Когда бары окончательно оживут, там обязательно снова будут звучать «Лошадка», «Верхом на звезде», «Три слова» и другие песни Найка Борзова, которые с нами уже, кажется, навсегда. В современном мире очень не хватает стабильности, и Найк уже больше 20 лет одна из самых странных его констант. Хитмейкер и блестящий мелодист, регулярно зарывающийся в гостеприимный андеграунд, параллельно с выступлениями на крупнейших фестивалях практикующий панк-рок, нойз и гаражный рок, исполнитель роли Курта Кобейна в спектакле «Nirvana» и многое другое. Борзов — артист, умеющий удивлять и быть непредсказуемым даже на третьем десятке сольной творческой биографии. В июне он выпустил альбом «Капля крови Создателя» — одну из лучших своих работ, придуманную и спродюсированную на этот раз практически в одиночку и давшую новый толчок его карьере. Мы встретились, чтобы обсудить, как ему все это удается.
— Я должен для протокола спросить, повлияли ли на новый альбом пандемия и голосование за поправки?
— Да нет, на этот альбом не повлияли. Ну то есть пандемия дала возможность сосредоточиться полностью на записи, ни на что не отвлекаться. Мне сейчас, скорее, непривычно, что надо как-то выходить наружу, давать интервью, играть концерты. Впрочем, все эти события повлияли на мой следующий альбом, работа над которым уже почти закончена. Вот для него я каждое утро открываю фейсбук и черпаю вдохновение. Намечается полностью социальная пластинка.
— Я плохо представляю, чтобы вы начали сочинять песни про Путина.
— Да нет, конечно. Там, скорее, такой апокалиптичный взгляд на современный мир. Есть, например, песня про то, как планета опустела и летит к центру галактики, в черную дыру. Собственно, я в этой песне единственный оставшийся в живых.
— Голосовать не ходили?
— Нет. И очень жалею, кстати! Там, говорят, выдавали ручки, в которых чернила сгорают, если поднести зажигалку. Очень хочу такую ручку, попросил друзей, которые ходили, мне подарить.
— Давайте вернемся к вышедшей пластинке. Вы четыре года назад рассказывали, что пишете демо нового альбома на какой-то андеграундной студии в Питере. Это и была «Капля крови Создателя»?
— Нет. Мы поехали записать демо альбома Killer Honda (группа Найка Борзова и Максима Шевченко. — «РБК Стиль»). Там у чувака студия на Васильевском острове, на кожевенном заводе, где в 1917-м, что ли, было заражение сибирской язвой. Он 100 лет был, условно говоря, под куполом, сейчас открыли, проверили и стали пускать художников и музыкантов — тех, кого не жалко, расходный материал. (Смеется.) В общем, у этого парня там своя студия — огромный цех, аналоговые пульты, барабаны. Мы записали там демо Killer Honda, потом я записал там несколько своих вещей, но мне ничего оттуда не понравилось, я все заново переписывал.
— А как тогда появилась «Капля крови»? С чего все началось?
— Я записывал что-то дома, была идея сделать песни и записать так же, как предыдущие два альбома — на крутой жирной студии. А в 2018 году я познакомился с Феликсом Бондаревым из группы RSAC, мы вместе делали кавер на песню Егора Летова «Про дурачка». Я ему включил демо песни «Пойми и прости», и он сказал, что она звучит [отлично], в студии ничего переписывать не надо. Ну и потом я посмотрел на всю молодую музыкальную волну российскую и понял, что никакие студии мне особенно не нужны. Надо было просто начать работать над песнями. Я снял себе комнату на репетиционной базе в начале 2019 года, обустроил там домашнюю студию и начал записываться в одиночку.
— Альбом получился очень цельным, интересно, как и из чего он вырастал?
— Песен толком не было. Были какие-то тексты, которые я написал за последние три-четыре года. Мне казалось, что все это не очень интересно. Но я пришел в студию, начал играть, придумывать какие-то барабанные биты, риффы, и постепенно из них стали вырастать песни. «Не предел», например, родилась как раз из басового риффа — ну и так далее. У меня изначально не было ни названия, ни концепции, ни трек-листа. Саму песню «Капля крови Создателя» я написал в феврале — прямо перед началом карантина. И тут у меня появилось название, и альбом оформился во что-то цельное. Во время сведения я сообразил, что «Капля крови» состоит из четырех частей: философской, романтической, галлюциногенной и духовной. Сначала она называлась «божественная», но я не хочу, чтобы пластинку как-то ассоциировали с религиозными догматами. Короче, альбом сложился, не было только обложки — до самого последнего момента. Я уже смирился с тем, что просто напишу название на черном фоне. Но в какой-то день весной я вышел на улицу — как раз карантин был в разгаре, апокалиптичная картина, мне дико нравилось. С одной стороны, вообще нет людей, с другой — весна, красиво, солнце светит. Я стоял на перекрестке, наслаждался днем и вдруг понял, что рядом стоит старичок и что-то затирает мне про то, что наш внутренний Бог обиделся на нас, потому что мы слишком увлеклись его поиском вовне. А я как раз об этом написал песню «Капля крови Создателя». И вот я слушаю этого старичка, а у него еще дефект речи и он вместо «Бог» говорил «Босх» — и тут все сложилось. Я с детства фанат Босха — не в религиозном плане, а из-за огромного количества маленьких деталей, которые можно разглядывать бесконечно. Короче, в следующую минуту я уже звонил Рустему Галлямову — моему другу, бас-гитаристу группы «МультFильмы» и классному художнику. Я ему вкратце описал эти образы из «Сада земных наслаждений»… В общем, из-за обложки у нас даже сдвинулся релиз, это была суперавантюра, но обложка придала всему законченность.
— А почему вы вообще решили записать именно альбом, а не выпускать треки синглами?
— Ну, я шесть лет между альбомами что-то выпускал такое. Но мне это не очень нравится. Я люблю воспринимать фильмы и книги целиком, а музыку слушать альбомами — одной песни исполнителя мне всегда мало. Плюс винил — это всегда отдельное произведение искусства. Большие формы для меня сохраняют ценность, и это вряд ли изменится.
— То есть для вас альбом — это не просто сборник песен за отчетный период, а цельное высказывание.
— Конечно. И «Капля крови» — это очень важное высказывание. Я долгое время находился в разобранном состоянии, близком к очень глубокой депрессии. Я не понимал, куда двигаться. Мне в какой-то момент даже концерты перестало нравиться играть, хотя от этого всегда перло. Я думал о том, чем заниматься и надо ли вообще продолжать заниматься музыкой.
Я посмотрел на всю молодую музыкальную волну российскую и понял, что никакие студии мне особенно не нужны. Надо было просто начать работать над песнями.
— Ну а жить на что?
— Это единственное, что меня остановило, в известном смысле… Этот альбом дал мне снова себя почувствовать, ощутить. Я понял, что музыка по-прежнему есть во мне, что она никуда не делась. Что я по-прежнему юн, молод и хочу это делать. Я не занимался самопродюсированием с 1994 года, когда писал альбом «Закрыто». «Капля крови» для меня была терапией — и она, кстати, также действует на слушателей. Мне сейчас многие пишут: «Спасибо, доктор Борзов!» (Смеется.) Люди пишут, что больше не боятся собственных мыслей — это очень трогательно. И обратная связь пошла сразу. Предыдущие два альбома — «Везде и нигде» и «Изнутри» — такого отклика не давали. На этих пластинках есть я и меня там много, но все-таки там есть работа продюсеров, которые меня склоняли к тому, чтобы быть более мейнстримовым, понятным большинству. А здесь я насрал на все и сделал так, как хотел. И получилось, кстати, вполне доступно.
— По-моему, это вообще самый доступный ваш альбом.
— Согласен. Просто на прошлых пластинках получалось ни вашим ни нашим. И я сам был не очень доволен. Здесь мне тоже говорили, что я что-то делаю неправильно, но я решил не слушать. И правильно сделал.
— Сейчас будет вопрос совсем из другой области. Я давно хотел вас спросить, нарочно ли гармония в песне «Три слова» полностью повторяет «Close To Me» The Cure?
— Серьезно? Никогда про это не думал. (Напевает про себя.) Да, точно, она! (Смеется.) На самом деле, я эту песню очень смешно придумал. Когда мы писали «Супермена», я по вечерам приходил в подвал музыкальной школы и просто играл все, что приходило в голову, а звукорежиссер это записывал. Здесь я придумал бит, мы сделали из него кольцо, я под него сыграл гитару, со струн которой буквально сало свисало. Пока писал, придумал мелодию, попросил звукача сыграть бас, а его подругу клавиши — там была какая-то самоиграйка Yamaha, совсем тупая. Пошел покурить, написал текст, вернулся, спел. А там еще такая штука: я когда на барабанах играл, все время смеялся и там это осталось (если вслушаться). В общем, записал, согнал на кассету, утром за мной заехали Нестеров с Габолаевым (Олег Нестеров и Михаил Габолаев, музыканты группы «Мегаполис». — «РБК Стиль») и мы поехали на «Мосфильм» работать над альбомом. И пока мы ехали от «Парка культуры» до «Мосфильма», они послушали эту песню раз восемь. Потом доехали и не выходя из машины послушали еще несколько раз. Повернулись ко мне с переднего сиденья и говорят: «Мы должны эту песню записать! Это хит!» Я говорю, мол, да вы с ума сошли, это же трэш, он испортит мой великий романтический альбом! Я эту песню вообще хотел слить в проект, который у меня тогда был — Porca madonna. Короче, в итоге они меня уговорили с условием, что мы воссоздадим ее в студии в таком вот кривом виде, как я ее и записал.
— Хорошо, что мы об этом заговорили, потому что я как раз хотел спросить, как вы себя ощущали и что изменилось сегодня. Вы тогда понимали, что записали прорывный альбом?
— Если честно, я всегда знал, что моя музыка выстрелит, это был только вопрос времени. У меня был друг детства Леша Заев — он умер некоторое время назад. И группа у него называлась «Умер». Он был настоящий некрореалист, некроромантик, все тексты у него были о смерти. Мне это направление тоже во многом близко. Так вот, мы с ним еще в детстве пришли к тому, что нашу музыку примут только после того, как нас не станет. Так что для меня не было откровением, когда я вышел на стадион и при виде меня заорали двадцать тысяч человек. Было прикольно, но не то, чтобы я как-то резко вырос в своих глазах: «[Офигеть], какой я [крутой]!» Мы все состоим из одной и той же звездной пыли, у нас у всех единые отец и мать. Мы единая сеть — или матрица. Друзья тогда тоже удивлялись: где, мол, твоя мания величия? А я ей переболел лет примерно в 14. Вот тогда у меня была такая мания величия, что все были в шоке.
Мне говорили, что я что-то делаю неправильно, но я решил не слушать. И правильно сделал.
— А что было дальше? Весь этот трэш, о котором вы говорите, это просто попытка не выйти в тираж? Вам вообще важно соответствовать ожиданиям или обманывать их?
— Да нет, я просто делаю то, что мне нравится. Мне в принципе неинтересно повторяться. То, что я делал раньше, — это уже есть, уже существует. Зачем постоянно копировать самого себя? Это, конечно, быстрый способ заработать или прославиться. Но, как я уже сказал, я фанат больших форм — мне интересно развиваться. Мне хочется, чтобы мне было нескучно слушать свои записи. Если мне не нравится их слушать, то какой в этом вообще смысл? С чем-то я не согласен, чем-то горжусь. «Каплей крови» вот я доволен практически полностью.
— Можете как-то сформулировать, кем вы ощущаете себя сегодня?
— Я считаю, эти определения вообще не имеют значения. Альбом «Капля крови» доказал, что я продолжаю заниматься тем, что мне нравится, и моя музыка вставляет людей. Это единственное, что имеет значение.
Редакция благодарит Noor Bar и Caffe Torino за помощь в проведении съемки.
