С холста: почему женские коллекции так близки к искусству
Импрессионизм
Одному из самых любимых миром направлений живописи, художники которого раскладывали сложные тона на чистые цвета спектра, как в преломленном солнечном луче, и не пользовались черной краской, нет равных в истории искусства по заряду жизненной силы и оптимизма. Достаточно взглянуть на залитые солнцем картины Огюста Ренуара, природа и люди на которых проникнуты счастьем и покоем. Его героини в легких развевающихся платьях перекликаются с образами показа американского дуэта Marchesa, в чьих изящных нарядах цветов сорбе вполне можно было бы прогуляться после обеда в сад Тюильри времен Ренуара. У Chanel хрупкие силуэты моделей в небольших шляпках напоминали женские персонажи с полотен родоначальника импрессионизма Эдуарда Мане (хотя он отказывался участвовать в выставках), в частности, знаменитого «Бара в Фоли-Бержер», что неудивительно, поскольку Карл Лагерфельд — известный ценитель творчества художника. Свою последнюю совместную коллекцию prêt-à-porter для Valentino Мария Грация Кьюри и Пьерпаоло Пиччоли посвятили искусству балета, в особенности «Русским сезонам» Дягилева и хореографии Марты Грэм. Поэтому их модели в полупрозрачных, подчас закрытых тюлевых платьях телесного цвета и белых широких юбках с воланами, так похожи на маленьких танцовщиц Эдгара Дега, запечатленных в репетиционных пачках у балетных станков.
Огюст Ренуар. «Качели», 1876
Эдгар Дега. «Голубые танцовщицы», 1897
Chanel / Marchesa / Oscar de le Renta / Valentino
Ориентализм
Всемирная выставка в Париже 1867 года открыла искушенной европейской публике Китай и Японию. В павильонах обеих стран было не протолкнуться: Париж был покорен их фарфором, тканями, мебелью из лакированного дерева, дамскими безделушками и аксессуарами. Вплоть до 1930-х годов вместе с предметами интерьера в Европу привозили и вышитые шелковые кимоно, которые часто переделывали в модные платья или домашние халаты, веера, украшения для причесок и прочую экзотику. Немногие художники устояли тогда перед магической красотой Востока, оказавшейся такой изящной, тонкой, почти эфемерной. Великий Ван Гог копировал японские гравюры, а в пейзажах подражал манере художников, работавших в технике суми-э тушью и минеральными красками. Один из таких оригинальных листов с японскими ботаническими рисунками XVIII века, попавшийся на глаза Лагерфельду, подсказал идею жаккардовых тканей для новой коллекции Fendi. Растительные мотивы с китайских расписных ваз, украшавших интерьеры рококо, появились в виде вышивки на вечерних платьях Alberta Ferretti. Пурпурное пальто из парчи, больше похожее на китайский халат, щедро расшитое золотой нитью — наглядный пример того, как Запад встречается с Востоком в элегантном и практичном ансамбле Ralph Lauren. Для 73-летней Рей Кавакубо все это отдает ненавистным ей конформизмом. Ее ответом стала коллекция для Comme Des Garçons под названием «Панк XVIII века» — фантасмагорическая комбинация корсетов и фижм из набивных шелков времен Людовика XVI и самурайского доспеха, собиравшегося из двух десятков элементов.
Винсент Ван Гог. «Цветущий миндаль», 1890
Уильям Меррит Чейз. «Пионы», 1897
Anna Sui / Fendi / Alberta Ferretti / Comme des Garçons
Экспрессионизм
Ни один модный сезон не обходится без драмы — и слава богу, иначе сотни показов превратились бы одно длинное унылое действо. А уж стать свидетелем костюмной драмы — предел мечтаний. Пусть профессионалы разбирают, насколько представленная одежда современна, или ей место в театральных костюмерных. Мы готовы хоть на короткие 15 минут погрузиться в фантастический мир, в котором оживают самые неожиданные персонажи. В качестве прототипа для своих подиумных героинь дизайнер Дрис Ван Нотен выбрал эксцентричную маркизу Луизу Казати, покровительницу и музу парижской богемы начала века. Стиль Ван Нотена далек от исторических точностей. Он прибегает к таким же художественным приемам, как Эрнст Людвиг Кирхнер, современник Казати и родоначальник немецкого экспрессионизма: изысканная, но приглушенная палитра, чуть гротескные линии силуэта, кинематографически подчеркнутые глаза. Теми же приемами пользуется Марк Джейкобс, у которого наряды а-ля belle époque драматически разрастаются в объемах из-за многослойности и больших мехов.
Творческий метод младшего современника и единомышленника Кирхнера — Отто Дикса — отличается в сторону куда более жестокого, до физиологических подробностей, изображения окружающего мира. Даже в таком жанре как портрет его самая известная вещь «Портрет журналистки Сильвии фон Харден» производит почти дискомфортное впечатление. Похожее на то, которое вызвал на показе Dior выход модели в черной наглухо застегнутой двойке и в темных очках DiorUmbrage с нанесенным на зеркальные стекла мелким рисунком.
Эрнст Людвиг Кихнер. «Пять женщин на улице», 1913
Отто Дикс. «Портрет журналистки Сильвии фон Харден», 1926
Marc Jacobs / Kenzo / Dries Van Noten / Roberto Cavalli
Оп-арт
Это направление, возникшее в 1950-х благодаря бесконечным экспериментам художника Виктора Вазарели, стало, пожалуй, первым в своем роде настолько буквально позаимствованным модой. Оп-арт использует различные зрительные иллюзии, основанные на особенностях восприятия плоских и пространственных фигур. Все элементы композиции построены на тонком расчете, предельно рационально, обращаясь не к эстетической стороне восприятия, а к разуму человека. В 1960-е с их молодежным бумом, космическими полетами и новой музыкой оп-арт оказался наиболее созвучен новым безумным экспериментам прежде всего в моде и дизайне. Даже самые простые иллюзионистические композиции — вроде тех, что составлены из двухцветных полос, создающих на плоскости холста иллюзию объема, — еще интереснее раскрываются в трехмерном объеме в качестве рисунка ткани. Горизонтальные волнообразные полосы у Fendi и ломаные, будто преломляющиеся, — у Victoria Beckham выглядят современно, с каждым движением усложняя игру объемов и вибрацию цвета. А у Haider Ackerman линии вторят изгибам тела, визуально вытягивая фигуру. Пожалуй, лишь от некоторых «кинетических скульптур» Issey Miyake, где в движении сложная графика полос переплетается с пружинистостью мелко плиссированной ткани, может даже закружиться голова, как когда-то у тех, кто впервые видел произведения Вазарели.
Виктор Вазарели. «Зебры», 1950
Бар Zebar, Шанхай, архитектурная студия 3GATTI, 2010
Sportmax / Issey Miyake / Victoria Beckham / Fendi
Минимализм
Это направление настолько органично вошло в нашу жизнь, в первую очередь, даже не в моду, а в архитектуру, что говорить о нем как о сиюминутном тренде не приходится.
Proenza Schouler, например, назвали имя художника Фрэнка Стеллы — на новую коллекцию дизайнеров вдохновили его постживописные абстракции (что бы это не значило). В ней каждый ансамбль с его фактурами, объемом и многослойностью был сконструирован наподобие современной скульптуры. Показ состоялся в новом здании Музея американского искусства Уитни, спроектированном гением модернизма Ренцо Пьяно, и оно стало достойным своего рода выставочным пространством для необычной экспозиции.
Архитектура парижской штаб-квартиры ЮНЕСКО, где проходил показ Loewe, резонировала с коллекцией, в которой основной акцент был сделан на фактурах тканей и деталях. Фиби Фило, дизайнер Céline и главный поборник минимализма, а за ней Joseph, сведя всю палитру лишь к нескольким приглушенным цветам, сделали ставку на игру с объемами и контраст фактур. При ближайшем рассмотрении эти будто жесткие и неуклюжие вещи оказываются созданными из высококачественной кожи, кашемира и шерсти. Несмотря на кажущуюся простоту, минимализм требует чуть больше внимания, чтобы быть оцененным по достоинству.
Роберт Моррис. Без названия, 1965
Работы Дональда Джадда в Фонде Чинати (The Chinati Foundation) в городе Марфа, штат Техас
Joseph / Céline / Loewe / Jil Sander