«Над моими шутками часто никто не смеется»

Сет МакФарлейн сыграл нерадивого фермера-лузера, которого бросает девушка и вызывает на дуэль бандит. Помогает ему готовиться к дуэли, пожалуй, главная звезда фильма — Шарлиз Терон. Мы встретились с Сетом в Лондоне, чтобы обсудить границы дурного вкуса, верховую езду и влияние марихуаны на процесс производства кино.
Сет, это ваша первая главная роль, в которой вас, скажем так, видно. Вам пришлось чему-то специально учиться, чтобы ее сыграть?
Стрелять я, как и мой персонаж Альберт, так и не научился. Зато за год до съемок начал брать уроки верховой езды. Конечно, я понимал, что никогда не стану профессиональным наездником, но мне хотелось добиться хотя бы того, чтобы в кадре галопом скакал именно я, а не мое лицо, при помощи спецэффектов приделанное к дублеру. Нельзя сказать, что я был в восторге от верховой езды, но это помогло мне снять то, что я хотел.
Трудно было получить эту роль?
Невероятно трудно. Я был вынужден постоянно покупать режиссеру траву, чтобы убедить его в том, что я — лучший кандидат на роль. Потратил уйму денег, но в итоге оно того стоило.
Выходит, режиссер — знатный укурок?
Ага, а еще он врет направо и налево. А если серьезно, реакция моего организма на траву — примерно такая же, как у героя «Миллиона способов…». То есть мне почему-то сразу становится физически нехорошо. Поэтому все мои герои-укурки, включая медведя Теда, который дымит ганджубасом направо и налево, — это всего лишь плод моей фантазии.
Вы изначально писали роль Альберта для себя? Или рассматривали и других актеров?
С самого начала я писал персонажа, который был мне очень близок по всем фронтам. Я прекрасно осознавал, что я совсем не Лоуренс Оливье, но думал: нужно хотя бы попытаться сыграть эту роль. Конечно, для начала пришлось получить разрешение от студии. Для них это было нелегким решением, потому что до этого я никогда и нигде не играл главную роль. В «Третьем лишнем» я, конечно, исполнил Теда при помощи технологии motion capture — я подарил ему не только свой голос, но и свою пластику движения, жесты. И тем не менее на экране мы видим мохнатого плюшевого медведя, а это совсем другая история. Но все же студия, к моему огромному удивлению, дала согласие.
И довольны вы тем, что в итоге получилось?
Скорее да, чем нет, но тут во всем виновата Шарлиз. Большинство моих сцен было сыграно именно с ней, а она из тех людей, кто выводит всех окружающих на какой-то иной уровень мастерства. У нее очень дерзкое чувство юмора, и она удивительно бескорыстная актриса, которая заботится только о проекте, а не о том, как она выглядит в этом проекте. Одним своим присутствием на площадке она делает на порядок лучше абсолютно любой фильм. И уж тем более мой.
В фильме ваш герой довольно опрометчиво принимает вызов на дуэль. Вы помните, когда в реальной жизни последний раз ввязывались в драку?
Мне кажется, никогда. Что-то у меня ничего подобного не отложилось в памяти, а такое я бы запомнил. Я всегда старался вербально направить гнев нападающего на кого-то другого, уговорить его, что лучше отпинать во-о-он того парня, а вовсе не меня. Согласен, это не самый благородный выход из ситуации, но всяко лучше, чем быть отметеленным воинственным забиякой. Это ведь банальный инстинкт самосохранения.
Где, по-вашему, пролегает граница между смешным и пошлым? Когда в комедии надо остановиться, чтобы не скатиться в дурной вкус?
Каждой шутке — свое время. И не только в тексте повествования, но и в контексте истории. Если сейчас пошутить про «Титаник», никто тебе слово дурного не скажет, но если про 11 сентября — ты уже ступаешь на опасную территорию. Другое дело, что качество самой шутки — вопрос очень субъективный. Единственный способ выяснить, все ли ты делаешь правильно, это созвать две разные фокус-группы, состоящие из как можно более не похожих друг на друга людей, и показать им сцены с шутками, которые тебе кажутся смешными, но в то же время слишком дерзкими. Если обе группы громко смеются над этими шутками, то самое время подумать: «Хм, а в этом что-то есть». Если такая же реакция возникает на каждом из 12 последующих тестовых показов, ты сдаешься: «Ну хорошо, эта шутка действительно смешная».
А бывает наоборот: вам очень нравится шутка, но никто над ней не смеется?
Боюсь, что обычно именно так и бывает. Даже если тебе шутка кажется выдающейся, но в зале после нее — гробовая тишина, приходится ее вырезать из фильма. Будь я независимым режиссером, снимающим артхаус, я бы, конечно, утверждал, что делаю кино только для себя, а на зрителей мне плевать. И был бы прав. Но когда на кону большие ставки, приходится считаться со вкусом масс, даже если он не самый изысканный.
Беседовала Заира Озова