Петербургская художница Пана, несмотря на то, что начала свой путь в искусстве относительно недавно, уже пришла к некоторому успеху — ее работы активно покупают на московских ярмарках современного искусства, футболки с ее принтами продаются в Befree, а ироничные фразы и наивные романтические сине-белые девичьи фигуры становятся все более узнаваемыми. «РБК Стиль» встретился с художницей и поговорил о том, что ее больше всего вдохновляет, как проходят ярмарки, чем ее поколение отличается от предыдущих и кого сегодня можно назвать визионером.
В своих работах ты презентуешь феминность. Почему ты выбрала эту тему?
Это произошло бессознательно и интуитивно. Все героини — отчасти мой автопортрет, поэтому мне просто близка такая форма подачи. Я росла окруженная женщинами, мамой и бабушкой, все детство воспринимала их в качестве примера. Как сильных, красивых, нежных — разных. Когда начала делать работы, то не давала им оценку. Это, наверное, пришло к пониманию уже потом, сформулировалось в процессе.
А текстиль как материал тоже появился в процессе?
Изначально я работала с холстами и акрилом, но в один день у меня дома закончились все холсты, листы бумаги, все, на чем можно было рисовать, и был учебный отрезок ткани. Я училась на дизайнера одежды, мы постоянно что-то шили. Ради эксперимента я попробовала порисовать на нем. Первое же полотно, которое я сделала, очень быстро реализовалось. Так я поняла, что это мой материал и он меня нашел.
С чем у тебя ассоциируется текстиль?
С чем-то южным и нежным. Потому что когда я работаю с тканью, то всегда представляю бельевую веревку, на которой висят простыни, они сушатся и колыхаются. И, конечно, с чем-то народным — со скатертями, платочками. И все это соединяется в моих работах.
Расскажи, как ты обычно придумываешь образы для работ?
Каждый раз передо мной встает вопрос, какую именно девочку нарисовать, потому что изначально мои женские образы были дерзкими, немножко даже провокационными — так мне говорили. Раньше в моих работах женщины были обнажены, они были героинями мифов. Со временем образы стали нежнее и я начала их одевать. Вдохновлялась акробатками, йогинями, супергероинями, которые могу быть в нелепых и даже нечеловеческих образах. В последнее время я рисую в большей степени детский образ — маленькую непослушную девочку. Наверное, в этом есть отражение моего нынешнего внутреннего состояния.
Как ты обычно выбираешь тему для новой серии?
Темы связаны с неким событием, но при этом есть внутренний сюжет, который развивается раз от раза. Так получается, что серии обычно приурочены к праздникам. Первая возникла в прошлом году на 14 февраля. Мне очень понравится этот формат работы, при котором можно серийно сделать много-много маленьких платочков, составляющих единую мысль. Таких серий сейчас существует около шести. Самой запоминающейся была предпоследняя в честь 8 марта с «Девочками в доспехах». А еще — серия с силачками, она была мне по душе, нравилось ее делать. И зрителю очень понравилась, произвела фурор.
Идеи приходят сразу и очень неожиданно. У меня не получается проводить длительные исследования или долго о чем-то размышлять, и потом думать, как это реализовать. Я даю себе разрешение придумать и быстренько это сделать. Все образы приходят в процессе, когда я уже сажусь рисовать — рука сама делает то, что должна делать.
Как ты относишься к иронии в современном искусстве?
Для меня современное искусство — это прикол в хорошем смысле слова. Люблю приходить на выставки и смеяться. Между чем-то мрачным и очень глубоким я, скорее, выберу что-то легкое, ироничное, смешное и колкое. Поэтому для меня наивный стиль и ирония ближе всего. Ирония поддевает человека, такие работы заигрывают и вызывают эмоции.
Недавно у тебя открылась выставка под названием «Бабушкина комната». Расскажи об идее этого проекта и о том, как фигура бабушки связана с твоими работами?
Это была групповая выставка под названием «Интерьер» в арт-пространстве «ИЗИ». Задачей каждого художника было выбрать себе уголок, сделать в нем концептуальный интерьер и разместить свои работы. Я подумала, что не будет ничего лучше, чем воссоздать что-то домашнее, родное, о семье и маме с бабушкой. Мы клеили обои, я искала советские комоды, столы, случайно появилась старая швейная машинка, которая отлично вписалась. Так как моя бабушка очень аккуратный человек, у которого все на своем месте, всегда прибрано, мне хотелось создать именно такое место. Цветное, красивое, аккуратное. Как будто бабушка пришла и приложила руку к обустройству. Бабушка живет под Екатеринбургом, но знает, что я часто вдохновляюсь ею, а она поддерживает все мои выставки.
Бабушка всю жизнь работала педагогом, поэтому в ней есть строгость. Меня в детстве поражало, насколько она может совмещать строгость с образом Мэрилин Монро. Я люблю называть ее именно так — Мэрилин Монро, потому что она шьет себе платья, наряды, носит туфли на каблуке, всегда при параде и просто летает по земле. Меня в ней это всегда вдохновляло.
Мама тоже мой образ для вдохновения — она в моих глазах всегда была сильная, несокрушимая.
Где и как начинался твой проект «Ласковый кирпичик»?
Идея родилась спонтанно. Мы с подружкой собирались поехать в Выборг. В этом городе очень много кирпичей, брусчатки, прямоугольных форм. В ночь накануне поездки я подумала, что было бы интересно оставить что-то в Выборге. Обычно с уличным искусством ассоциируются рисунки на улицах, а мне пришла мысль интегрировать ткань — придумалось одеть кирпичики в так называемые курточки, и написать на них ласковые надписи, например, «Мой бархатный кирпичик». Одеть в эту ласку и мягкость здание, каменные структуры. Затем я перенесла проект в Питер.
Мои «Ласковые кирпичики» очень легко снять со стен. Я специально не делаю крепления, которые могут нарушать фасад здания, поэтому они очень легко снимаются, и очень многие работы забирают сразу же. Если не ошибаюсь, в Озерном переулке и в пространстве АТС на улице Некрасова до сих пор сохранились работы.
В марте Befree выпустил футболки с твоими рисунками. С чего начиналась и как проходила работа над проектом?
У Befree есть проект — Co:Create Hub. Это отдельный сайт, на котором можно зарегистрироваться любому креатору и предложить свою работу. Я несколько дней выкладывала работы, примерно через две-три недели мне написали и предложили сделать небольшую линейку футболок с моими иллюстрациями. Мои героини часто обнажены, но для Befree я их специально одела — немного поменяла эскизы. После проработки проекта ждала примерно полгода до того, как футболки появились в продаже. Хочу отметить, что ребята из Befree узнали меня как автора на сайте, потому что до этого видели мои работы на ярмарках современного искусства.
Что можешь рассказать о своем участии в ярмарках современного искусства WIN-WIN и blazar?
На WIN-WIN я планировала поездку без ожиданий, потому что от многих коллег слышала, что продажи там не очень. Как будто люди не заинтересованы в покупке искусства, но на моем личном опыте и на опыте моих питерских друзей, все прошло максимально круто. В первый день в первые два часа ярмарки у меня разобрали половину работ. На следующий день я специально просыпалась пораньше и отрисовывала новые работы, чтобы стенд был не совсем пустым. То есть у меня осталось большое впечатление от WIN-WIN в плане заработка, ярмарки — это действительно хорошая возможность заработка для художника.
И blazar — это отдельная любовь, потому что там, наверное, я впервые увидела такую востребованность работ, особенно небольших. Их покупали и покупали. Конечно, очень приятно приезжать на ярмарку и видеть, что люди готовы платить за искусство. Это очень важный аспект для художника, который дает силы и мотивацию работать дальше.
Что такое визионерство, кто такой настоящий визионер и что для тебя значит фраза «Не смотреть, а видеть»?
Визионерство — это трендсеттерство. Пока кто-то смеется над смешными фасонами на модных подиумах, которые невозможно носить в обычной жизни, я понимаю, что любая мода — это прежде всего ответ на социальные и политические тенденции в мире, которые публика чаще всего пока не ощущает, но оно уже сформировались. Художники для меня — это тоже трендсеттеры. Они улавливают то, чего пока нет в широком понимании, и создают визуальную форму.
Настоящий визионер — очень эмпатичный человек, который тонко ощущает мир и может сформулировать, каким будет будущее.
«Не смотреть, а видеть» — это понимать, обдумывать что-то, не просто воспринимать как данность, а смотреть вглубь и в сущность.
Чем, на твой взгляд, отличается твое поколение в разных сферах — искусства, отношения к работе, среде, потреблению?
Если судить по моему окружению и моим друзьям, то мне очень нравится, что у нашего поколения есть культ отрицания алкоголя. У меня все знакомые отказываются от него и делают выбор в пользу полностью трезвой жизни. И приоритетом становится забота о ментальном — душевное состояние сейчас всегда на первом месте. И я бы назвала наше поколение очень добрыми. Мне кажется, мы все очень добрые. При этом сильной разницы со своими взрослыми знакомыми я не ощущаю, если честно.
В соцсетях ты достаточно подробно рассказываешь о своем творчестве и личной жизни. Поделись своим отношением к самопрезентации в соцсетях.
Соцсети как самопрезентация — очень важная вещь, потому что они позволяют хорошо выстроить личный бренд с помощью визуализации и мыслей, которые ты транслируешь, что влияет на те же продажи и лояльность аудитории. В социальных сетях намного проще найти людей, которым будет близко то, что ты делаешь, легче найти точки соприкосновения. То есть иногда стоит просто что-то рассказать о себе, чтобы человек в этом узнал себя и проникся тобой. То есть никаких сверхусилий. Крутой инструмент, но все же не стопроцентный — очень важна оффлайн-жизнь и взаимосвязь с миром.
Над какими проектами ты сейчас работаешь?
Готовлю специальную серию, которую мы представим с арт-румом IRNBY от Насти Мироновой на ярмарке современного искусства PAF уже в мае. И начинаю обдумывать концепцию персональной выставки, которая пройдет в августе в пространстве Библиотеки имени Маяковского в Санкт-Петербурге.
Что для тебя самое ценное в твоем творчестве?
Понимание того, что одна моя работа, которую я, возможно, сделаю бессознательно, может стать для кого-то чем-то очень личным, исцеляющим или может оказаться частью истории. Я работаю со словом, но не каждому написанному слову могу придать личное значение. Иногда могу просто что-то написать, потому что мне нравится само слово или как оно звучит. А потом, когда ты презентуешь работу, человек ее видит по-своему, и оказывается, что именно эта работа для него становится чем-то сокровенным. Для меня это самое волшебное и самое ценное, что может давать творчество людям.
