Артем Елмуратов, выпускник мехмата МГУ, в 2010 году вместе с однокурсниками Валерием Ильинским и Кириллом Петренко при поддержке бизнес-инкубатора МГУ запустил стартап Genotek, предложив услуги генетических исследований физическим и юридическим лицам. В 2013 году Genotek привлек первые инвестиции в $500 тысяч, а оборот превысил $1 млн. В 2016 году компания Елмуратова привлекла еще $2 млн от группы инвесторов, в 2017 году еще $1 млн в фирму вложил «Фармстандарт».
— Почему вы занялись темой генетических исследований?
— Эта тема увлекла меня еще в университете. Я учился на мехмате. Казалось бы, это не очень близкая к генетике область, но я интересовался разными технологиями и тем, что вообще происходит в науке. Однажды я узнал о генетических тестах и решил заказать для себя. В России опция оказалась недоступна, а за рубеж по нашему законодательству биоматериалы для исследований вывозить нельзя. Такое положение дел показалось мне несправедливым, и, объединившись с ребятами с мехмата и биофака, мы начали создавать аналогичный сервис. В целом, когда я узнал, сколько всего интересного происходит в мире генетических исследований, то буквально заразился этой темой: это то, что меняет мир здесь и сейчас.
— Вы открыли свой проект в очень молодом возрасте, когда люди интересуются совсем другим. Что вас тогда мотивировало?
— Интерес, желание делать что-то свое. К тому моменту я уже успел поработать по найму и понять, что работать на себя куда интереснее. Причем это не был вопрос заработков. Я мог бы пойти проторенными карьерными путями и куда быстрее выйти на стабильные и относительно высокие доходы, в консалтинге например.
— Многие молодые люди интересуются наукой, но не каждый берет и открывает такой вот нестандартный бизнес...
— Может быть, причина как раз в молодости: не было безумного груза ответственности, связанного с семьей к примеру. Из-за какого-то юношеского максимализма, оптимизма, энтузиазма рисков практически не видишь, кажется, что все возможно. Откровенно говоря, это ощущение все еще со мной, и, надеюсь, оно не исчезнет с возрастом.
— Исследователь мозга Татьяна Черниговская отмечает, если очень грубо, что есть мозги «хорошие», а есть не очень. Вы занимаетесь вопросами гена. Как вы считаете, есть хорошие гены и плохие?
— Хороший вопрос. На мой взгляд, правильный ответ — нет. Есть мутации, которые однозначно приводят к тяжелым наследственным болезням, их можно было бы назвать плохими. Но есть генотипы, которые хороши в конкретный момент времени в конкретной среде. Есть определенные генные мутации, которые, с одной стороны, делают человека склонным к анемии, а с другой — защищают от малярии. И в ситуации, когда наступает эпидемия малярии, люди с таким генотипом получают преимущество — они выживают. В ситуации, когда малярии нет, эти люди, наоборот, находятся в худшем положении, потому что у них анемия. Генетика довольно часто настолько неоднозначна. Она действительно может дать некие преимущества, но при этом многое зависит от внешней среды. То есть нельзя сказать, что все зависит только от генов. Можно поселить несколько людей с одинаковым генотипом в разных условиях, и их жизнь и здоровье будут складываться совершенно по-разному.
— В одном из интервью вы сказали, что в начале существования своего проекта вы много ошибались с планированием. Что это были за ошибки и как удалось их исправить?
— На самом деле, ошибки планирования всегда так или иначе остаются, их трудно исправить полностью. В самом начале большая часть проблем, задач и целей держалась в голове, они даже никак не формулировались. К тому же тогда мы были несколько оторваны от реальности. Например, наивно смотрели на привлечение финансирования: нам казалось, что мы можем с легкостью найти любую сумму. Потом, пообщавшись с рынком, уже здраво оценили ситуацию и поняли: для того чтобы привлечь три миллиона долларов, нужно сначала получить куда меньшую сумму или иметь уже определенные финансовые показатели. То есть важно идти поступательно. В целом очень часто начинающие стартаперы думают так: сейчас я выйду со своим проектом на рынок, его оценят в миллиард, а мне тут же дадут сто миллионов. Но, к сожалению, это не работает.
— С каких инвестиций начинали вы?
— Мы начинали без инвестиций. Первое финансирование проекта состоялось только в 2013 году, на третий год существования проекта.
— Вы вышли на инвестора сами или он обратился к вам?
— Это было двустороннее движение. И, с одной стороны, мы сами начали предлагать наш проект потенциальным инвесторам, с другой — появились люди, заинтересовавшиеся нашей работой.
— И какова была первая сумма инвестиций?
— Это было около полумиллиона долларов.
— Удалось выйти на быстрое увеличение продаж после привлечения инвестиций?
— Мы их увеличили, а насколько быстро и качественно — вопрос субъективный. Я считаю, что российский рынок в нашем сегменте развивается очень медленно, не так активно, как мог бы, особенно если мы сравниваем с рынком в США и Европе.
— Есть ощущение, что в России генетические исследования пока выглядят скорее как продукт для развлечения, нежели для практической пользы…
— Я думаю, ситуация со временем поменяется. Действительно, некоторые генетические исследования являются сугубо развлекательными (например, пути миграции предков). Иные же имеют важную ценность для здоровья, например, если мы говорим о диагностике наследственных патологий.
— Кто ваши клиенты? И зачем они обращаются к вам?
— Одна категория клиентов — те, кому исследование назначил врач (бывают ситуации, когда это необходимо). Другая — те, кому просто любопытно. В основном это клиенты из Москвы и Петербурга, в подавляющем большинстве случаев они довольно молоды: 25–45 лет.
На Артеме: синий пиджак, синие брюки, белая рубашка, синий галстук, ремень, обувь — всё Henderson.
Больше идей для осенне-зимнего гардероба — на сайте Henderson.
— Какие исследования больше заказывают — медицинские или «этнические»?
— «Этнические» лидируют — такова глобальная тенденция. Однако это не значит, что исследования наследственных заболеваний не покупают. Их покупают, но наиболее частый запрос именно на тесты, определяющие этническое происхождение.
— Результат такого исследования может как-то изменить мировоззрение человека?
— Вряд ли исследование поменяет мировоззрение человека. Так или иначе клиенты приходят с определенным, уже сложившимся образом мыслей и взглядами. Бывает, что некоторые узнают какие-то необычные факты о своем происхождении, и это их удивляет. Хотя думаю, что возможны ситуации, когда люди смогут быть более толерантными благодаря генетическим тестам.
— Пока вы занимаетесь только исследованием генома. Есть ли у вас в мечтах, идеях и планах работа по его изменению?
— Рано или поздно мы к этому придем. Вопрос — когда. Пока очень много работы в области исследований, нас просто на все не хватит. Хотя область редактирования генома сейчас активно развивается.
— Возможно ли создать сверхчеловека?
— Это трудно, но в теории возможно. Одно из опасений, существующих в связи с развитием генной терапии, — возможное увеличение дифференциации между богатыми и бедными. Богатые люди смогут пользоваться генетическими технологиями, а бедные — нет. Так разрыв увеличится еще больше. Представьте, что и без того умный человек сможет еще улучшить свой интеллект, сделаться физически сильнее, выносливее, спать меньше, жить дольше. Если это все же случится, мир будет совершенно иным.
— Вы видите в этом опасность?
— Все зависит от человечества. Мне кажется, что некий баланс так или иначе сохранится, потому что сейчас, даже без генетических технологий, люди, рожденные в богатых семьях, и без того имеют большое преимущество в сравнении с остальными. Но это все же не привело к абсолютному разделению на касты — социальные лифты сохранились. Человек может родиться в очень бедной семье и стать богатым или наоборот. В этом плане генетика способна утрировать ситуацию, но я не думаю, что случится глобальное разделение на сверхлюдей и рабов, как в антиутопиях.
— Как вы думаете, как должен выглядеть стартап-бизнесмен, если он хочет получить инвестиции?
— Я бы посоветовал образ максимально комфортный. Если человеку в этом удобно, то почему нет? Это с одной стороны. С другой, в России есть определенные ограничения и стереотипы. Все-таки партнеры и инвесторы ожидают увидеть человека в костюме.
На Артеме: синие брюки, клетчатая рубашка, бордовый галстук, синий плащ, ремень, обувь — всё Henderson.
— У вас есть костюм?
— Несколько костюмов есть, но я их ношу не всегда. Надеваю для событий, где костюм необходим с точки зрения протокола или дресс-кода. Или просто по настроению.
— Как вы думаете, есть ли какой-то стереотипный образ стартапера?
— Несомненно. Образ по Олегу Тинькову: стартаперы сидят в коворкинге и пьют смузи или засели в «Старбаксе» с макбуками и попивают имбирный латте. Полагаю, что образы стереотипных стартаперов формируются за счет ярких персон, Цукерберга или Дурова например. Человек в толстовке или худи, относительно замкнутый, сидящий за компьютером и что-то кодирующий. Никто не понимает, что он там пишет, но скорее всего программу, которая поработит мир.
— Насколько близок к реальности этот шаблон?
— Есть очень разные люди. Бывают успешные стартаперы, которые похожи на классических бизнесменов или офисных работников. Я знаю одного такого: каждый день — неважно, есть у него встреча или нет, — он одет в костюм с иголочки. Ему так приятно, он так чувствует себя увереннее. А есть стартаперы, которым вообще плевать, как они одеваются, и выглядят они как хиппи (и действительно просиживают целыми днями в кафе). Есть стартаперы-интроверты, есть экстраверты. Одни со всеми общаются через компьютер и могут в глаза не видеть своих сотрудников, другие, наоборот, всю работу строят на харизме.
— Есть ли у вас какие-то осязаемые мечты или цели на данный момент?
— Хочется, чтобы бизнес вырос, чтобы генетика заняла значительную часть жизни большого количества людей, чтобы более-менее все об этом знали. Хочется выйти на международные рынки. Наверное, так.
— Вы готовы будете рано или поздно продать свое детище?
— Да, вполне. Это один из вариантов развития, и я его не исключаю. Главное — продать его в хорошие руки, чтобы он и дальше жил и развивался.
Фото: Алексей Константинов, стиль: Анна Сенина, MUA & Hair: Natasha Yong
