Люди с драйвом не могут усидеть на одном месте просто в силу своего характера. Им всегда больше всех надо. Правда, в этом есть и ряд минусов. Жить с такими людьми не очень просто: у них куча всяких идей и проектов, им хочется все вокруг себя поменять. Мне крупно повезло, что у меня дома есть надежная опора и понимание.
Человек всегда имеет определенное количество энергии. Ее можно выплескивать наружу, только если ты не растрачиваешь ее внутри. Драйв — это жажда перемен, желание сделать мир лучше, хотя каждый понимает это по-своему.
Я вижу, что в нашем мире многое не так. И я говорю не только про Россию, а про мир в целом. И это не потому, что нынешнее поколение какое-то плохое. Молодежь ругают всегда. Я считаю, что мы стали более замкнутыми. И та энергия, которая «выходила» из нас в детстве, теперь накапливается — и имеет совсем другой вектор. Мы бросались водяными бомбами, а нынешнее поколение выплескивает энергию в гаджеты. Многие вещи они делают, будучи защищенными монитором компьютера. Конечно, в этом есть ряд преимуществ. Мы способны одновременно общаться с десятками людей, а наши мысли могут читать миллионы. Но минус в том, что все мы находимся в оболочке. Это не плохо и не хорошо, просто по-другому. Стираются правда и полуправда, ложь и полуложь.
Я бы хотел сделать мир честнее. Нам говорят: «Почему вы не видите этических проблем в том, чтобы напечатать органы, продлить жизнь, ведь планета и так перенаселена?» Мы считаем, что этическая проблема не в этом. А в том, что миллионы людей ждут смерти других людей — и желательно помоложе, поздоровее и без вредных привычек. Вот в чем ненормальность общества и нечестная позиция.
На Юсефе: костюм-тройка Dolce&Gabbana, сорочка Van Laack, галстук Ermenegildo Zegna, запонки Cartier, часы Drive de Cartier
Отец был рад, что я пошел в медицину. Это связано с особенностями общества, в котором он жил. Отец окончил школу в Сирии, где врачами могут стать только лучшие из лучших учеников. Поэтому быть врачом в арабском мире очень престижно. К ним особое отношение. В свой год отец попал в 15 лучших выпускников страны, но хотел быть инженером — и стал им. И по обмену с советскими университетами поехал учиться в СССР.
Я долго не мог определиться, кем хочу быть: врачом или научным сотрудником. С одной стороны, мне хотелось лечить людей. Не скрываю, что на меня сильно повлиял сериал «Скорая помощь» и Джордж Клуни с его хитрым прищуром. Я думал: вот как должен выглядеть врач. Но с другой стороны, меня всегда интересовали фундаментальные причины возникновения болезней. Вообще, конечно, в 17 лет очень сложно определиться с профессией.
После первого курса, первой практики, работы в реанимации и больнице — которая выглядит совсем не как в сериале «Скорая помощь», а пациенты зачастую относятся к врачам как к кровным врагам, — выбор в сторону науки стал для меня очевиден. На втором курсе у меня уже были мысли «что вообще я тут делаю?» и «не стоит ли мне перевестись, скажем, на биофак?» Работа в реанимациях — это отдельная история. Чем-то врачи-реаниматологи мне напоминают биржевиков. Им нужен постоянный драйв, они становятся от него зависимыми. Но я очень рад, что у меня была такая практика. В городе Судак в Крыму хирург говорил: «На аппаратах УЗИ и МРТ вы научитесь работать в любой клинике. А здесь поймете, что делать, когда никаких аппаратов нет». Я видел машину ИВЛ 1947 года. Мы пытались наложить гипс, сделанный в СССР, и это был ужас. А точнее, реальная жизнь. Я понимаю, что врачи стараются сделать все возможное и невозможное, даже когда нет элементарного инструментария. И при этом остаются людьми. Поэтому у меня навсегда сохранится огромное уважение к этой профессии. Вообще проблема здравоохранения сегодня заключается в том, что мы боремся с врачами, а не объединяемся с ними. Врач не враг, враг — один и общий — это болезнь.
На Юсефе: костюм-тройка Dolce&Gabbana, сорочка Van Laack, галстук Ermenegildo Zegna, запонки Cartier, часы Drive de Cartier
Мы были романтиками. Мне было 20 лет, моим партнерам — чуть больше, когда мы открыли лабораторию. Решив, что мы великие бизнесмены и, конечно, — великие ученые. Что у нас великая цель. Мы считали, что сейчас в бизнесе (а лаборатория занимается коммерческой деятельностью) начнем зарабатывать деньги. Но станем тратить их не на себя, а на науку.
Мы занимались фундаментальными вещами, выбрали для себя проблематику генетических исследований. Например, изучали синдром Картагенера, при котором внутренние органы могут иметь зеркальное расположение в организме. Александра Островского (сейчас собственник и председатель наблюдательного совета ИНВИТРО, ранее занимал должность генерального директора — прим. ред.) я знал давно. И вот нам, великим бизнесменам и ученым, пришла в голову мысль заняться тест-системами для определения сразу нескольких патогенов в одной пробирке. Я позвонил Островскому, он предложил встретиться. Я приехал в ИНВИТРО, в тот самый кабинет, где он до сих пор сидит. Александр Юрьевич объяснил мне такие аспекты, о которых «великие ученые» даже не задумывались. С тех пор у нас завязалось очень хорошее знакомство.
Мы продали свою лабораторию людям, у которых были большие планы в этом бизнесе, но они не хотели входить в него с нуля. Им нужна была лабораторно-техническая база, пул клиентов — так что они вышли на нас и купили лабораторию. Мы с партнерами разошлись, и каждый начал заниматься своей научной деятельностью. Мне очень повезло с научным руководителем — Натальей Сергеевной Сергеевой. Она позволяла «работать руками», делиться своими идеями и реализовывать их.
3D Bioprinting появился относительно недавно. Лаборатория открылась 6 сентября 2013 года, но как идея возникла значительно раньше. Островский, сколько я его знаю, всегда хотел сделать лабораторию, которая занималась бы вопросами регенеративной медицины. Тогда речь еще не шла именно о печати органов. На конференции в Дюссельдорфе в начале 2013 года Александр Юрьевич сказал мне, что скоро собирается открыть-таки подобную лабораторию под научным руководством Владимира Миронова, одного из пионеров технологии биопечати, и предложил войти в команду. Мне сначала технология показалась слишком фантастической, неземной, и я ее воспринял с некой долей скепсиса, но в 2013-м 3D Bioprinting Solutions совместно с ИНВИТРО организовали конференцию по 3D-биопринтингу в Сколково, я сходил на нее, пообщался с людьми — и поменял мнение. Понял, что мне очень интересно в этом участвовать, встретился с учредителями компании, мы быстро решили все организационные нюансы — и закрутилось. Я сказал Островскому, что хочу стать партнером. И теперь я выступаю одним из инвесторов и управляющим партнером 3D Bioprinting Solutions.
На Юсефе: костюм-тройка Dolce&Gabbana, сорочка Van Laack, галстук Ermenegildo Zegna, запонки Cartier, часы Drive de Cartier
3D-биопринтинг — то же самое, что 3D-принтинг, то есть послойное создание 3D-объектов. Но отличие биопринтинга в том, что мы используем живые клетки в качестве печатного материала. И таким образом получаем трехмерные функциональные конструкты.
Надо разделять то, что сделано в лаборатории, от созданного природой, поэтому мы их называем не органами, а органными конструктами.
Уже сегодня биопринтинг — большая индустрия. Скоро выйдет моя глава о коммерциализации и бизнес-моделях в биопечати в посвященной ему книге. Это интересный проект — электронный, — и он никогда не заканчивается. Пока традиционная книга выходит, она устаревает, а биопринтинг — очень развивающаяся технология. Так что ты выпускаешь главу в книге, которую всегда можешь дописывать. Она почти как википедия — общедоступна и «живет» по определенной ссылке.
Как и в любой новой технологии, конструкты пока пересаживают лабораторным животным, но не людям. Трансплантировали кожу, хрящ, сосуды, яичники. Мы успешно пересадили щитовидную железу.
Мы общаемся с коллегами со всего мира. И есть общее видение того, когда первые конструкты будут пересажены человеку. Это 2030 год. Будет первая группа — плоские органы — кожа и хрящ. Но должно пройти еще 10-15 лет, пока мы наберем нужное количество информации для безопасной пересадки.
Созданный нами 3D-биопринтер входит в топ-5 различных независимых обзоров. Но по такому свойству, как мультифункциональность, то есть, по способности использовать разные материалы, его ставят на первое место. Мы не хотим быть заточены под какой-то один материал, так как мы их не производим. В первую очередь мы нацелены были сделать сложную, многозадачную машину.
Наш новый проект — с «Роскосмосом», мы отправляем принтер в космос. Представляете себе процесс экструзии? Похожим образом, слоями, на щетку выдавливают зубную пасту. По тому же принципу работает наш принтер. Если мы делаем несколько слоев, это аддитивное производство. Но есть и другой способ — можно взять снег и лепить снежок сразу со всех сторон. Этот метод мы и хотим использовать в условиях невесомости. Чтобы создавать конструкты по-новому. С клетками в космосе работают давно и активно. Мы делаем наш проект вместе со Стэнфордом, Институтом высоких температур РАН и Институтом медико-биологических проблем. Точно сказать, когда биопринтер полетит в космос, сейчас невозможно. Это случится в промежутке с 2018 по 2024 год. Конечно, нам бы хотелось, чтобы это произошло как можно раньше.
На Юсефе: костюм-тройка Dolce&Gabbana, сорочка Van Laack, галстук Ermenegildo Zegna, запонки Cartier, часы Drive de Cartier
Мы хотим делать акустические биопринтеры и звуковыми волнами двигать клетки. Эту работу мы уже начали совместно с физическим факультетом МГУ. И, более того, дважды представляли совместные данные на международных конференциях. Мы хотим создавать принтеры нового поколения. А еще у нас скоро появится совместный проект со «Станкином» и МГМСУ: мы сделали новый биопринтер — на основе роботической руки. Он будет представлен в конце мая.
Я верю в светлое будущее. Вообще, увеличение продолжительности жизни может привести к разным последствиям. В пессимистичном варианте случится перенаселение. Но я-то как раз считаю, что ту же еду можно получать при помощи биопринтинга, опять-таки при наличии клеточного ресурса. Так что прокормить человечество удастся. И даже не нужно будет убивать животных.
Может быть, как раз за счет того, что людей станет много, будут развиваться технологии и человечество поймет: надо перестать губить нашу планету и начать развивать другие — делать то, чем сейчас занимается Илон Маск. Но осуществить это нельзя без того, чтобы проверить, как человек будет чувствовать себя в условиях гамма-излучений и других внешних факторов космоса. Для этого мы и соберем трехмерные конструкты в космосе — и посмотрим, как он на них влияет.
Фото: Павел Крюков, ассистент фотографа Павел Нотченко, стиль: Анна Сенина, MUA & Hair: Ирина Лаханская
