Каким получился новый роман Пелевина «KGBT+» и стоит ли его читать
В отдаленном будущем на Земле наступила зеленая эра. Люди перемещаются по городам в телегах. Патриархат низвержен, что радикально повлияло на легально допустимые сексуальные практики и шире — на место мужчин в обществе. Все человечество оснащено имплантами, с помощью которых корпорация Transhumanism Inc. жестко контролирует публичный дискурс. Элита передала свои мозги в лондонское подземное хранилище и управляет миром из банок. На месте России возникло Доброе Государство, где совсем недавно сменилась власть, которая теперь ведет борьбу с иноагентами — так называемыми рептильными влиятелями. Главный герой романа — Кей, или KGBT+. Он — успешный вбойщик, зачитывающий перед многотысячной толпой ритмичные монологи. Эти речовки должны заразить слушателей нужной заказчику — Доброму Государству или Transhumanism Inc., что на каком-то глубинном уровне более-менее одно и то же, — идеей. В мемуарах Кей рассказывает предысторию своих знаменитых монологов-вбоек и раскрывает подоплеку секретной операции, стоившей ему 82 лет в американской тюрьме, где его перевоспитывал Хороший Русский, афроеврейский рэпер Айпак Шакур. Повествование перемежается мемами — короткими советами, которые должны помочь молодому вбойщику обрести покой и волю.
В августе в телеграм-каналах анонсировали, что нового Пелевина в этом году не будет. Представим, что писатель действительно пропустил бы ход, ограничившись переизданием романа «S.N.U.F.F.» (2011) — антиутопии, в которой в Уркаине разворачивается гражданская война, спровоцированная элитами Бизантиума. Молчание одного из крупнейших современных авторов, приучившего читателя к известной регулярности, наверняка было бы воспринято как выразительный жест, указывающий на ненормальность происходящего. Пауза позволила бы и самому автору дождаться, когда вязкая ситуация на фронте и в тылу сменится чем-то более определенным, — и предложить ультимативное осмысление того, что случилось с родиной и с ними.
Ожидания не оправдались. Новая книга, получившая иронично-безвкусное название и, по обыкновению, отталкивающую обложку, вышла. Хочется сказать — как ни в чем не бывало.
Судя по первым отзывам, профессиональные читатели ощутили что-то вроде облегчения — «он, как и мы, сидит и думскроллит и, вообще, похоже, не людоед» — и даже нашли в тексте терапевтическое измерение. Чтобы пережить темные времена, автор (точнее, протагонист) рекомендует философию let it be — не потворствовать злу, но и не слишком рассчитывать на силы добра. Абстрагироваться от происходящего и не дать превратить свое сознание в поле битвы. Все слова в предыдущем предложении стоит взять в кавычки.
Чтобы пережить темные времена, автор (точнее, протагонист) рекомендует философию let it be — не потворствовать злу, но и не слишком рассчитывать на силы добра.
Продираться к этой нехитрой, не раз уже Пелевиным сформулированной мысли придется долго. Писателю настолько полюбился придуманный им в прошлом году сеттинг, что он продолжил обживать его, вводя новые переменные и уточняя старые. Скажем, вбойщики, которые в предыдущем романе были париями вроде крэперов (это такие малолетние рэперы-жиголо), вдруг оказались вполне респектабельными поп-звездами. А еще вбойщик — прозрачная метафора писателя (точнее, вариация этой профессии через пару веков), позволяющая рассматривать повествователя как непосредственную проекцию автора.
Прежде чем стать вбойщиком, Кей носил имя Салават: родители сложили вместе «сало» и «вату» (вот, к слову, типичный пример пелевинского остроумия образца 2022 года). Фанаты писателя, конечно, вспомнят, что в 2010-м в интервью «Снобу» Пелевин сказал, что его отец из Украины и что он очень любит эту страну. Кей припечатывает админов канала «Безжалостный феллатор», раскрывших его местонахождение, — отсылка к прошлогодним расследованиям Mash и The Blueprint, опубликовавшим свежие фото автора, который предпочитает не появляться на публике. Есть тут и про кабальный контракт, якобы обязывающий автора выпускать по книге в год («кабальный» — это когда сосут за еду, как те, кто пишет рецензии для «Гнойного»). И дежурный залп по не слишком жалующей автора гуманитарной интеллигенции, походя названной «дебилами-говнососами».
Вроде бы все это давно входило в цену билета: литературного критика Павла Бисинского топили в деревенском сортире еще в «Generation П» — в зените то есть пелевинской славы. Но в этот раз баланс грубоватых выпадов (пассаж про Ходорковского, сидящего на ручке швабры, пока вокруг ездит небритый пресс-секретарь его злейшего врага, — что это было?), утомительных сатирических фантазий (женщины будущего дерутся на нейрострапонах и кормят с них вареньем домашних кошек) и афоризмов о безрадостном человеческом уделе (несколько лиричных предложений, которые кочуют из рецензии в рецензию) оказался безнадежно нарушен. С какого-то момента Пелевин стал декларировать презрение к прозаическим условностям, отчего художественное вещество от книги к книге делалось все жиже. И «KGBT+», с его постоянным запинками, оговорками, невычищенными при редактуре повторами, — возможно, худшее, что он написал с чисто литературной точки зрения.
Впрочем, тема года — а это, наверное, главное, чего ждали от пелевинского романа, — в книге присутствует. Чтобы не допустить появления в соседнем Курган-Сарае вражеских ветряков, Доброе Государство начинает там военную операцию — судя по всему, без особого успеха (в конце новый лидер страны ведет солдат в контротступление). Здесь, в последней четверти романа, Пелевин пытается сочинить что-то вроде русского реквиема, причем сразу в двух регистрах — удрученно-патриотическом («молодая русская тоска перед непродуманной танковой атакой — один из стабильнейших модусов нашей национальной души») и меланхолично-либеральном («по костям можно пройти только к параше, что мы и имеем последние пятьсот лет во всех фрактальных смыслах»). Он не хочет быть военкором при коннице — и не собирается делать из русского человека «мирового терпилу», чтобы понравиться «баночным элитам» и их медийной обслуге. Единственный компромисс, на который идет Кей после отсидки, — во избежание лишних вопросов время от времени выпивать с лысым ботом-вертухаем, помешанным на Есенине.
«KGBT+», с его постоянным запинками, оговорками, невычищенными при редактуре повторами, — возможно, худшее, что он написал с чисто литературной точки зрения.
К сожалению, все эти небесполезные мысли — сами по себе и особенно в пелевинском изложении — растворены, распылены, смешаны с нечитабельными фрагментами, написанными на холостом ходу. Читатель заражается отвращением, с каким автор описывает придуманный им мир и населяющих его безжизненных существ. И вот ты с ужасом обнаруживаешь себя посреди нелепого «юмористического» абзаца про изнасилованных мужчин в Курган-Сарае, или описания фурри-похождений вождя Доброго Государства, или еще какой-то произвольной белиберды, оскорбительной для взрослого читателя, который ищет от пелевинской прозы какого-никакого интеллектуального удовольствия.
О чем, вероятно, забывают давние пелевинские поклонники, благосклонно принявшие «KGBT+» (и уж, конечно, его хейтеры), — насколько хорош этот автор бывал в жанре эссе. «Джон Фаулз и трагедия русского либерализма» — лучший текст о постсоветской интеллигенции. «ГКЧП как тетраграмматон» — остроумный разбор кремлевской словесной магии, прямо-таки требующий сиквела с учетом новых буквосочетаний. «Мост, который я хотел перейти» — шедевр на полторы страницы на извечную тему «так больше не будет». Свободный от необходимости выдумывать персонажей и разрабатывать сюжет (то есть заниматься всем тем, к чему он давно утратил интерес), Пелевин мог бы перезагрузиться как «национальный философ-джедай» в пику «информационным конокрадам», торгующим «экспертизой» и «инсайдами».
Вы только скажите, куда отправить донат.