Стиль
Впечатления Тьмышкин и пустота: шумиха по-богомоловски
Стиль
Впечатления Тьмышкин и пустота: шумиха по-богомоловски
Впечатления

Тьмышкин и пустота: шумиха по-богомоловски

Фото: Александр Стернин
Каждая премьера Богомолова — не один, а два спектакля. Первый разворачивается на сцене, второй — в информационном пространстве. Без скандала не обошлась и новая постановка — вольное прочтение «Идиота» Достоевского, который был изменен до неузнаваемости.

Вторая по счету постановка Константина Богомолова на сцене Ленкома (первой был пушкинский «Борис Годунов») попала в центр скандала сразу же, как только были сыграны два премьерных спектакля. Поводом послужила статья обозревателя «МК» Александра Минкина, который высказался о «Князе» в таких выражениях, какие в рецензиях используются редко. На нелицеприятную статью режиссер ответил письмом, опубликованным на сайте «Эха Москвы». Затем к обсуждению подключились еще несколько пишущих на темы театра, и дело пошло — спектакль мало кто видел, но все уже что-то о нем слышали.

«Шумим братец, шумим», как говаривал персонаж известной русской пьесы. Творческий метод Богомолова вся эта история иллюстрирует наилучшим образом. Каждая премьера самого модного режиссера Москвы — не один, а два спектакля. Один разворачивается собственно на сцене, другой — в информационном пространстве: прессе и соцсетях. Причем второй почти всегда бывает значительно интереснее, отлично срежиссирован и сыгран как по нотам. Накануне премьеры Богомолов выбрасывает «в мир» провокационную информацию, которая быстро обрастает слухами, предположениями и оскорбительными репликами. Чем больше разговоров о спектакле — тем длиннее очередь в кассу. Поэтому у режиссера безусловно есть чему поучиться многим. А тем, кто занимается продвижением товаров и услуг, имеет смысл поставить его фотографию на свой рабочий стол. Это — ориентир.

Иван Агапов, Виктор Вержбицкий и Александра Виноградова  (фото: Александр Стернин)

Скандальные события предваряют многие постановки Константина Богомолова, но больше всего почему-то везет Достоевскому. Вокруг «Братьев Карамазовых» на сцене МХТ имени Чехова развернулась увлекательнейшая игра: режиссер то назначал предпремьерные показы, то отменял их, чтобы через пару часов написать в своем фейсбуке, что показы все-таки будут. Народ на показы ломился, о спектакле не написал только ленивый. 

«Князь» тоже поставлен по роману Федора Михайловича. Как написано в афише, это опыт прочтения романа «Идиот». Прочтение оказалось настолько вольным, что романа не узнать. Поэтому полемика вокруг спектакля полезна вдвойне — она дает Богомолову возможность публично объяснить, о чем его постановка. Как большинство произведений современного искусства, она требует разъяснений куратора, в данном случае — режиссера, а без них может быть воспринята неправильно. По словам Богомолова, тема, которая вышла на первый план и заменила сюжет «Идиота», «очень даже достоевская» — насилие над детьми. Жестокость взрослых к детям. Педофилия, наконец. Беспощадный разговор о том, что наш мир полон насилия над детьми, выстроен на насилии над беззащитными, и наша благополучная жизнь в той или иной степени оплачена детскими слезами.

Сцена из спектакля «Князь»  (фото: Александр Стернин)

Александр Збруев  (фото: Александр Стернин)

Раскрывая тему, Богомолов заставил Настасью Филипповну шепелявить и лепетать, как подросток «с особенностями развития», князя Мышкина превратил в князя тьмы, Фердыщенко переодел в милицейскую форму, генерала Епанчина — в прокурорскую, избавил действие от какого-либо внятного сюжета, монологи одних героев передал другим, и все это для того, чтобы обличить ненавистное ему насилие над малолетними. К сожалению, уверенность режиссера, что «этот спектакль будет вызывать бурю эмоций не формой, а темой», пока разделить нельзя. Спектакль холоден, как декорации Ларисы Ломакиной, сценографа многих богомоловских спектаклей, как телевизионный репортаж с разоблачением очередного героя наших дней. Самая эмоциональная сцена — в финале, когда Парфен Рогожин, которого играет Александр Збруев, рассказывает о последних часах приговоренного к смерти. Вообще-то это текст Мышкина, но в контексте спектакля это не так уж важно. За эту сцену хочется сказать спасибо и актеру, и режиссеру, и автору, голос которого все-таки удалось услышать, хотя бы и под занавес.