«Пожалуйста, не считайте меня тенью. Я еще отбрасываю тень. Но последнее время я становлюсь понятен решительно всем. Это грозно. Вот уже четверть века, как я, мешая важное с пустяками, наплываю на русскую поэзию; но вскоре стихи мои с ней сольются и растворятся в ней, кое-что изменив в ее строении и составе». Эти строки Осип Мандельштам написал в 1937 году в письме Юрию Тынянову, и они идут эпиграфом к спектаклю о судьбе поэта.
Тридцать седьмой год — то есть три года спустя после первого ареста и ссылки в Воронеж и за год до второго ареста и гибели поэта в пересыльном лагере во Владивостоке, где, как говорят, он сошел с ума перед смертью и рылся в помойке, чтобы отыскать объедки. Гениальный поэт, автор восхитительных стихов, хрупкий человек, раздавленный чугунным веком.
В спектакле Антона Адасинского стихи Мандельштама, которого Набоков в своих лекциях называл «лучшим поэтом из пытавшихся выжить в России при Советах», сливаются не только с его судьбой, но и с судьбой страны, временем, эпохой. Поэзия сливается с действием — вернее, действие выходит из поэзии, персонажи выглядят как ожившие строки, которые отделились от соседей и принялись ходить как гоголевский нос. Их странные имена, перечисленные в программке через запятую, подсказывают, в какое стихотворение они должны вернуться — люди-строчки, «кости в колесе», «7 лет осталось» и «трудные Щеглы». Они топчутся по сцене или стоят, подняв вверх подбородки, глядя на луну, и все это молча, без звука. За них говорят стихи, которые произносит тоненькая женщина с детским лицом — гулящая душа, мать, тень, веревка. А в конце уже Надежда Мандельштам, 19 лет бывшая женой поэта и 42 года — его вдовой.
Это очень точный образ, как написал знакомый с Надеждой Яковлевной Иосиф Бродский. Ей так долго приходилось запоминать и удерживать в памяти то, что нельзя было доверить бумаге, то есть стихи репрессированного поэта, что они стали ее сознанием, ее личностью. Она берегла не столько память о муже, сколько его поэзию. Поэтому в спектакле о Мандельштаме два главных действующих лица — его стихи и женщина, которая сделала все, чтобы их сохранить.
Актерских составов тоже два – женскую душу играют Чулпан Хаматова и Мария Селезнева, а поэта, который одновременно и Глас Божий, и червяк – Антон Адасинский и Филипп Авдеев. Конечно, стоит увидеть всех исполнителей, хотя смотреть «Мандельштама» почти так же больно, как видеть глаза поэта на фотографии, сделанной в тюрьме после его первого ареста.
