Режиссер Александр Алябьев — о мультивселенной и независимом театре

Читать в полной версии

Спектакль Александра Алябьева «Созвездия» недавно переехал из хорошо знакомого постановке театра «Практика» в Музей Москвы. Любые перемены подобного и другого рода оказываются неизбежным контекстом сюжета, речь в котором заходит о мультивселенной, квантовой физике и других научных терминах. Впрочем, пугаться раньше времени не стоит. Физика физикой, но речь здесь идет о любви, моменте и о человеке в нем. Пьеса британского драматурга Ника Пэйна стала режиссерским дебютом для театрального актера Александра Алябьева, в котором сразу же проявилась чуткость, столь необходимая каждому постановщику. Камерное сценическое пространство, практически полное отсутствие декораций, два героя, Марианна и Роланд, ученая и пчеловод.

Мед как раз и окажется поводом для нелепого слегка смолл-тока (а бывают ли они иными, может спросить себя каждый из нас), знакомство завяжется, а теория мультивселенной развернется в полную силу. Марианна как раз занимается ею, так что наука проникает в жизнь сполна, а объяснение для тех, кто не в курсе, звучит именно из ее уст. Если коротко, то суть сводится к тому, что в квантовой мультивселенной все, что мы проживаем, может развиваться по-разному. Все принятые или непринятые решения, сделанное или несделанное приводят ко множеству результатов, существуя одновременно в параллельных вселенных в каждый конкретный момент времени.

Именно это и происходит с Роландом и Марианной. Контексты меняются, слова тоже, и, пожалуй, каждый зритель в зале неизбежно вспоминает о собственном пережитом, том самом сделанном или несделанном. Как часто мы молчали из стеснения вместо того, чтобы произнести важные слова, как часто это молчание было принято собеседником за равнодушие или что угодно еще, но только не любовь?

Иными словами, квантовая физика на территории театра становится чувственной и понятной даже тем, кто предпочитает шутки о гуманитариях. На сцене в этом спектакле появляются Елизавета Янковская и Александр Горчилин, однако и сам режиссер нередко исполняет роль Роланда. А теперь Александр Алябьев рассказывает, как физика проникла в его жизнь в искусстве, почему без переводов современному театру не быть и где опыт вступает в противоречие с чувствами, а где наоборот.

О квантовой физике и о себе в ней

Когда мне было 23 года, я наткнулся на интервью. Один американский парапсихолог приглашал к себе в студию людей, которые исследовали сознание. Собственно, он задавал вопросы, на которые нет научно доказанных ответов, и верил на слово своим гостям. Тогда еще я не задумывался на тему мультивселенной, квантовой физики, теории струн и прочего, но вот в этом интервью один из гостей использовал слово, происхождение которого я потом так и не нашел. Скорее всего, он был первым человеком, употребившим этот термин. Это «альтерность», то есть, с его слов, такое состояние, когда человек видит слои различных реальностей, видит свое будущее, в котором он мог бы оказаться или не оказаться. Все и сразу. Недавно вышел фильм, который похоже называется: «Все везде и сразу». С героиней в конце там происходит что-то подобное, когда она становится способной осознавать важность своего выбора. В общем, тогда, больше десяти лет назад, на меня это интервью произвело интересное впечатление. Это словечко «альтерность» до сих пор откликается во мне. И могу сказать, что довольно продолжительное время перед тем, как поступить так или иначе, я серьезно задумывался о последствии своих действий. И часто мне трудно было из-за этого брать ответственность за свое будущее и будущее окружающих меня людей.

О пьесе Ника Пэйна

Я не верю в случайности. Я долго искал материал, который бы соответствовал на тот момент моим требованиям к пьесе для первой постановки. Теперь у меня уже есть некоторый опыт, и могу точно сказать, что, к большому сожалению, на русский язык переводится не больше десяти процентов мировой драматургии, написанной, скажем, за год. Следующая пьеса, которую я хотел поставить, — а это, на секунду, победитель премии «Тони» в номинации «Лучшая драма» 2010 года — вообще не была переведена на русский, и мне пришлось это сделать самому. Да и вообще часто переводы страдают. Первый русский перевод «Созвездий», да простит меня переводчик, был откровенно слабым. И пьеса пылилась до нашей премьеры на полках электронных библиотек. Вторую, более позднюю версию перевода, сделала Ольга Бухова, и она с первых строк попала в меня своей интонацией. Это мой первый режиссерский опыт, поэтому для меня пьеса всегда будет чем-то особенным. Работая с «Созвездиями», я пересмотрел приоритеты в своей жизни и понял, чем хочу заниматься дальше. Поэтому она, безусловно, очень дорога мне. И на момент выпуска спектакля «Созвездия», и по сей день я вижу трагедию в том, что бесконечное количество теорий все-таки отвлекало героиню от жизни как таковой. Она, оставаясь ученым, не могла организовать свою собственную жизнь. И для меня сегодняшнего самые важные вещи в пьесе произносятся словами второго персонажа — Роланда.

О Льве Толстом и терпимости

Помню, примерно в то же время, когда я увидел интервью про «альтерность», я читал Толстого. Кажется, «Исповедь». Лев Николаевич там жалуется на философию, на то, что, перегрузив себя философией, он ощущал себя шестеренкой, которая крутится сама по себе и никак не зацепится за весь механизм, не запустит процесс — жизнь. Это он уже на тот момент понял, что с мужиками поработать полезнее, чем строить дворцы-вселенные в своей голове. Для меня это тема, схожая с линией Роланда в пьесе. Ведь он пчеловод. А вообще, нам пришлось покопаться и поковыряться, чтобы разобраться в этих теориях. Но так как это из области теоретического и научного, для меня это что-то неприменимое к реальности сегодня, разве что это повод для меня как для творческого человека поговорить о том, что важно сейчас в самом ближнем круге внимания, а не в далеких параллельных мирах. И, как ни странно, с этой перспективы пьеса работает на все 200 процентов. После прочтения пьесы я стал задумываться об ошибках, которые совершал и продолжаю совершать. И все, что мне остается, наверное, быть терпимее к себе и просто видеть свою несостоятельность во многих вопросах. Пытаться что-то делать с этим изо дня в день, а иногда вовсе смириться. Я думаю, что если бы я оказался кем-то другим, то делал бы все то же самое, даже будь я королем Испании. Путь люди проходят примерно один и тот же. Обстоятельства разные, да, но это просто обстоятельства, исходное событие одно на всех и конфликты примерно одни и те же, собственно, как и финал. Все, что мы можем, — это сочувствовать и поддерживать друг друга.

О разнице между актерским и режиссерским

Выходить в этом спектакле на сцену — каждый раз потрясение для меня. Здесь возникает очень много сложностей, потому что я в этой ситуации не до конца режиссер и не до конца актер. Один глаз играет с партнером, второй следит, чтобы свет работал правильно. И это в корне противоречит моему методу актерского существования. В общем, это занятный, непредсказуемый и прекрасный ад для меня. Мне это дается очень тяжело. И спектакль часто идет неровно, но это единственный случай, когда я на сегодняшний день выхожу на сцену. Я вывелся некоторое время назад из всех спектаклей, где был занят. Поэтому этот опыт тоже имеет для меня определенную ценность. Здесь я проверяю какие-то важные для себя вещи, которые не могу понять из зала. Я этим пользуюсь потом, когда хочу что-то объяснить Саше Горчилину, «оригинальному» исполнителю роли Роланда. Лиза мне доверяет, думаю, больше, когда я с ней сажусь в эти сани и лечу с этой горы в театральную неизвестность.

О театре

Я не разделяю театр на «зависимый» и независимый, но сегодня разделяю на драматический театр и перформанс. И часто люди создают перформанс или смотрят его как зрители, думая, что занимаются драматическим театром или наблюдают за ним. Есть сильные и слабые стороны и у того, и у другого. Например, драматическому театру трудно быть актуальным, если он не хочет быть перформансом, а перформанс, в свою очередь, это что-то постмодернистское, ну а постмодернизм, на мой взгляд, кончился. Думаю, моя задача как человека, который, как вы говорите, занимается «независимым театром», создать актуальный драматический театр. Для меня актуальный театр — это не режиссерское высказывание и не форма. Хотя они как кузов и колеса в автомобиле, без них никак. Актуальный драматический театр для меня — это театр, где двигатель всей машины — живой человек на сцене, умеющий в союзе с режиссером и автором пьесы задавать правильные вопросы. Живой человек, в котором есть движение мысли, в котором возникает вопрос здесь и сейчас, ответ на который я как зритель тоже ищу в этот же самый момент. И такой: «Черт, да он такой же, как я!» Вот что-то такое этот независимый драматический театр для меня.

Об опыте и чувствах

Наверное, со временем какие-то рецепторы притупляются. С возрастом я стал более заинтересованным в других людях и в самой жизни. Наверное, потому что в себе уже достаточно наковырялся. Когда перестанешь зацикливаться на себе, тебе становится легче. Перестают болеть плечи. Сейчас опыт для меня — это другие люди, которых я встречаю по жизни. Опыт — это то, за что я благодарю Бога. Искусство может шокировать и даже должно иногда это делать, но я занимаюсь другими вещами на территории театра. Я не делюсь опытом, им делятся драматурги, которых я ставлю или хочу поставить в будущем. Мой опыт часто совпадает с их опытом, или, разбираясь в материале, я получаю их человеческий опыт. Театр — это аттракцион, нужно, чтобы все четко работало и ничего не отваливалось. Вот этот опыт, наверное, для меня в основе сейчас. Он скорее технический — делать эти аттракционы хорошо, то есть качественно.