Всего десять лет назад журнал Vogue, который вместе с другими глянцевыми медиа внес свой неоценимый вклад в создание, раздувание и поддержание системы, боготворящей молодость и красоту, и, не побоимся даже этого слова, культа молодости, называл старостью то время, когда юность начинает увядать, назначив дату «около 30».
Но за минувшее десятилетие мир драматично изменился, и скорость этих изменений такова, что на виражах заносит многих. Пандемия, конфликты, изобретение «Оземпика», увеличение продолжительности жизни, развитие косметологии, пластической хирургии и медицины в целом, революция искусственного интеллекта — тектонические сдвиги в разных областях приводят к тому, что наше восприятие и поведение меняются настолько стремительно, что не всегда успеваешь понять, что вообще происходит.
Даже ВОЗ, не то чтобы расторопная структура, еще в прошлом году объявила официально, что теперь с 18 до 44 лет — это, друзья, молодость. 45‒59 лет — средний возраст, потом идет короткий отрезок для пожилого периода, а старость начинается лишь в 75. Мрачной иронии локальной картине добавляет факт, что средняя ожидаемая продолжительность жизни в России — это всего 73,5 года, так что, в принципе, из-за старости можно не переживать, так как ее застанут немногие. Но вспомним слова Корнея Ивановича Чуковского, чтобы приободриться: «В России надо жить долго, тогда что-нибудь получится».
Сам Чуковский красиво, щемяще написал о старости и времени в своем дневнике, когда не стало Марии Гольдфельд, с которой он провел 52 года своей жизни: «И еще одно: когда умирает жена, с которой прожил нераздельно полвека, вдруг забываются последние годы, и она возникает перед тобою во всем цвету молодости, женственности — невестой, молодой матерью — забываются седые волосы, и видишь, какая чепуха — время, какая это бессильная чушь».
Седые волосы как один из самых сильных визуальных индикаторов старости тоже подверглись пересмотру: все больше женщин перестают седину закрашивать, хотя, конечно, несмотря на интересную и значимую тенденцию, она все еще остается скорее феминистским протестом и не превращается в устойчивую норму. Любопытно, что мужское окрашивание, наоборот, набирает обороты — здесь мы можем наблюдать некую трансгрессию бьюти-практик, хотя нельзя сказать, что раньше этот вопрос мужчин не волновал. Вспомнить хотя бы Иосифа Бродского. «Но, видать, не судьба, и года не те. / И уже седина стыдно молвить — где», — писал он в 1980 году. Поэту стыдно, а журналу Highsnobiety — не очень. «Лобковые волосы возвращаются», — сообщил он нам. Материал прокомментировала профессор Брианн Фас и сообщил, что избавление от этих волос — явление сравнительно новое, как раз из 80-х, а нынешняя молодежь, то есть молодежь в архаичном «довозовском» понимании, так называемые миллениалы и джензеры, массово одобряет натуральное оволосение. Такая примета времени и поколений.
Волосы, окрашивания, бьюти-практики — это внешняя сторона возраста, по которой мы и судим, и сложно не признать, что некоторые люди, при определенном вложении средств и удачном сочетании генетики и мастерства косметологов и хирургов меняют наше представление о том, как можно выглядеть в 50 лет.
Классическим примером здесь всегда выступает Дженнифер Лопес, которая, впрочем, и поведенчески не демонстрирует некой житейской мудрости, нарабатываемой годами, бесконечно возвращаясь к бывшему. Но давайте оставим ее в покое, потому что список полнится и без нее. Не меняется Джаред Лето, не стареют Брэд Питт и Ленни Кравиц, 66-летняя Шэрон Стоун на обложке октябрьского номера Harper’s Bazaar Chech Republic выглядит, как 30 лет назад. Хайди Клум все так же бегает полуголая по подиуму, Гвен Стефани не отличить от нее же самой в клипе Don’t Speak 1996 года. Есть и отечественные разработки: загадка Софии Ротару тоже до сих пор не разгадана человечеством.
Тем не менее возникает вопрос: действительно ли это хорошая освобождающая весть? Фантастика, люди не исчезают с горизонта и не растворяются в пространстве, перешагнув очередную цифру? Актеров, моделей, музыкантов продолжают снимать, зрители — их видеть и обретать надежду, что жизнь не заканчивается, и там, за 50, все так же весело и задорно, и не надо надевать компрессионные чулки и вынимать вставную челюсть перед сном? Или же, наоборот, давление культа красоты только нарастает, и теперь нам, всем тем, кто слаб духом и не готов сопротивляться общественным нормам и навязываемым извне стандартам, придется тратить еще больше сил и денег, чтоб, не дай бог, не выглядеть на свой реальный возраст, а планка задирается все выше и выше?
Последняя сенсация Канн, самые долгие овации — 11 минут, фильм «Субстанция» Корали Фаржа ставит ребром именно этот вопрос. 61-летняя Деми Мур играет 50-летнюю Элизабет Спаркл, звезду популярного телешоу по аэробике, которую увольняют из ее программы, потому что «после 50 — уже все». Этот довольно беспощадный боди-хоррор очень ярко (и прямо скажем, несколько в лоб) подсвечивает обсессию, свойственную нашему времени: выглядеть моложе, выглядеть лучше и ненавидеть свое тело за то, что оно бесконечно нас предает, неуклонно меняясь и старея. Чтобы ни говорила ВОЗ, ягодицы Деми Мур в 61 — это не ягодицы Деми Мур в 33, которые мы видели в фильме «Стриптиз». И это нормально. 30 лет прошло. Они многое повидали. Ненормально, что мы не в состоянии это пережить. Может быть, в каком-то смысле предыдущим поколениям повезло больше: у них оставалось право на старость? Право в 65 лет выглядеть как бабушка, а не как Шэрон Стоун? Надевать смешной цветастый халат, садиться перед телевизором и болтать на лавке перед домом, называя всех наркоманами и проститутками, вместо того чтобы бежать на уколы ботокса, на пилатес, а перед сном заходить в химическую лабораторию в ванной и наносить 90 видов сывороток?
Чтобы ни говорила ВОЗ, ягодицы Деми Мур в 61 — это не ягодицы Деми Мур в 33.
Журнал Dazed & Confused провозгласил, что мы вступили в эпоху «необнаружимости» («Undetectable Era» of beauty) возраста. Поводом стало появление Кристины Агилеры в Осаке, которая в свои совсем еще детские 43 года внезапно стала выглядеть на 23, чем поразила абсолютно весь TikTok. Пластический хирург Прем Трипати сообщает, что косметология в следующем году выйдет на такой уровень, что эстетически результат процедур не оставит и намека на то, были ли проведены какие-то вмешательства или нет.
Меняет ли это отношение к возрасту, снижает эйджизм? Позволяет проще находить работу тем, кто достигает определенных лет? Сказать сложно. Например, в исследовании SevenSix Agency указывается, что ценность женщины в Сети точно падает с возрастом — и инфлюенсерам от 18 до 30 платят на 153,6% больше, чем их коллегам, которым от 30 до 45.
Большое исследование Энн Макиннис и Каталин Медведев, посвященное стратегиям выстраивания сарториального образа среди женщин творческих профессий в модной индустрии старше 50 лет (как звучит!), тоже рисует грустную картину: вакансий для женщин старше 40 почти нет, женщины скрывают возраст и закрашивают седину, чтобы оставаться у дел. И это в Нью-Йорке!
Мужчинам, кажется, все-таки попроще — эйджизм чаще направлен против женщин. По-прежнему считается, что возраст делает мужчин скорее еще более мужественными. Хочется из вредности и от обиды добавить ложку дегтя и вспомнить, что продолжительность жизни в России у мужчин чуть больше 67 лет, но не будем поддаваться низменным чувствам. Это, как говорится, тема для совершенно отдельного разговора.
Закончить хочется на позитивной ноте, поэтому вспомним слова французского композитора Эрика Сати: «Когда я был молод, все говорили мне: "Вот увидишь, когда тебе будет 50..." И что? Мне 50 — но я так ничего и не увидел». Но жизнь преподнесла Сати сюрприз: как раз до 50 лет о нем никто особо и не знал, а уже после этого рубежа он стал известным и, кажется, что-то все-таки повидал из неизведанного ранее. Чего я и нам всем желаю.
