Стиль
Впечатления «Не считаю, что зрителю постоянно должно быть приятно»
Стиль
Впечатления «Не считаю, что зрителю постоянно должно быть приятно»
Впечатления

«Не считаю, что зрителю постоянно должно быть приятно»

Фото: apimages.com; kinopoisk.ru
Британский актер в интервью «РБК Стиль» рассказал о фильме «Виктор Франкенштейн», неуемных амбициях человека и страхе перед новыми технологиями, которые мы не в состоянии контролировать.

В четверг в прокат выходит фильм «Виктор Франкенштейн» — своеобразный приквел знаменитого романа Мэри Шелли. Дэниел Рэдклифф играет помощника ученого, пытающегося остановить того в его безумии и попытках создать Монстра. Накануне премьеры «РБК Стиль» встретился в Дэниелом в Лондоне, чтобы обсудить его сложные отношения со сценаристами, компьютерами и учеными, одержимыми идеей сделать мир лучше.

 

 

Дэн, создатели «Виктора Франкенштейна» очень нетрадиционно используют известный бренд. По-твоему, стоит ли зрителей предупреждать, что к книге Мэри Шелли фильм имеет очень опосредованное отношение? А то вдруг фанаты обидятся.

Надеюсь, большие фанаты Мэри Шелли и так это поймут, потому что в фильме есть мой персонаж Игорь, а в книге — нет. Главное, что мы заимствуем из книги — это мысль о том, что наука и технический прогресс, конечно, изменили нашу жизнь к лучшему, но если они попадают не в те руки, становится уже не до смеха.

 

Дэниел Рэдклифф и Джеймс МакЭвой на съемочной площадке фильма «Виктор Франкенштейн»

 

Пусть действие происходит в викторианской эпохе, но все же одержимость научными открытиями — тема донельзя актуальная. В те времена это была реанимация мертвой материи, теперь же — искусственный разум, клонирование и атомная энергия.

Вообще этой книге мы все должны быть благодарны намного больше, чем можем себе представить. У великого множества современных сюжетов ноги растут именно из «Франкенштейна». Кто-то мне недавно даже сказал, что «Мир Юрского периода» — это тоже фактически история о Монстре. А ведь если подумать, то так и есть — это рассказ о страхе перед технологиями, которые мы больше не в силах контролировать. А все благодаря неуемным человеческим амбициям.

 

 

Фильм рассказывает историю Виктора Франкенштейна и его помощника Игоря еще до того, как они создали Монстра. Как думаешь, если у фильма будет сиквел, то он уже будет описывать события книги Мэри Шелли?

Сама идея сиквела, конечно, полностью зависит от того, как фильм выступит в прокате. Но я не знаю, в каком направлении можно повести сюжет, чтобы продолжить историю именно Виктора и Игоря, а не Монстра. Пусть сценарист Макс Лэндис мучается над этим.

Изначально, когда мы с Джеймсом (Макэвоем, играющим роль Виктора Франкенштейна. — «РБК Стиль») только пришли в проект, там была прописана другая концовка с явной заявкой на продолжение. Я был очень недоволен и говорил: «Ну, зачем вы пытаетесь бежать впереди паровоза? Давайте сначала сделаем фильм и посмотрим, насколько удачным он получится. А потом уже будем думать о следующем». Это все же не такой проект, у которого прямо по всему фасаду большими буквами написано «Успех в прокате! Франшиза гарантирована!»

 

Кадр из фильма «Виктор Франкенштейн»

 

 

Из всех многочисленных экранизаций «Франкенштейна» какая у тебя самая любимая?

Я очень люблю «Молодого Франкенштейна» Мела Брукса — я на нем вырос, видел его миллион раз и убежден, что я в этом не одинок. Это, конечно, совершенно дурацкое кино, но невозможно не отнести его к категории «постыдных удовольствий». Если брать экранизации посерьезнее и поближе к книге, то это «Франкенштейн» Кеннета Браны.

 

 

Игорь питает страсть к медицине и прочим смежным наукам, благодаря чему у тебя в фильме есть реплики, в которых без пол-литра не разобраться. Насколько важно понимать то, что ты произносишь на камеру? Или заучил текст — и хватит?

Я знаю кое-что о человеческой анатомии, поэтому в большинстве случаев, когда мой персонаж говорит о какой-нибудь части тела, я примерно представляю себе, где она находится. Так что с диалогами в этом фильме у меня проблем не было. Другое дело, я сразу плыву, когда речь заходит о компьютерах. У меня только в прошлом году появилась электронная почта, представь себе! Я с компьютерами на «вы», все мои друзья знают об этом и уже давно смирились.

 

 

Постой, но ты ведь гик, это все знают!

Ну, да, гик, когда дело касается книг или, скажем, музыки. Но гаджеты и вообще все, что может сломаться, — совсем не мое. Я в начале этого года снимался в сиквеле «Иллюзии обмана», где мой персонаж часто толкает речи, наводненные техническими терминами. Когда я прочитал сценарий, у меня мозг распался на пиксели. Но ничего, постепенно я все прилежно заучил. Тут главное уметь все произнести так, чтобы ни у кого сомнений не возникло, будто ты не знаешь, о чем говоришь. Даже если ты вообще не в теме.

 

 

Кстати, некоторые актеры считают, что их ремесло строится на притворстве. Другие же убеждены, что на одном притворстве далеко не уедешь — невозможно сыграть персонажа, если у них с ним нет ничего общего. А ты что думаешь на этот счет?

Пожалуй, я пристроюсь где-то посередине. Далеко не каждый персонаж, которого ты играешь, будет на тебя похож. Но если получится найти хоть какие-то схожие черты, это лишним не будет. Даже если это что-то совсем странное: например, герой так же, как и я, любит яйца всмятку. Что угодно, любые зацепки — все пойдет на пользу.

Я не думаю, что актерство ограничивается притворством. Скорее это умение поместить себя в эту выдуманную реальность, где тебе не надо притворяться. Помню, мне как-то Гэри Олдман сказал:

 

Дэниел Рэдклифф в роли Игоря

«Никогда не бойся что-то говорить и что-то делать в кадре, потому что ты в образе, в костюме, в гриме. Если все пойдет как надо, люди увидят не тебя, а твоего персонажа».

 

 

Хорошо, наверное, получать советы от Гэри Олдмана.

(Смеется.) Да, неплохо, не самый последний на свете актер, чего уж там. Если честно, я за все эти годы так и не научился мириться с мыслью о том, что все эти великие люди — они теперь мои коллеги, мы с ними вместе делаем кино, они со мной считаются и даже по большей части хорошо ко мне относятся. Это какое-то удивительное, непостижимое чувство, осмысляя которое каждый раз хочется щипать себя за все места сразу.

 

 

Как мы уже выяснили, «Франкенштейн» — это совсем не традиционная экранизация книги Мэри Шелли. Тебе не кажется, что первоисточники вообще в последнее время мало кого интересуют? Если фильм и основан на книге, то это обычно переосмысление или вариация на тему.

Да нет, почему же, есть и прямолинейные экранизации, но они и правда все реже случаются. Сейчас можно чаще увидеть что-нибудь вроде «Анны Карениной» Джо Райта — смелое и даже в чем-то авангардное кино, хотя формально оно и следует оригинальному тексту.

Я хоть и являюсь большим фанатом литературы, все же в состоянии обойтись без экранизаций — мне вполне хватает тех картин, что возникают у меня в голове в процессе чтения. В жизни полно реальных историй о реальных людях, которые так и просятся на экран. Непонятно, почему кинематографисты игнорируют совершенно удивительные сюжеты из нашей с вами повседневной действительности, а вместо этого хватаются за бездарные книги и делают из них франшизы.

 

Кадр из фильма «Виктор Франкенштейн»

 

 

Это ты ведь сейчас не о «Гарри Поттере»?

Ха, ну вот еще! К «Гарри Поттеру» у меня претензий нет, это хорошая литература, и это я сейчас говорю вовсе не потому, что имею какое-никакое отношение к этой франшизе.

 

 

Ну, а о чем ты тогда? О «Голодных играх»?

Так, хватит допытываться, а то меня пресс-агент четвертует за такие откровения (Смеется.). На самом деле все замечательно: люди это читают, и я за них рад. Проблема в том, что привычка давать аудитории только то, что она хочет, — очень вредная. Надо ей давать то, что, как тебе кажется, она хочет, но пока еще не знает об этом. Иначе происходит топтание на месте, никто не развивается и не меняется: ни кинематографисты, ни зрители.

Конечно, в киноиндустрии всегда хватало и слепленных по лекалам проектов, зашибающих много денег, и революционных инди-фильмов, исследующих новые и неизведанные территории. Это две стороны одного процесса, они должны сосуществовать. Но все же я убежден, что даже в рамках студийной системы можно творить дерзкое и необычное кино. Например, один из способов — это избегать хэппи-энда. Я не считаю, что зрителю постоянно должно быть приятно. Ему необходимо иногда и погрустить, и попереживать — это непривычные эмоции для посетителя мультиплексов, но тоже исключительно полезные.

 

 

 

Судя по твоим недавним проектам, ты прямо сделал это своей миссией — заставить зрителя выйти за пределы зоны комфорта. Ты буквально рос у них на глазах, а теперь смотри вон, что творишь — то с конем на сцене обнимаешься, то с готическими привидениями борешься, то рога себе отращиваешь.

Да уж, я что-то совсем вразнос пошел! Меньше всего мне хочется делать то, что от меня ждут. Тут главное не заиграться и не докатиться до того, что от меня вообще чего-либо ждать перестанут. Я очень горжусь «Рогами» — по-моему, отличное кино, которое совсем не воспринимает себя всерьез и при этом легко переступает все дозволенные границы.
А еще я недавно снялся в фильме «Перочинный человек»: он рассказывает о парне, который встречает в лесу мертвеца, и они становятся друзьями. Это очень сюрреалистичное и смешное кино, ни на что не похожее, и именно поэтому оказавшееся для меня настолько привлекательным.

 

 

Помимо, собственно, франшизы, которая сделала тебя знаменитым, что ты считаешь своим самым большим достижением в карьере?

Наверное, то, что я до сих пор на плаву. Многие были убеждены, что как только «Гарри Поттер» закончится, мы с Эммой Уотсон и Рупертом Гринтом тут же канем в лету. Конечно, на это у нас еще полно времени и шансов! Но вот знаешь, большинству актеров отведено в среднем лет 10 славы. Я уже занимаюсь этим лет 15-16, и вроде как еще не зачах окончательно, не сошел с ума, не впал в депрессию, не спился и не подсел на наркотики, а напротив — занимаюсь любимым делом и получаю удовольствие от жизни. Мы все вышли из «Гарри Поттера» нормальными людьми и более или менее востребованными актерами, а это, по-моему, достижение.