Одна из самых успешных британских исполнительниц, попавшая даже в Книгу рекордов Гиннесса за концерт на нефтеплатформе Statoil в Северном море на глубине 303 метра, во второй раз приезжает в Москву. Концерт состоится в Crocus City Hall 23 марта и обещает быть тихим и камерным: вместо обычных для Мелуа богатых оркестровых аранжировок на сей раз будут только голос, клавиши и контрабас.
Вы обычно предпочитали более мощные оркестровые аранжировки. Почему взялись за акустику?
Когда ты играешь без ударных инструментов и вообще убираешь из аранжировки все «лишние» цвета, у тебя появляется возможность донести самую суть песни — ее сердце, если хотите. Все оказывается сосредоточено только на самом главном, что в ней есть, и песня фактически зависит только от тебя. Мелодия, текст, голос. С одной стороны, это упрощение, а с другой — ты добираешься до самых корней. Каждый раз, когда я записываюсь в студии, песня начинается с акустической версии — голос и гитара или фортепиано. Множество современных артистов часто сочиняют песни, отталкиваясь от ритма, но это не по мне.
Вы Скотта Уолкера случайно не слушали в процессе записи последнего альбома Ketevan? Песни Sailing Ships from Heaven и I’ll Be There очень похожи на его классические работы 60-х — много атмосферы, оркестровки, мелодии довольно странные...
Скотт Уолкер? Я знаю, кто это, но не слушала. Я понимаю, о чем вы говорите. Мелодии в этих песнях, особенно Sailing Ships, развиваются так, будто по кривой дорожке идут. Но петь их — реальное испытание, тебе нужно сначала очень хорошо расслышать, что происходит в гармонических партиях. Во многом в этих вещах сработали инстинкты продюсера Майка Бэтта, с которым мы работали, — он в оркестровках чувствует себя как рыба в воде.
В Ketevan вы более ясно обозначили свое грузинское происхождение. Почему только сейчас, через десять лет карьеры?
Для широкой публики это во многом экзотическое название. Но Кетеван — и мое грузинское имя. Конечно, это совсем не альбом традиционной музыки, если уж говорить о народных песнях, они разве что понемногу исполняются на концертах. Но мне приятно думать, что где-то внутри меня дремлет дух Грузии, ее песен — мне это очень важно. Понимаете, когда люди слушают мои альбомы, особенно первые, они видят певицу, исполняющую поп-песни, джаз, фолк. А какие-то более тонкие моменты так и остаются при мне. У меня есть мечта однажды записать альбом только на грузинском, дать себе волю окончательно. В этот раз название — скорее дань воспоминаниям, которые приходили ко мне, когда я сочиняла песни для Ketevan.
Вы давно живете в Англии, но какие мысли приходили во время конфликта между Россией и Грузией в августе 2008-го?
Это было ужасно. Мои мама и брат застряли тем летом в Батуми и не могли отправиться обратно через Тбилиси. Так что ничего, кроме страха, никто из нас не испытывал. Если оставлять в стороне всю эту политику, то, я думаю, у каждого в такой ситуации все сведется к переживаниям за близких. Самое главное, что я знаю, — у России и Грузии общая история и культурные связи. Я хочу верить, что после всех потрясений наши связи опять укрепятся. Ведь иначе и быть не может.
В Британии пресса постоянно ищет новых звезд. Сегодня любят вас, завтра Адель, послезавтра еще кого-то. Артистке вроде вас тяжело работать в этой обстановке?
Неловкости я не испытываю и думаю, что мне, пожалуй, повезло. У меня есть работа, которая мне нравится, я даю концерты с великолепными музыкантами — чего еще желать? В Англии действительно голод на свежую музыку и артистов: еще новее, еще моднее, еще острее. Ты не можешь быть этой свежей штучкой все время. Я записываюсь и выступаю уже больше десяти лет — когда-то показатели лучше, когда-то хуже. Но, признаюсь честно, это даже больше, чем я ожидала, выпуская первый альбом. Тогда я морально была готова заняться чем-то другим, если ничего не получится. Теперь ну уж нет.
Как вы нашли свой голос? Специально вырабатывали эти успокаивающие интонации или все пришло естественно?
Интересно, у меня ведь не было специальных уроков пения до девятнадцати лет. Я и сейчас не слишком-то занимаюсь с преподавателями вокала. Думаю, что получилась комбинация каких-то природных данных и того, как я видела свой голос в песнях. У меня не самый сильный вокал, это даже раздражает временами. Но для меня важнее, наверное, даже не столько петь, сколько слушать, что получается, стараясь поставить себя на место другого человека. Если ко мне кто-то придет и попросит научить петь, то я, пожалуй, предложу не отправляться на курсы вокала, а напеть, что получается, и понять — вдруг твои «недостатки» окажутся и твоей сильной стороной.
А вы сами на ком учились?
На меня прежде всего сильно повлияла манера Эвы Кассиди. Можно вспомнить Эллу Фитцджеральд, Нину Симон, Роберта Планта. Конечно, Фредди Меркюри.
Напоследок хотел спросить, как делалось видео Nine Million Bicycles, где вы лежа путешествуете?
Меня поместили на специальный скейтборд, сделанный по моему росту. Нет, пожалуй, это скорее были сани — вместо колес были полозья. К днищу прикреплялся трос, и специальная машина протаскивала меня через декорации. Просто, но эффектно, правда?
С певицей поговорил Макс Хаген
