Жюри премии Кандинского объявило ее финалистов. Бизнесмен, коллекционер, глава фонда Breus Foundation Шалва Бреус рассказал «Стилю.РБК» об основанной им премии, о том, почему в деле поощрения художников процесс важнее результата.
Инвестор vs Меценат
Как человек, начиная с исторического образования, приходит к бизнесу, а от бизнеса – к современному искусству?
У меня есть и экономическое образование. Когда распался СССР, в бизнес ушли многие мои друзья и однокурсники. Многие сделали это вынужденно. И я тоже пришел в бизнес не потому, что он мне очень нравился, – просто нужно было зарабатывать на жизнь. К тому моменту я защитил диссертацию, работал в Академии наук и стал главой большой семьи.
Что касается искусства – им, как правило, занимаются, потому что его любят. Кроме инвесторов, конечно. Но я не инвестор, и заниматься искусством для меня совершенно естественно – странно, почему я не начал делать это гораздо раньше, в детском возрасте (смеется).
То есть вы не инвестор, а меценат.
Меценат способствует развитию и продвижению искусства, жертвуя на это деньги. А я, помимо материальной составляющей, искусством много и полноценно занимаюсь. Проекты фонда – мое детище, я их придумывал, разрабатывал стратегию и с небольшой командой единомышленников воплощал их в жизнь. Так и с премией Кандинского – я составил устав, заложил основные принципы премии. Я также стремлюсь, чтобы собрание нашего фонда могло быть сопоставимо с серьезными собраниями уровня Третьяковской галереи, Русского музея, ГЦСИ.
Очень амбициозный план.
Знаете, отчасти это уже не план, а реальность.
То есть уже конкурируете с Третьяковкой?
Мы ни с кем не конкурируем.
Но вы же сказали, «чтобы собрание было сопоставимо с такими серьезными собраниями, как Третьяковская галерея»...
Я говорил о собрании искусства и только определенного периода. А не о музейном деле в целом. Важно было придумать принцип формирования коллекции, чтобы она не повторяла подходы в других институциях. Кажется, нам это удалось.
А что касается качества, то, думаю, коллекция Breus Foundation станет одной их самых важных коллекций современного российского искусства периода с середины 1970-х до сегодняшнего дня.
Музей в «Ударнике»
А какова сейчас ситуация с созданием музея в здании бывшего кинотеатра «Ударник»?
«Ударник» находится в долгосрочной аренде у фонда, и мы платим за нее столько же, сколько платило до нас казино, прежде там располагавшееся. Мы провели международный конкурс на реставрацию здания. Определилась тройка победителей: Арата Исодзаки (он строил Музей современного искусства в Пекине), Штефан Браунфельс (Пинакотека современного искусства в Мюнхене) и Пол Робрехт (музейные проекты в Амстердаме и Лондоне).
А кто занял первое место?
Победитель — Робрехт, он получил первую премию по итогам конкурса. Следующий этап – подписание контракта. В условиях конкурса предусмотрен competitive dialogue – дополнительные переговоры с финалистами, по результатам которых мы сделаем окончательный выбор и подпишем контракт. В ходе competitive dialogue обсуждаются дополнительные требования заказчика, а также такие вопросы, как стоимость проекта и сроки его реализации. Так что не исключено, что проект будет осуществлять не победитель конкурса, а кто-то из двух других финалистов.
В прессе раздаются голоса, что, мол, надо вернуть зданию его функцию – кинотеатра.
Мы не «переделали» кинотеатр в музей. Мы взяли в аренду здание, в котором уже давно не было кинотеатра. В 1990-е там продавали иномарки, потом устроили казино. Мы вложили много средств и усилий, чтобы очистить «Ударник» от позднейших конструкций. Десятки грузовиков-самосвалов с мусором. Работы проводили осторожно, поскольку «Ударник» – памятник архитектуры всемирного значения. Теперь здание стало почти таким, каким оно было в конце 1960-х.
А город поддерживает ваши начинания?
Мэр и мэрия стремятся создать культурный кластер в центре Москвы. Известен пример Бильбао – музей Гугенхайма в здании по проекту Фрэнка Гери превратил крупный, но провинциальный город в туристический центр мирового уровня. Создание музейного кластера в Москве, конечно, изменит облик столицы в положительную сторону. Сейчас мы ждем решения московских властей о передаче «Ударника» в нашу собственность, без чего не можем приступить к реставрации, которая стоит колоссальных средств и труда. Мы знаем позицию мэра по этому вопросу, мэр полностью «за». Дело за малым.
Картина из проекта «Игра общего вида» Марии Сафроновой
Галеристы и самовыдвиженцы
Когда вы создавали устав премии Кандинского, вы брали за образец западные премии?
Нет. Я сам за несколько дней придумал и написал основные положения, определившие «генетический код» премии. Например, то, что премия – не одно событие: вручили, поаплодировали, выслушали и забыли, а процесс: отбор номинантов, лонг- и шорт-лист, выставка номинантов и награждение. Плюс с интервалом в два года мы делаем зарубежные выставки номинантов.
Самовыдвижение номинантов – тоже ваша идея?
У нас не так серьезно развита инфраструктура галерей, где они могут выставляться. В Нью-Йорке – 1500 галерей, а в Москве – около 50. Если дать право выдвигать номинантов только галеристам или критикам, велика вероятность, что какие-то не очень известные, но перспективные художники останутся за пределами охвата премии. Я считаю также, что дистанцию между художником и институциями надо сокращать. Чем меньше бюрократических перегородок между целью и стремящимися к ней, тем лучше.
Среди самовыдвиженцев появляются самородки?
В прошлом году Ирина Нахова взяла премию Кандинского в номинации «Проект года», самостоятельно выдвинув свою кандидатуру. Она живет в Америке и не сотрудничает с российскими галереями. В 2015 году она будет представлять Россию на Венецианской биеннале.
А у вас бывают фавориты среди номинантов?
Никогда. Я никого за руку не привожу. Я пытаюсь создать независимо работающую систему, а не личный двор из художников. У каждого члена жюри есть своя точка зрения и каждый, раз процесс выбора сопровождается ожесточенными дискуссиями. И, конечно, я на это не влияю и влиять не могу.
Поговорим об издательской программе. Почему закрылась «Артхроника»?
Нельзя объять необъятное. Создание музея важнее и премии Кандинского, и издательской программы, и журнала «Артхроника». Если будет создан музей, все эти направления станут частью функций музея, так же как с Turner Prize и Tate Modern. Музей будет вручать свою премию и издавать свой журнал, альманах.
Сложно в России издавать художественный журнал?
Это нишевое издание, ориентированное на узкий круг читателей-интересантов. Мы в свое время расширили этот круг. Из издания для тонкой прослойки арт-тусовки журнал стал изданием для критиков, коллекционеров и тех, кого я называю «просвещенной буржуазией» – людей не из художественной среды, может быть, даже неинтеллигентных профессий, но любящих современное искусство.
В каком смысле неинтеллигентных?
В смысле высказывания Маркса: «Интеллигент – работник свободного умственного труда». У меня есть друзья, выдающиеся хирурги. Это не самая интеллигентная профессия. Хирург – робот, который безошибочно выполняет сложнейшие операции. Мои друзья – интеллигентные люди, но их интеллигентность не зависит от профессии. Они интеллигентны не потому, что хорошо заменяют одно сердце на другое, а совсем по другим причинам.
Беседовала Вероника Гудкова
