Из того, что я про вас знаю, вы — человек очень увлеченный. Что вас на данный момент увлекает в работе больше всего?
Я всегда был увлечен непосредственно производством. Занимался этим много лет, постоянно ездил к поставщикам, выбирал материалы и был полностью погружен в процесс производства. Но мы перестали шить по готовым образцам и начали отрисовывать свои коллекции. И сейчас меня, конечно, увлекает процесс соединения креатива с производством, потому что это у креативщиков часто не хватает технических знаний, а у меня они есть. К тому же сейчас у нас в планах выйти на международный рынок. В ближайшие два-три года мы планируем открыть бутики в Милане, Лондоне и Нью-Йорке, а также обзавестись шоу-румом и устраивать показы.
А кто ваш клиент?
Раньше я много времени проводил в бутиках, а вот в этот бутик на Петровке пришел всего во второй раз после его открытия. Так что сейчас я связь с клиентами немного утратил. Хотя, говорят, они обо мне часто вспоминают (улыбается). Но если говорить о концепции, то, когда 15 лет назад я создавал Feru, я исходил из того, что люди, выросшие в Советском Союзе, — максималисты, которые 70 лет жизни провели за железным занавесом, а потом вышли и стали жадно наверстывать прежде недоступное. Если на Западе есть деньги, которые зарабатывались несколькими поколениями, то здесь люди за 20 лет сделали соизмеримые состояния. Соответственно, у них есть аппетит и желание все попробовать. При этом среди российских клиентов четкой сегментации нет. Человек может одновременно покупать Brioni, Dolce & Gabbana и Gucci. А у европейцев, например, так не принято. Если они выбрали фэшн, они выбрали фэшн, если классику — то классику. А здесь полный разброс. И мне лично интересен человек, который уже преодолел вот этот первичный голод, прошел через все бренды и хочет дальше.
Дальше — это куда?
Вот, например, человек берет сначала Mercedes E-класса, потом S-класса, потом делает ему тюнинг. Когда ему надоедает, он то же самое проделывает с BMW, с Audi и т. д. А дальше что? Rolls Royce, Ferrari, Maseratti, Bentley. Вот я позиционирую одежду Feru как вещи, в своем сегменте занимающие самую высокую планку. Все бренды готовой одежды стараются ответить требованиям рынка, пожеланиям клиентов, но мы можем дать более высокое качество, создать поистине штучные, не тиражные вещи. Поскольку мы маленькие и гибкие, то можем себе позволить использовать материалы более высокого качества. И не я это придумал — в мире порядка 40–50 таких бутиков. В Лондоне был знаменитый Rossini, в Лос-Анджелесе есть Bijan, в Милане — Bardelli, в Брюсселе — Degand. В общем, наш клиент — не вчерашний нувориш. Он прошел огонь, воду и медные трубы, удержался на плаву и научился понимать и чувствовать качество. Тот, кто вчера быстро заработал деньги и попал к нам случайно, скорее всего, не вернется.
А у вас когда прошло увлечение брендами?
1995 год. Я начинал с первой линии Pierre Balmain — Monsieur Balmain, которую потом закрыли. Параллельно работал с Lanvin и Francesco Smalto. И оказалось, что у них у самих нет фабрик — Lanvin работала с 60 фабриками, но там просто размещали заказы. Я работал, смотрел и изучал опыт известных брендов и не ограничивался посещением шоу-румов, ходил по фабрикам, где научился тактильно определять качество материалов, смотрел, задавал вопросы, анализировал и понимал, что можно сделать лучше. Тогда я решил создать свой бренд.
А когда проснулся интерес к моде?
Я научился шить на швейной машинке, когда мне было десять лет. Всегда был «вещистом» и шил для всего класса. Когда в моде были брюки клеш — я расставлял швы, когда трубочки — зауживал брюки и рубашки. Потом сшил себе хоккейную форму — я был вратарем. Приятели ценили мое умение.
И как вы от швейной машинки пришли к ретейлу?
После армии я занимался всем подряд. Когда открылись границы, я начал ездить в Турцию. Приезжал, спрашивал, где здесь улицы с самыми хорошими магазинами, заходил, торговался и привозил самое лучшее. Продавал по знакомым. Потом были Арабские Эмираты. Я туда ездил год, а потом в 1993 году открыл в Ташкенте первый магазин. И потом стал ездить уже в Европу: Франция, Германия, Италия. Помню, как приехал в 1995 году в Париж. Парижская знакомая согласилась поработать моим переводчиком. Я ей сразу сходу сказал: «Где тут авеню Монтень и все эти кутюрные дома? Пойдем общаться и договариваться». Она сопротивлялась, говорила: «Как же мы пойдем без назначения встречи? Так не принято!» Но я ее заставил. Мы зашли в Yves Saint-Laurent, в Lanvin и пошли дальше по всем домам моды. Они вообще не понимали, кто я такой и что такое Ташкент. Так мы дошли до Pierre Balmain. А там в то время работал потомок Трубецких из русских эмигрантов, двухметровый легионер Жан-Мишель. Мы с ним сразу нашли общий язык, и он сказал: «Я тебе сейчас, голубчик, все устрою». И уже через год мы открыли в Ташкенте корнер Pierre Balmain. Это было грандиозное событие. А еще через полгода нам чуть факс не сломали. Сарафанное радио сработало, и все, к кому мы ходили, вспомнили нас и захотели с нами работать.
Сколько у мужчины должно быть костюмов?
Чем больше, тем лучше. Минимальный набор при наличии в офисе дресс-кода — пять костюмов на сезон. При этом желательно, чтобы каждый костюм хотя бы неделю отдыхал. И каждый сезон хорошо бы добавлять по паре костюмов.
А на выход?
Если мужчина выходит в свет каждую пятницу, то еще штук пять-шесть неплохо бы иметь. Если раз в месяц, то двух-трех будет достаточно.
А что насчет обуви?
Очень много! Каждая пара должна отдыхать хотя бы неделю. То есть минимум — шесть пар под те же костюмы и плюс на субботу-воскресенье спортивная пара. Но есть два типа клиентов. Один приходит и говорит: «Соберите мне один комплект». И носит его каждый день. Какого бы качества ни были вещи, они все равно изнашиваются. Через пару-тройку месяцев он приходит за новым комплектом. А есть клиент, который инвестирует в гардероб. Покупает три-четыре костюма, пять-шесть рубашек и восемь галстуков. И постепенно добавляет элементы. По итогам при одинаковом количестве потраченных средств у первого всегда будет один, максимум два комплекта, а у второго — сформированный гардероб.
И на сколько хватает одного костюма при правильной политике?
Да хоть на всю жизнь. А то и не одну. У западных людей есть свои способы заявить о своей исключительности. Если у нас это часы и машины, то у них все немного иначе. Там люди говорят: «Нравится мой пиджак? Ему 20 лет!» — в этом есть скрытое заявление, что богатство пришло к нему не вчера. Человек может позволить себе настолько качественные вещи, что они живут веками. Им было непонятно, когда русские приходили на первую встречу во всем новом: ручка новая, портфель новый, обувь новая — а через три месяца на вторую опять во всем новом. Возникал вопрос: кто перед ними, аферист или опытный бизнесмен? Сейчас, правда, это встречается все реже. Мы очень быстро всему учимся.
А у вас что-нибудь от ваших родителей осталось?
Ну что вы. В чем ходили в советское время? Вот сейчас это становится более реальным с технической точки зрения, но у нас в менталитете этого пока нет. И потом, есть вещи, которые присущи какой-то определенной культуре и в других не приживаются. Например, в Японии есть коллекционеры ткани. Люди просто собирают отрезки ткани, страшно ими гордятся и всем показывают. В 2008 году во время кризиса один японец продавал кусок викуньи — редкого синего цвета, в деревянной коробке с сургучем. Он хранил ее больше 25 лет. Мы тогда купили этот кусок и сделали пальто для нашего клиента. А пять лет назад Мариано Рубиначи отыскал на каких-то шотландских складах твидовые ткани — такие старые, что они аж воняли нафталином, сделал из них коллекцию и стал возить ее по миру. Через год я спросил его о судьбе проекта. Он сказал, что оценили только японцы.
На кого из известных мужчин вам приятно смотреть?
По-моему, я неплохо выгляжу (смеется). Если серьезно, то мне нравится Иван Ургант. Иногда, правда, он перебарщивает и выбирает слишком тесные и узкие вещи, но со стилем у него все в порядке. Из зарубежных икон стиля – основатель Fiat Джованни Аньелли и его внук Лаппо Элкана, который, к слову, как раз носит костюмы своего дедушки – у нас с ним один портной, он мне рассказывал. Конечно, мне нравятся Лука де Монтедземоло, Маттео Марзотто. Но это все люди из индустрии, а так, даже в Италии сложно встретить элегантно одетого мужчину, не имеющего отношения к моде.
А что насчет политиков?
Политики редко когда хорошо выглядят. Саркози одевался относительно неплохо. Мне нравится, как выглядит наш министр иностранных дел Сергей Лавров.
А американские президенты вам нравятся?
Да. Но это отдельная тема. Они всегда очень хорошо одеты, но это не их заслуга. Есть американский стиль, философия которого заключается в максимальной стандартизации и упрощении. Поэтому еще не став президентом, ты уже получают готовый гардероб с четко выверенным набором элементов. Там даже для самих президентов есть стандарты – они не могут быть ниже 1.80 м.
Как вам кажется, насколько хорошо сегодня выглядят российские мужчины в целом?
Мне кажется, что сейчас российские мужчины выглядят очень достойно. Конечно, есть миллионеры, которые выглядят как бомжи. Но их и в Европе полно. Особенно в Скандинавии. Есть теория, что южане всегда выглядят лучше, чем северяне — те предпочитают инвестировать в интеллект и в путешествия. В скандинавских странах даже рынок люкса более чем вялый. И я искренне считаю, что наши мужчины очень хорошо выглядят. Особенно в последние лет десять. Зайдите в «Vogue кафе», в La Marée, в Bolshoy — там все как на подбор. Просто есть люди, безразличные к вещам. У меня масса таких знакомых. Да и вообще чрезмерное увлечение вещами меня в мужчинах раздражает. Помню, пришел как-то один к нам в бутик на Кузнецком мосту и скупил за раз 50 рубашек. Я ему говорю: «Да зачем вам столько? Они же все похожи друг на друга». А он уперся и все равно купил. Все должно быть в меру, и ко всему должно быть легкое отношение.
А у вас есть какая-то страсть в жизни?
Я стараюсь ничем чрезмерно не увлекаться. И делать всего по чуть-чуть и в свое удовольствие. Захотел — пошел на работу. Не захотел — не пошел.
И часто вы себе такое позволяете?
Бывает, могу дня два-три ничего не делать.
И даже на телефонные звонки не отвечаете?
На них я в принципе никогда не отвечаю.
Вы можете настолько сильно увлечься творчеством, что забыть о бизнес-плане?
Да. А для этого у меня вокруг есть люди, которые устраивают мне холодный душ. Иначе меня заносит.
И сколько человек нужно, чтобы вас удержать?
Чем дальше, тем больше. Пожалуй, сейчас уже пара десятков.
