Михаил Шац — о стендапе, Александре Гудкове и Владимире Зеленском
18 мая на телеканале СТС выйдет новое шоу «Дело было вечером». Две звездные команды под руководством зрителей будут бороться за полмиллиона рублей. Эта программа — триумфальное возвращение телеведущего Михаила Шаца на СТС, где он вел «Хорошие шутки» с 2004 по 2012 год и «Слава богу, ты пришел!» с 2006 по 2010 год. За семь долгих лет разлуки с каналом Михаил успел освоить интернет-пространство: вел сатирическое шоу на YouTube «Телевидение на коленке» вместе с Татьяной Лазаревой и «Кликбейт-шоу» во «ВКонтакте» — с Данилой Поперечным. Кроме того, Шац переквалифицировался в стендап-комики и стал колесить по городам и весям бок о бок с молодыми шутниками. В беседе с «РБК Стиль» и телеканалом РБК ведущий рассказал, как ему жилось без телевидения.
— Начнем с главного: мы встречаемся с вами в офисе СТС. Легко ли вы приняли предложение руководства вернуться на канал?
— Довольно-таки. Во всяком случае, я взвесил все за и против — это было обдуманное решение.
— А обида на СТС у вас осталась? Вспоминали ли вы причину расторжения предыдущего контракта, подписывая новый?
— Обида не лучший спутник по жизни. То, что случилось, случилось достаточно давно — семь лет назад. За это время все-таки можно пережить какие-то негативные эмоции, совладать с ними и отпустить. С грузом обиды вообще непросто жить, поэтому я давно избавился от него. И то, что мы решили возобновить сотрудничество, тому доказательство. Все конфликты — в прошлом, впереди — желание сделать что-то новое вместе.
— Вы ушли в стендап, выступали с сольным концертом «Шац и мат» и совсем недавно утверждали, что стендап развязал вам руки, дал новую, молодую, интересную аудиторию. Теперь вы возвращаетесь в телевизор, где все, в общем-то, по-старому. Зачем?
— Затем, чтобы говорить с еще большей аудиторией. Стендап — одна история, телевидение — другая, вместе они дают некую синергию. То есть я развиваюсь в двух направлениях одновременно и соединяю аудитории. Возвращение на экран — вполне продуманная стратегия.
— То есть от стендапа вы не отказываетесь? Новый контракт в этом смысле вас не ограничивает?
— Совсем нет. Я продолжаю гастролировать, работаю над новой программой. Никуда уходить не собираюсь.
— А накладывает ли СТС какие-либо ограничения по части контента? Например, прописаны ли в контракте темы, на которые «не рекомендуется шутить»?
— Понятно, что стендап и развлекательное телевидение — разные вещи. Но мне в этом плане удается соблюдать баланс: шучу в стендапе о том, о чем не могу говорить на СТС. Поэтому не страдаю от недосказанности и цензуры — охватываю все темы, просто на разных площадках.
— Вам все эти площадки одинаково интересны или все-таки одна ближе?
— Сейчас, конечно, я восполняю дефицит ведения телевизионных программ. Я в первую очередь ведущий с многолетним стажем. Я скучал по ремеслу, особенно когда не было предложений. Вот, наверстываю.
— Хорошо. А если совсем прямо: вы правда вернулись только ради того, чтобы не потерять навык, или все-таки хотите расширить аудиторию с целью дальнейшей монетизации своей популярности?
— Вы сейчас перечислили все пункты моей короткой, ясной стратегии.
— Кстати, о монетизации. Стендап хорошо кормит?
— Стендап бывает разный с точки зрения финансовых выгод. Там царит жесточайшая конкуренция из-за обилия стендаперов. Все эти стендаперы подразделены на известных, неизвестных, совсем неизвестных, очень молодых, и поэтому градация заработков очень велика. Доходы отличаются в сотни раз. Я пришел в стендап как молодой комик, но низшие ступени умело проскочил, потому что имел некий медийный опыт, багаж. Сейчас уверенно продолжаю свой путь к вершине финансовой пирамиды стендапа.
— Сейчас вы на какой ступени этой пирамиды?
— На третьей.
— На третьей из десяти?
— Наверное, да.
— Тяжело ли было решиться? Все-таки стендап — дело молодых, а вы туда пришли со всем своим богатым бэкграундом.
— Ну слушайте, я занял свою нишу — самого возрастного стендап-комика России.
— Ниша 53-летнего стендапера.
— Да. Чем не стартап?
— Смотрите, Александр Незлобин увез свой стендап в США — решил завоевать новую аудиторию. Он терпит многочасовые перелеты, живет в хостелах, отстаивает очереди ради трехминутного выступления в каком-нибудь бродвейском микроскопическом клубе. Насколько вам близок такой путь?
— Я уважаю позицию Саши — очень люблю по-хорошему одержимых людей. Он поставил себе цель и реализует ее. Это круто. У меня другой взгляд на сопричастность к американскому стендапу, даже, говоря шире, к иноязычному. Я считаю, что язык — мой главный инструмент. Как бы я ни старался, никогда уже не буду владеть английским так же, как русским. А в стендапе это чрезвычайно важно. Поэтому у меня нет одержимости английским стендапом — есть интерес. Я бы с удовольствием съездил на фестиваль «Фриндж» (фестиваль театрального искусства в Эдинбурге. — «РБК Стиль»), посмотрел бы, может, даже выступил пару раз. Я могу выступать, у меня приличный английский, но точно знаю, что я из него не смогу извлечь то, что извлекаю из русского языка. Так что русский стендап на первом месте.
— Поле для шуток, если сравнивать с тем, что было, скажем, семь лет назад, — сузилось или расширилось?
— Расширилось, конечно.
— За счет чего?
— Я повзрослел на семь лет.
— То есть за счет опыта?
— Опыта, встреч, окружающей реальности. Все это сразу впитывается в стендап, потому что стендап — это исповедь, в которой ты рефлексируешь на окружающую действительность.
— По-другому немного спрошу: вы говорили, что не чувствуете внешней цензуры. Ваша внутренняя цензура усилилась?
— Ну слушайте, цензура — это страх, на мой взгляд. Я не знаю, что вы имеете в виду. Если вы говорите о…
— Например, вы готовите выступление и одергиваете себя: «Миша, вот сейчас об этом не стоит».
— Нет, подождите. Если я готовлю выступление, то исходя из того, о чем хочу сказать.
— И себя не ограничиваете? — Если я хочу об этом сказать, я себя не ограничиваю, конечно. Подыскиваю правильные слова — это другое дело.
— Ювелирная работа.
— Не без этого.
— В самом начале дела «Седьмой студии» вы выступали поручителем Алексея Малобродского. Как вы оцениваете недавние изменения меры пресечения, в том числе Кириллу Серебренникову? И, самое главное, что изменило дело «Седьмой студии» в принципе в российском обществе и в отношениях «культура — искусство — власть»?
— Самая простая часть вопроса — первая. Как я могу относиться к этому? С огромной радостью, потому что наконец-то люди вышли из-под домашнего ареста и живут уже более полноценной жизнью. На мой взгляд, остался один шаг: изменение подписки о невыезде и, в общем, полное освобождение, оправдание. Я искренне желаю этого всем участникам процесса. Что касается второй части вопроса... Я не очень понял ее. Что изменило в наших отношениях?
— В отношениях с властью, да.
— На мой взгляд, вообще ничего не изменило. В определенном смысле мы имеем дело с какой-то исторической реальностью, касающейся очень важных людей. Я бы очень хотел, например, чтобы это дело изменило законодательство. Потому что невнятные обвинения, предъявленные участникам процесса, связаны в первую очередь с несовершенством законодательства. И, мне кажется, в нормальном обществе это было бы здорово и правильно. Это самый очевидный юридический результат процесса. А главный результат… Настоящая свобода выражения мыслей. Кто, как не Кирилл Серебренников, может являться символом свободы мысли?
— То есть теперь появилось право на свободное выражение мыслей?
— Оно всегда было. Вы можете задать мне любой вопрос, а я — как угодно на него ответить. Это ли не свобода мыслей?
— С последствиями для нас обоих.
— Каждый сам оценивает, к каким последствиям он готов.
— Вам политика сейчас интересна?
— Положа руку на сердце: я сейчас не наблюдаю политики.
— На Украине вы видите политику? Сейчас очень модно спрашивать про Владимира Зеленского, он ваш бывший коллега по КВН и теперь уже избранный президент Украины. Вы к этому относитесь скорее как к победе абсурда или как к запросу на новое лицо во власти? Могли бы дать какой-нибудь совет Зеленскому?
— Я за него очень переживаю. И рад, если честно, его победе. Не вижу никакого абсурда. Это волеизъявление народа, которое прошло честно, прозрачно — никаких претензий нет и быть не может. С другой стороны, я переживаю за него, потому что мне было бы страшно на его месте. Не могу ничего советовать Зеленскому, лишь желаю, чтобы у него все получилось.
— Как вы считаете, существует ли для вас путь назад — из шоу-бизнеса, из телевидения, из стендапа?
— Куда?
— Например, в медицину (в прошлом Михаил Шац работал анестезиологом-реаниматологом. — «РБК Стиль»).
— Ну конечно. Эти пути открыты.
— То есть вы рассматриваете возможность завязать с телевидением и снова стать врачом?
— Это очень сложный путь. Мне кажется, даже гораздо сложнее, чем стать стендапером. Для этого нужно засесть за книги, ходить в клиники, дежурить, начинать с работы медбратом. Такой долгий, серьезнейший процесс. Как раз к пенсии и стану анестезиологом.
— Быть ведущим и стендап-комиком намного легче, чем дежурить по ночам?
— Нет. Каждая работа трудна по-своему, особенно если отдаваться полностью и честно.
— Информационные потоки сегодня сталкиваются, перемешиваются благодаря YouTube. Например, Сергей Светлаков рассказал о вашем новом проекте в интервью Ксении Собчак. Вас не пугает современный темп распространения информации?
— Не пугает, но и жизнь не облегчает. Я поэтому боюсь за детей: с трудом представляю те информационные потоки, которые сталкиваются у них. По сути, информация меняет людей на физиологическом уровне — новый тип человека растет. Вспомните хотя бы советское детство. У меня был шкаф с книгами и телевизор с тремя каналами. Информация давалась дозированно, четко. А сейчас все непредсказуемо — какая-то лавина обрушивается на людей, в том числе на детей.
— Будут ли у вас еще проекты на СТС, кроме «Дело было вечером»? Вы как-то намекали на возможность второй программы.
— Да, возможно. Мы обсуждаем этот вопрос, снимаем пилотные выпуски. Ничего более конкретного сказать не могу. Но надеюсь, что мы пришли на СТС не ради одной программы — я за комплексное долгое сотрудничество.
— Участие в выпуске «Лиги плохих шуток» Александра Гудкова какие впечатления у вас оставило?
— Отличные.
— Со стороны казалось, что шутки вас смущали немного.
— Меня большинство шуток смущало, но это же вообще иной стиль юмора. Гудков — главный носитель параллельного юмора в России. Я очень люблю все, что он делает. Слушая коллег из стендапа, ты понимаешь технологию создания их шуток, слушая Сашу, ты не понимаешь вообще ничего.
— Ваши с ним шутки вообще не пересекаются ведь?
— Ни разу. Он легко и непринужденно жонглирует словами, которые в обычной жизни не должны друг с другом встречаться.
— Вопрос про возраст. Вы выглядите моложе своих лет, и это совсем не лесть. Как поддерживаете форму?
— Смотрите: мы с вами договорились встретиться в 11:00. Я встал в 7:15, сделал небольшую зарядку, час плавал в бассейне и выехал к вам. И так каждое утро.
— Каждое утро час бассейна?
— Бассейн — один из вариантов. Могу и в зале потренироваться, и на пробежку выйти — что угодно.
— Может, вы едите что-то волшебное?
— Ем очень прозаичные вещи. Просто года три назад выработал правильный режим питания. Ни от чего не отказываюсь — просто понимаю, что стоит есть, а что — нет.
— Но диету держите в тайне?
— Да нет. Ем белковые продукты, овощи… Это довольно странная и скучная тема. Я очень часто использую сейчас эту модную штуку, когда тебе привозят готовую еду. Вот если мне нужно немного скинуть, привести себя в форму, эта опция меня спасает. Там количество калорий рассчитано за тебя. Сидел на таком питании полгода и просто привык. Понял, какие продукты можно сочетать. Но это не значит, что я не могу съесть кусок шоколада или выпить второй бокал вина. Однозначно не откажусь.
— Ну слава богу. Последний вопрос. Вы счастливы сейчас?
— Это сложный вопрос. Во всяком случае, испытываю абсолютно забытые ощущения. Счастье ли это — не знаю. Но после шести лет странного существования, ворвавшись в бешеный график съемок, гастролей, интервью, чувствую себя Макгрегором. Так что, скорее, да, счастлив.