Стиль
Герои Человек, который не должен был умереть. Памяти Карла Лагерфельда
Стиль
Герои Человек, который не должен был умереть. Памяти Карла Лагерфельда
Герои

Человек, который не должен был умереть. Памяти Карла Лагерфельда

Фото:  Vittorio Zunino Celotto/Getty Images for Conde' Nast International Luxury Conference
По просьбе «РБК Стиль» журналистка Вера Рейнер вспоминает Карла Лагерфельда, по отношению к которому определение человек-эпоха не кажется ни банальностью, ни штампом.

Карл Лагерфельд не умрет никогда. Такое попросту невозможно. Это сомнительное в рамках привычной человеческой логики утверждение долгое время казалось абсолютной истиной. Конечно, все умирают — мы это знаем. Но некоторые просто не могут — слишком многое на них завязано. И слишком много они в случае смерти унесут с собой. Поэтому, когда Карл Лагерфельд не вышел на поклон в финале последнего показа Chanel, все взволновались — но не то чтобы очень активно.

Дизайнер Виржини Виар и модель Виттория Черетти на показе Chanel весна-лето — 2019

Дизайнер Виржини Виар и модель Виттория Черетти на показе Chanel весна-лето — 2019

Конечно, дизайнеру было уже много лет. Так много, что его бесконечный путь в моде теряется будто в начале прошлого века. У кого-то были заранее подготовлены и материалы-некрологи на этот случай, чтобы после объявления о кончине выстрелить первыми. Свой план на случай не таких уж непредвиденных обстоятельств был, очевидно, и у руководства Chanel. Имя преемницы незаменимого дизайнера, Виржини Виар назвали через несколько часов после того, как публично объявили о его смерти, — а значит, и решение это было взвешенным, давно принятым. Может быть, ее готовил к этому и сам Лагерфельд, который всегда был реалистом: она долгое время была его правой рукой. И все-таки он казался, без преувеличений, вечным.

Карл Лагерфельд и Виржини Виар на показе в парижском Гран-Пале, октябрь 2018 года

Карл Лагерфельд и Виржини Виар на показе в парижском Гран-Пале, октябрь 2018 года

Он был в глазах многих не совсем даже и человеком — константой. Постоянной составляющей мира моды, без которой этот мир был бы категорически невозможен. Вытянешь этот черно-белый кирпичик из основания — и все посыпется. При этом был, конечно, человеком совершенно другой эпохи. И дело не только в датах, которые, если их произнести вслух, моментально повергают в растерянность.

1954-й — молодой Карл выигрывает конкурс International Woolmark Prize. (В соседней номинации победу одерживает Ив Сен-Лоран.) Потом три года работает у Пьера Бальмена, домом чьего имени сегодня управляет Оливье Рустен — сияющий молодой человек, словно прошедший в реальную жизнь через фильтр Facetune. В 1958-м переходит в Jean Patou — кто-нибудь без диплома историка моды еще помнит, что это был за дом?

16-летний студент-дизайнер с моделью, демонстрирующей его пальто. Именно за него Лагерфельд был удостоен Гран-при в 1954 году 

16-летний студент-дизайнер с моделью, демонстрирующей его пальто. Именно за него Лагерфельд был удостоен Гран-при в 1954 году 

Жан Пату, конечно, не забыт, но не так знаком современной публике. Однако все знают Коко Шанель, Ива Сен-Лорана, Кристобаля Баленсиагу — других героев тех времен, когда мода была недоступна, оставалась сказкой. Миром идеальных женщин и мужчин, в котором клиентки выбирали свой дом и своего кутюрье раз и навсегда и мечтали быть похороненными именно в их платьях. Все эти люди, лица с книжных обложек из серий «История моды» — герои скорее мифологические, чем реальные. Какими на самом деле были их жизни, с уверенностью сегодня не скажешь. Карл Лагерфельд, один из последних героев этого времени, в миф начал превращаться еще при жизни. А теперь, прямо у нас на глазах, окончательно перешел черту.

Но вернемся к хронологии. Итак, на дворе 60-е. Вокруг дети цветов, зреет Вудсток. Лагерфельд приходит работать в Chloé. И заодно в Fendi — с семьей Вентурини-Фенди он не расстанется, как мы теперь знаем, практически до самой смерти. Даже последняя коллекция итальянского дома делалась в соавторстве с ним.

Начало 80-х — Карл Лагерфельд приходит в Chanel. И работает там без малого 36 лет — можно ли представить такой срок сотрудничества с брендом в резюме кого-то из более юных его коллег? Во времена, когда креативные директора в модных домах меняются каждые 2–3 года, а долгосрочных контрактов больше просто нет?

1983 год 
1983 год 

С трудом вписываются в современную реальность и другие черты Карла Лагерфельда, ставшие знаковыми. Убийственная трудоспособность — сложно представить себе другого человека, который на том же уровне смог бы работать над столькими проектами. Как минимум шесть коллекций в год для одного только Chanel, как минимум четыре, если считать еще и недавно добавившийся кутюр, для Fendi. Плюс собственный бренд Karl Lagerfeld, плюс капсульные коллекции с самыми разными героями, от кошки Шупетт до телохранителя Себастьяна Жондо, плюс собственные съемки в качестве фотографа — это далеко не полный список, но и без дополнений впечатляющий.

Карл Лагерфельд на открытии своей выставки в Европейском доме фотографии в Париже, 2010 год

Карл Лагерфельд на открытии своей выставки в Европейском доме фотографии в Париже, 2010 год

Добавим к этому абсолютную безжалостность к самому себе. Она в наши дни, когда в почете забота о себе, внутренний комфорт и психотерапия, совершенно радикальна — не меньше, чем известные высказывания дизайнера о русских мужчинах и прочем, прочем. Пока мир проникается нежностью и сочувствием к Рафу Симонсу, дизайнеру холодной эстетики, но трепетной души, посмотрев документальный фильм «Dior и я», Лагерфельд непоколебим. «Я устал, я ухожу, большие дома высасывают из творческих людей все соки», — история не для него. Карл Лагерфельд никогда не жалуется. Карл Лагерфельд никогда не устает. Такой ритм — и в целом собственное несовершенство, невозможность достичь той планки, которую сам изначально для себя поставил, — только подстегивает Карла Лагерфельда. Он, в конце концов, со скидкой на возраст, мог бы в принципе забыть о социальных сетях, модном контексте, погрузившись исключительно в рисование эскизов, — но не сделал этого, а более чем освоил тонкое искусство создания из ничего инфоповодов и работу с ними онлайн.

Фото: Sean Gallup/Getty Images

Он считает (и как, скажите, перейти в случае с таким человеком на глаголы прошедшего времени?), что жалобы — для слабаков, а выживает сильнейший. Эта его жесткость — по нынешним меркам жестокость — направлена на всех вокруг. На недостаточно, на его взгляд, красивых, на полных, на не готовых к особенностям работы в сфере и не умеющих защищать границы — чтобы заслужить одобрение Лагерфельда, нужно доказать, что у тебя есть воля. Например, в рывке к планке его собственных стандартов.

В образе дизайнера вообще было не так много человечного — даже человеческого. Он говорил: «Я — как машина», и свой образ построил словно на этой основе. Он не афишировал никаких своих связей — достоверно известно только про одну, случившуюся или не случившуюся давным-давно. Его образ — черный костюм, черные очки, белая рубашка, убранные в хвост белые волосы — известен каждому. Какие бы глаза ни прятались за его темными очками, публике он их, как и свои эмоции, не показывал, оставаясь строгим и порой резким, никогда не сентиментальным. Если речь, конечно, не заходила о его кошке Шупетт, которую он, похоже, любил ужасно — ну а как можно ее не любить?

Фото: Vittorio Zunino Celotto/Getty Images

На вопрос журналиста французского Numéro, с кем кайзер предпочел бы оказаться на необитаемом острове — с Вирджилом Абло, Симоном Портом Жакмюсом или Джонатаном Андерсоном, — тот ответил, что для начала убьет себя. Это было последнее интервью Карла Лагерфельда — других больше не будет. Он умер, хотя это и выглядело решительно невозможным, а с ним, как бы банально это ни звучало, ушла эпоха. Эпоха, в которой было «красивое» и «некрасивое», и они не смешивались, а любая попытка связать «низкое» и «высокое» оборачивалась скандалом. В которой мода была про классическое искусство, а не про концептуальное. В которой дизайнер мог быть и был далекой и недосягаемой фигурой, и нельзя было подписаться на него в Instagram, чтобы разглядывать его селфи. В которой показы не транслировались через приложения для знакомств, а резкие высказывания, которые могли кого-то обидеть, были проблемой того, кто обиделся, а не того, кто их себе позволил. Эпоха со своими достоинствами и недостатками, которую, как и все уходящее, не вернуть.