тяжело и для взрослых, что уж говорить про детей. Они вместе находятся в пространстве одной работы, у кого-то получается, у кого-то не получается, это процесс. И это, на мой взгляд, и есть настоящая инклюзия. Даже не когда дети вместе играют, а когда они вместе решают реальную задачу — снимаются в фильме. И оказалось, что главный герой этой истории — наш подопечный Степа Кузнецов — может сыграть не хуже детей — профессиональных актеров, он понимает все поставленные задачи, может их выполнять, и речь не идет ни о каких оговорках. Это даже не вопрос результата — хотя получилось очень здорово, все, конечно, рыдали, когда смотрели, — это вопрос необходимости таких инициатив, которые помогут менять сознание людей вокруг.
— Фонд ведь занимается и психологической помощью семьям. Маме, которая видит, как от ее ребенка уводят другого просто потому, что он выглядит не как все, тоже нужна поддержка...
— Да, да, мамам в первую очередь. Хотя у нас есть, слава богу, семьи, где папы тоже остались, правда, это большая редкость, потому что, как правило, все сваливается на женщину. И сваливается не время от времени, а 24/7. Она теряет все в своей жизни, обрастает миллионом комплексов и вообще дальше не может ничего делать и ничем заниматься. Мы устраиваем родительские дни, очень хочется (мы пока это еще не смогли сделать), чтобы в них была периодичность хотя бы на год вперед. Чтобы мама знала, что еще два месяца — и будет день, когда она выдохнет. В прошлом году перед Новым годом мы сделали мероприятие, которое я часто вспоминаю. Мы собрались в караоке и пригласили наших друзей-артистов. Сначала мы все сами пели, а потом мамы стали выходить и выступать. В какой-то момент вышел один из пап, начал петь «Тучи» и я подумала — вот оно, мы все делаем правильно. Это, может быть, очень сложно облечь красивыми словами. Ну вроде «Что они там делали — просто потусили в караоке? Что они, четыре часа просто орали песни?» Да, мы четыре часа просто пели, орали песни. А потом получили огромное количество писем и звонков с благодарностями за возможность снова почувствовать себя нормальным человеком. У меня такой вечер тоже был впервые с 18 лет, и это неимоверный выход энергии. Ты снова чувствуешь себя молодым, в тусовке. Для родителей это очень важно — если говорить о психологической помощи, она должна заключаться не только в разговорах с психологом. Этим родителям не хватает нормального отрыва, ведь большинство из них молодые люди. Мамы, которым по 32–33 года. Это люди, которые хотят другой, конечно, жизни, просто им очень сложно ее реализовать, а еще через 15 лет им уже этого и не захочется. Для меня, скажу честно, вопрос мам в этой истории — он самый больной. Я уже научилась с ними правильно общаться, не плакать сразу же, как их встречу, но тем не менее это все равно сложно. Нам всем нужна возможность выдохнуть, даже когда ты мама здорового ребенка и сидишь с ним 24/7, то в какой-то момент все равно начинаешь срываться. А здоровье наших детей очень сильно зависит от психологического здоровья их родителей. А для того, чтобы они были психологически здоровы, хотя бы иногда им нужны эти моменты выхода, отдыха, перерыва.
— А как вы сами справляетесь с эмоциональным выгоранием?
— Очень сложно. Иногда бывают секунды, когда тебе кажется, ну сколько, сколько можно. Почему не получается все взять и исправить... Помогают слова родителей, слова коллег, совсем посторонних людей, которые вдруг говорят тебе: «Ой, к нашей соседке волонтеры пришли, вынесли ребенка погулять, это же ваши, из "Галчонка"». Иногда в какой-то момент люди просто присылают поддержку на расчетный счет фонда в виде подарка. И это даже не вопрос конкретного транша, но ощущение того, что это точно кому-то нужно и это понимаешь не только ты. Понятно, что мы дико влюбляемся в наших подопечных. Вот что еще помогает (Юлия показывает на экране телефона видео подопечного «Галчонка», в котором он благодарит фонд за фестиваль «Галафест» и рассказывает, как провел этот день.). Вот то, что помогает двигаться дальше, и через секунду вся хворь сходит. Ну и в караоке покричать опять же. (Смеется.)
