14 января, в день 130-летия Осипа Мандельштама, вышел трибьют-альбом «Сохрани мою речь навсегда». Композиции на стихи поэта в нем исполнили российские музыканты и композиторы в диапазоне от группы Shortparis до группы Mgzavrebi. Послушав альбом, мы попросили его героев рассказать, как они выбирали произведения, почему решили поучаствовать и есть ли разница между тем, когда пишешь музыку на свои и чужие тексты.
Мне было легко работать над песней. Нам предложили поучаствовать в этом проекте, когда мы были в процессе записи нового альбома «Музыка глаз». У меня были некие музыкальные зарисовки, для которых нужны были слова, и Осип Мандельштам пришел на помощь. Когда я впервые прочел стихотворение «Нежнее нежного...», оно мне показалось очень близким и понятным, сложилось ощущение, что это будет похоже на наше творчество. Прослушав полностью трибьют, я был удивлен, что у многих артистов получилось найти свои слова у поэта, будто он написал специально для них. Получается, что его творчество вневременно, и в этом необычайная сила поэзии. Я очень рад, что нас позвали поучаствовать в этом трибьюте. Раньше я был знаком с личностью поэта, но очень мало — с его творчеством, и сейчас исправляю это. И рад был познакомиться с инициатором этого проекта — Ромой Либеровым. Пересмотрел его фильмы, и оказывается, что раньше уже видел один из них. Думаю, что не все потеряно, пока есть люди, занимающиеся такими вещами.
Когда Рома Либеров впервые предложил нам участие в проекте, мы были уверены, что откажемся: стихи Мандельштама не вызывали особого отклика, а формат большого коллективного трибьюта смущал и настораживал. Но Рома продолжал звонить и ласково настаивать. Мы держались сколько могли, постоянно придумывая отговорки и передвигая сроки, пока наконец не наткнулись на совершенно особенное стихотворение. Сам трек был сколочен в течение 20-минутной импровизации. Мелодия, ритм и настроение возникли сразу и так уверенно, словно были закодированы в глубине текста еще 100 лет назад. Пожалуй, это пример одной из самых быстрых, ленивых, но честных наших работ.
Для музыканта именно моей специальности, то есть композитора, как раз более обычное дело — работа с текстом поэта, а не с текстом собственного сочинения. При этом совершенно очевидно, что текст-большого-поэта-как-таковой всегда звучит лучше без музыки, даже если это какой-нибудь романс Чайковского на текст Пушкина, например. Зачем же композиторы пишут «на стихи»? Кстати, всегда много голосов раздается в духе «зачем вообще класть такого-то на музыку» — лично мне настолько понятно, зачем, что я даже не знаю, какое из подходящих объяснений привести. Ну, например, стихи – это тоже музыка (собственно, только музыкальные свойства, организация времени — и отличают их от нестихов), и именно поэтому можно написать на них музыку. «Музыка на музыку» — кому-то не из нашего цеха это может показаться странным, а между тем мы всегда так делали и делаем. Или вот такое объяснение — заметьте, что в песне иногда куплеты совершенно противоположного «содержания» поются на одну и ту же мелодию — и ощущение, что «подходит», не пропадает, напротив — даже усиливается.
Или бывает, что, наоборот, музыка в чем-то «не подходит», но не подходит каким-то таким удивительным образом, таким, что возникает новое качество, и поющий, и слушающий как бы взлетают на такую высоту, где и текст, и музыка соединяются уже не на уровне «эмоции/аффекта», а каким-то таинственным образом. Это, пожалуй, мой любимый вариант, и я сам всегда стараюсь к нему стремиться. В случае удачи такого рода возникает интересный эффект, который Валентин Сильвестров называет «неотменяемость» — когда есть как бы объективная очевидность найденного. Иногда бывает, что срабатывает, если приложить к тексту какой-то архетип, например, фольклорный. Вот в этой песне на таинственное и жутковатое стихотворение Мандельштама «Сегодня ночью, не солгу...» использована цыганская мелодия (в гармонизации, далекой от оригинала, но ритм и звуковысотности узнаваемы). С одной стороны, можно сказать, что это потому, что там персонаж — цыганка, но дело не только в этом, пожалуй. Я бы сказал, что как поэту понадобилась цыганка, так и песне понадобилась цыганская мелодия — не одно иллюстрирует другое (Осип Эмильевич за такие прямые соответствия ругал, помнится, символистов: «Роза кивает на девушку, девушка кивает на розу»), а как бы и то, и другое — из одного источника (надеюсь).
Мандельштам остается моим любимым поэтом уже очень много лет, но писать на него я стал, если не считать ранних ученических опытов, только недавно. Почему — не знаю. Вообще, пожалуй, хорошо, что я, в первую очередь, не songwriter, благодаря этому я не столько «пишу песни», сколько они «появляются», когда захотят. Вот так появилась и эта песня — как личное мое выпевание невыразимых иначе эмоций, которые этот текст во мне вызывает. Это, разумеется, не отражение полноты бесконечного спектра, которая есть у Мандельштама, — но это приношение, лепта.
Поскольку я был и музыкальным сопродюсером альбома, то некоторое время мог наблюдать, как в этом процессе существуют мои коллеги, и, честно, чем дальше погружался в эту историю, тем более ощущал ответственность. Я достаточно поздно начал работу над треком и, кажется, больше времени потратил на всякого рода беспокойства о своем участии. Видите ли, мне кажется, что, когда ты берешь в работу произведения другого автора, его нужно сделать, что называется, своим. Не отменяя уважения и всего такого прочего. И правда очень переживал, смогу ли так со стихами Осипа Мандельштама, которые я очень люблю, но никогда не представлял звучащими как песня.
Вот вся эта внутренняя работа, видимая только мне, достаточно долго совершалась. И мне кажется, я специально сконструировал ситуацию, обстановку для себя — заказал сборник стихов Осипа Мандельштама, где они расположены по годам их написания, вне циклов и сборников. Пришел за посылкой на почту, уже по дороге домой распаковал ее и, представьте себе, открыл книгу именно на странице со стихотворением «О, как же я хочу». И когда мой взгляд упал на него, я машинально не прочитал, а именно пропел эти строчки. Ну то есть мелодия сразу явилась в мир. Я помню, как суетливо доставал телефон, чтобы зафиксировать ее. Мне оставалось только прийти домой и подобрать аккорды на гитаре.
Аранжировку песни мы сделали вместе с Антоном Макаровым — музыкантом проекта «Диктофон». Буквально за одну сессию в его родном подмосковном Жуковском. Сейчас по прошествии времени я прилюдно лишь удивляюсь той кажущейся легкости, с которой все сложилось. Но втайне от всех надеюсь, что все не так просто.
Несмотря на то что стихотворение называется по первой строке, я позволил себе все же дать песне название — «Луч». Для меня это высказывание о свете внешнем и внутреннем. Об их сочетании и следствии этого союза.
Вадик Королев:
Я выбрал произведение «Я буду метаться по табору улицы темной...», потому что — будь талантливей своих реалий — написал бы его сам. Это очень близкий мне текст, я самоуверенно знаю, о чем там речь от начала до конца, я бы даже, наверное, хотел не знать, а знаю.
Поиска при работе над композицией практически не было. Поиск был только на этапе выбора самого стихотворения. С этого момента стихотворение стало моим, я его сам написал и быстро надел на него зимнюю шапку мелодии, какая идиотская метафора, ну да оставим, не одному же мне смеяться. Затем пришел Слава и за, наверное, час придумал все остальные музыкальные ходы, Диме еще на следующий день осталось только сочинить ударную партию, и песня была готова. Мы, быстро договорившись меж собой, шли в ощущение копыт по обледенелой мостовой с паром изо рта, с дымом из труб, с девушкой в пальто, с праздником в воздухе и с неминуемой безжалостной тревогой.
Мне было страшно приступать к нашему проекту в силу того, что в начале века мне довелось столкнуться с совершенно восхитительным циклом Дашкевича на стихи поэта в исполнении гениальной Инны Сухорецкой (его еще пела Камбурова и кто-то еще, но далеко не так верно). И там была такая планка и музыкально, и исполнительски, что до нее не просто было невозможно дотянуться, а что вообще мое право заниматься музыкой подверглось сомнению в целом. Собственно, песни на стихи О.Э., которые были в том цикле, в нашем сборнике мне было очень тяжело слушать и принять, пока не получилось, хотя все ребята талантливые и «дело не в тебе, дело во мне». С момента реализации проекта у меня были другие дела и не было возможности погрузиться, но я обязательно погружусь чуть позже. Мандельштам и сам проект всколыхнули меня, я почему-то обжегся в разы сильнее, чем когда читал раньше, за что великое спасибо Роме Либерову, инициатору и душе проекта.
Ярослав Тимофеев:
Страшно признаться, но я работал с текстом Осипа Мандельштама точно так же, как работаю с текстами Вадика Королева. Я совсем не поэт, только музыкант, и для меня важно воспринимать стихотворение в вакууме — как сгусток звука и смысла, а не как творение кого-то великого или невеликого. Чтобы песня получилась, нужно сначала «раздеть» стихотворение, освободить его от всего, что на него надышали, от лавровых венков и даже от его собственной поэтической полноты — иначе музыке некуда будет просачиваться. Только голый текст может вступить в сексуальную связь с такой же голой, рождающейся сейчас музыкой, а без секса хорошая песня не может родиться. В данном случае все произошло быстро и по-природному, зародыш песни зазвучал в голове сразу, оставалось только покачать его на руках.
Я узнал биографический контекст, в котором рождалось стихотворение «Я буду метаться по табору улицы темной»: тайная любовь, место встречи у Исаакия, кружение в экипаже по Петербургу. Думаю, почти у каждого, кто читает сейчас эти строчки, перечисленные ключевые слова и геотеги вызывают в голове свои воспоминания, у каждого второго эти воспоминания романтические. Стихи Мандельштама и сами по себе обладают свойством перетекать в личный опыт читателя, но благодаря конкретной географической привязке эта способность проявляется только сильнее. Они универсальны благодаря деталям. Да, извозчики сменились таксистами, но любовь и Исаакий, каштановые пряди и яблочно-розовая кожа неизменны. Может быть, поэтому проект «Сохрани мою речь навсегда» и вызвал такую заметную реакцию — современный звук лишь подчеркнул, как мало изменилось со времени Мандельштама.
Так получилось, что в первую очередь мы пишем музыку. И я не скажу, что музыка важнее, но в целом мы больше отдаем приоритет музыке, чем тексту. Главный посыл для нас заключается в мелодии. Мы даже можем жертвовать какими-то словами или рифмами в пользу самой мелодии, будем скорее исправлять текст, если он не ложится на музыку — так мы обычно работаем, если вкратце. Поэтому когда уже есть готовый стих и ты должен его спеть таким, какой он есть, именно для нас это было очень сложно. И особенно сложно, когда ты работаешь с таким великим и большим поэтом, как Осип Мандельштам, и вообще в таком проекте. Так что я много сомневался, не знал, как это получится. Я даже позвонил своему другу Саше Гагарину из группы «Сансара» и спросил у него: «Саша, как вы пишете песни под стихи?» У меня тоже есть такой опыт, но небольшой: у нас есть две или три песни на чужие стихи. Я знаю, что в России очень распространена такая практика, что на существующий стих подбирают мелодию, но я не знал, как с этим работать, потому что у нас все наоборот. Саша ответил мне, что все должно получиться само собой, должно прийти. И вот я ждал это «само собой» где-то две недели.
Уже сроки подходили к концу — и что-то начало получаться, главное, что мы поймали-словили припев — и я понял, что можно работать с этим дальше. Стихотворение у нас глубокое и грустное, с человеческим страданием, потому что, как мы знаем, у Мандельштама была очень тяжелая судьба — и это отражено в его стихах. И меня понесло в это направление. И когда я сказал Саше, что у меня есть наброски такого меланхоличного трека, он предложил попробовать другое, жизнеутверждающее настроение. Так получился припев, а потом и куплеты — песня, в которой я был не уверен. Я записал видео на кухне и отправил его Роме Либерову и Саше Гагарину и спросил их мнения. Им понравилось, как и ребятам из группы. Поэтому мы вот так дистанционно начали записывать трек — и все получилось, хотя у нас было не так много времени.
Конечно, я с детства читал и знал творчество Осипа Мандельштама. Но сейчас, когда я перечитал его биографию, его стихи открылись для меня по-новому — когда ты знаешь, когда и в каких обстоятельствах он писал. У нас было на выбор шесть стихотворений в грузинском переводе, сделанном замечательным поэтом Джемалом Аджиашвили. И это стихотворение именно в переводе на грузинский язык показалось лучшим для песенного исполнения.
