Тема месяца — кино, 12 янв 2023, 10:54

Режиссер Олег Трофим — о комиксах, «Майоре Громе», Петербурге и 90-х

На «Кинопоиске» уже можно посмотреть фильм «Гром: Трудное детство». Его, как и первую историю о герое комиксов Игоре Громе, снял режиссер Олег Трофим. Мы поговорили с ним о жанре кинокомикса, а также о том, каким бывает Петербург в кино и в жизни
Читать в полной версии
(Фото: ПРЕСС-СЛУЖБА)

Новый фильм о майоре Громе рассказывает историю его детства, когда Гром был совсем еще не майором полиции, а мальчиком, росшим в Петербурге 1990-х. Пока его отец ловит преступников, Игорь, не теряя времени, пускается в собственные авантюры, ну а камера неотступно следует за ним. Мы попросили режиссера Олега Трофима, снявшего и «Чумного доктора», и «Трудное детство», рассказать, как и когда в его жизнь пришли комиксы, почему фанаты играют в процессе далеко не последнюю роль и зачем экшен превратился в инди-драму.

О комиксах в России и о фанатской любви

Что такое комиксы в России и кто их читает, я понял на первых съемочных днях фильма «Майор Гром: Чумной доктор». Артем Габрелянов (основатель издательства Bubble Comics, сценарист, продюсер. — «РБК Стиль» ) сразу обозначил ряд ограничений и уровень секретности — у съемочной группы был список, что нельзя рассказывать, фотографировать, выкладывать в соцсети. И я понял, почему эта секретность возникла, когда мы снимали сцену на Большой Морской улице в Петербурге. Я увидел компании подростков, которые то тут, то там возникали на периметре и даже возле вагончиков на съемочной площадке, выслеживали артистов и пытались узнать, кто будет играть Грома. Twitter каждый день ломился от фотографий, снятых исподтишка; появлялись теории и версии, вырванные из контекста домыслы. Такого уровня публичной обсуждаемости я раньше не встречал. После премьеры фильма была автограф-сессия, которая парализовала работу ЦДМ. Кажется, мы только тогда в полной мере осознали, насколько велик фандом. Такое сообщество — это уникальное явление для всей нашей индустрии.

Фандом вокруг Грома — это бесконечно мощный поток энергии, творчества и поддержки. Читатели комикса и зрители фильма максимально вовлечены в процесс, они создают мерч, постоянно придумывают что-то: стикеры, мероприятия, видеоролики, даже собственные комиксы и, разумеется, бесчисленное количество фанфиков. Поклонники вселенной — неотъемлемая ее часть, потому что они влияют на наши эмоции и дают живую реакцию. Помню, как оказался в кинозале на спецпоказе для фанатов. Это было шоу! Зрители знали наизусть не только весь сюжет и монтажные решения, но и каждую реплику героев, даже второстепенных, хором вторили артистам на экране. Мне казалось, что я смотрю со стороны за концертом The Beatles, а на сцене вместо битлов мой фильм.

Товарищ майор: российские комиксы и прогнозы на будущее. Видео

О том, как комикс может превратиться в инди-драму, и о мультфильме внутри фильма

Помню, как мы с продюсером Михаилом Китаевым смотрели короткометражку Владимира Беседина про майора Грома. Дело было на съемках фильма «Лед», мы вдохновились и сказали друг другу: «Круто, что у нас наконец начали делать комиксы!» Жанр десятки лет существует на мировой арене и наконец разродился в России. Тогда решили, что было бы классно однажды вместе что-то снять по комиксам, — и вот мы здесь.

К фильму «Майор Гром: Чумной доктор» я подключился где-то на двенадцатой версии сценария. Миша познакомил меня с Артемом Габреляновым, и мы вместе начали перерабатывать сценарий к съемкам. В «Трудном детстве» уже работали сообща с самого раннего этапа — там тоже был с десяток черновых вариантов. Первую версию написали Артем и Женя Федотов, который придумывал комиксного майора Грома. Мы перебрали текст, обозначили важные для сеттинга и построения эстетики позиции, сверились с режиссерской экспликацией. Затем подключили к процессу Катю Краснер для работы над диалогами. Так острее проявились характеры, манера речи персонажей, пластика, нюансировка сеттинга.

Сергей Марин, Олег Трофим и Кай Гетц на съемках фильма «Гром: Трудное детство» (Фото: ПРЕСС-СЛУЖБА)

Если «Чумной доктор» был большим блокбастером, то «Трудное детство» — инди-драма, этот фильм более личный, камерный. С точки зрения режиссера, этот подход имеет свои особенности: у тебя другие средства киноязыка и другой материальный ресурс. В первой ленте гораздо больше экшена и масштаба — в новой картине упор сделан на внутренние конфликты героев, но ведь зрителю не объяснишь, что приквел — это не вторая часть, так или иначе он будет ждать чего-то похожего, и так или иначе зрительское кино должно развлекать вне зависимости от имеющегося инструментария.

Есть ли шанс у российских комиксов и каким получился фильм «Майор Гром»

В «Трудном детстве» я решил сделать упор на графический дизайн и мультипликацию, собрать визуальный ряд из элементов разной стилистики взамен сложной реалистичной 3D-графики, так в фильме появились фантазии Игоря поверх изображения, VHS-эпизоды и мультфильмы. Например, в одной из экшен-сцен Стас Барецкий передает привет девяностым и кидается с кулаками-кастетами на маленького Игоря Грома. В сценарии было прописано, что Барецкий срывает цепь с шеи, кидает ее в Игоря, в полете цепь превращается в сюрикены и отрезает Грому кончики волос. Мы просчитали, что, если это снимать, понадобится шесть-восемь дней. Съемка хорошего экшена — это всегда долгая и очень кропотливая работа. У нас не было столько времени. Так появился аниме-мультфильм посреди сцены. Вдобавок это отражение детского творческого потенциала: Игорь Гром много рисует, фантазирует и «думает-думает-думает».

Фото: ПРЕСС-СЛУЖБА

О детстве, Заке Снайдере и силе раскадровок

В детстве я не был знаком с культурой комиксов, хотя мне в руки попадал, к примеру, «Человек-паук», но я не увлекся. Больше книги читал, а уже когда стал чуть постарше, познакомился с творчеством Алана Мура, с «V — значит вендетта» и «Хранителями». В итоге я регулярно пересматриваю «Хранителей» Зака Снайдера и думаю, что это лучший кинокомикс на сегодняшний день.

Зак Снайдер использовал первоисточник «Хранителей» как раскадровку. Некоторые сцены покадрово воспроизводят то, что нарисовано в графическом романе. Даже артистов подобрали идеально похожих на героев. У него это работает, но буквальный перевод статичного комикса на язык кино — это риск, ведь нарратив воспринимается иначе, с другим ритмом, там иной принцип монтажа и другие акценты. Но Снайдер справился мастерски. Очень советую всем, кто не смотрел, посмотреть и прочитать роман.

Поэтому то, что мы делаем, — именно киноадаптация. Мы пишем сценарий и рисуем раскадровку — что-то вроде своего комикса, 60–70% фильма перед съемками нарисованы художниками Антоном Смолькиным, Софией Автайкиной и Никитой Бестужевым. Рисунки помогают выстроить кадр и снять все именно так, как ты задумывал, потому что на площадке на это уже нет времени. У тебя нет возможности нащупывать решение во время съемок — искать ты можешь только на бумаге.

Олег Трофим и Кай Гетц (Фото: ПРЕСС-СЛУЖБА)

О Петербурге в кино и наяву

И в комиксах, и в кино важен сеттинг — он диктует устройство мира, принципы взаимоотношений, контекст. В «Трудном детстве» местом действия стал гротескный, альтернативный Петербург 1990-х, и нужно было его ярко раскрыть, при этом оставаясь в рамках личной драмы. Так, родилась сцена с проходом двух друзей, Игоря Грома и Игната, по Исаакиевской площади. В сценарии они поначалу болтали и шли по закрытому питерскому двору, но в итоге я вынес сцену в самое сердце города. В какой-то момент я наткнулся на фотографию Исаакиевской площади времен 1990-х, поехал в Питер и нашел ровно этот ракурс, он стал для меня ключом.

Тогда-то я и понял, что через одну только эту сцену мы сможем по-настоящему рассказать о мире, в котором растут эти дети. Акцент притом стоит именно на перенасыщенной глубинной мизансцене и персонажах второго и третьего плана, а движение камеры элементарно, диалог не несет драматической нагрузки. Все как у мастеров-романтиков ХХ века. В итоге в фильме дети идут по площади, а рядом все взрывается, горит, торгаши, забастовки, шпана снимает «ролексы» с трупа бандита, пока копы чешут репу, скины стреляют из гранатомета… Так сцена подсказывает нам, что для детей этот невероятный криминальный хаос был частью повседневности. Это как жить у Ниагарского водопада — со временем перестаешь слышать его шум, так и дети просто идут мимо, считая происходящее нормой.

Снимать эту сцену было тяжко, даже тяжелее, чем погром на улице Зодчего Росси в «Чумном докторе». Мы не перекрывали движение полностью, и сам объект совершенно невозможный, его было тяжело осваивать, мы репетировали проход ребят и части мизансцен в разных местах, расписывали все на бумаге по минутам, чтобы на месте снять все с двух-трех дублей. В итоге у нас все получилось: в этой сцене концентрат девяностых, мы в одну «проходку» вместили чуть ли не все ассоциации с мифами об ужасах той эпохи.

Вне «Трудного детства» Петербург в кино у меня ассоциируется, конечно же, с первым фильмом «Брат». Хотя такой Питер мне не близок — он для меня слишком ядовит и вязок. Ярко и нежно город играет красками в «Питер FM», фильм тронул меня в свое время. Еще могу отметить фильм «Дуэлянт», особенно сцены безупречной красоты на верфях.

У меня есть и свой личный Питер. Я прожил там около шести лет, пока учился в институте. В этом городе есть улицы, по которым я люблю ходить, — Малая Садовая, Правды и Соляной переулок, где стоит мое любимое здание академии Штиглица. Для меня Петербург стал своеобразным городом-дворцом, но как раз в «Трудном детстве» нам критически важно было уйти от этой ассоциации, не растеряв уникальную архитектуру города. Поэтому у нас есть и Исаакиевская площадь, и забитые стихийным граффити гаражи, где зависают подростки. Какое же детство 1990-х без гаражей.

Многие из тех зрителей, кому за тридцать, хвалят «Гром: Трудное детство» за возможность окунуться в ностальгию, но находятся и те, кто ругает, мол, в девяностых Петербург был совсем не таким, обвиняют нас в том, что мы исказили реальность. Меня такая критика вынуждает лишь улыбнуться и прикрыть лицо рукой, ведь мы же снимаем кинокомикс — это жанр, который не предназначен для документальной реконструкции прошлого. Это фантастика, художественный вымысел и новая мифология, и меня порой удивляет, что поколению, выросшему на романах и рассказах братьев Стругацких, сложно принять концепцию вымысла. Мы рассказываем увлекательные истории, а не пытаемся кого-то одурачить.

Возможно, как раз эмоциональное наследие девяностых — мнительность и закрытость к инаковости, к вариативности, к играм — сильно мешает взрослому российскому зрителю смотреть развлекательное кино. У поколений, родившихся после 2000 года, такого предубеждения нет: они открыты для всего нового, готовы играть и фантазировать, получать удовольствие от приключений. Потому, думаю, мои картины и киновселенная Bubble пользуются таким успехом именно у юных зрителей.