Стиль
Вещи Оборот в ₽500 млн и Хайди Клум среди клиентов: история бренда Monochrome
Стиль
Вещи Оборот в ₽500 млн и Хайди Клум среди клиентов: история бренда Monochrome
Вещи

Оборот в ₽500 млн и Хайди Клум среди клиентов: история бренда Monochrome

Сооснователи Monochrome Алиса Боха и Николай Богданович
Сооснователи Monochrome Алиса Боха и Николай Богданович
Российский бренд оверсайз-одежды Monochrome открывает бутик в Столешниковом переулке. Редактор моды «РБК Стиль» Алина Малютина поговорила с сооснователями марки Алисой Бохой и Николаем Богдановичем о том, как они к этому пришли

Мы встречаемся с Алисой и Николаем в магазине Monochrome на Малой Никитской, который они открыли летом 2020 года вопреки пандемии. Располагаемся прямо на широких подоконниках среди рейлов с оверсайз-одеждой в духоподъемных цветах, которая за шесть лет существования марки полюбилась не только москвичам, но и жителям других российских и зарубежных регионов. Однако, кажется, они стягиваются сюда не только ради шопинга: кто-то заходит выпить кофе из стаканчика, оформленного в стиле недавней коллаборации Monochrome с «Союзмультфильмом» (магазин совмещен с кофейней в формате take away), а кто-то, как и я, — пообщаться с основателями, которые приезжают проверить дела из родного Зеленограда. Так или иначе, во время интервью (оно, к слову, проходило в разгар рабочего вторника) пространство было наполнено людьми — наглядный показатель успеха модного бренда. И все же к Monochrome остаются вопросы: возможен ли такой рост без инвестиций со стороны и связей со звездами (Алиса долгое время работала стилистом), чем обусловлена сравнительно высокая стоимость изделий — в среднем 17 тыс. руб. за хлопковое худи — и наконец, зачем локальной марке понадобился бутик по соседству с представительствами гигантов люкса. Об этом и поговорили.

Изначально Monochrome — это бренд дизайнерской полиграфии. Как дело дошло до одежды?

Николай: Бренд дизайнерской полиграфии просуществовал полгода, но именно он помог мне познакомиться с Алисой. В то время она работала стилистом таких звезд, как Вера Брежнева, Полина Гагарина и Елена Подкаминская, и была большой звездой по меркам нашего небольшого Зеленограда, а я искал способ продвижения своей продукции. Написал Алисе, предложил скетчбук в подарок, а потом случилось так, что only business перерос в family business.

В действительности, я всегда хотел создавать одежду. У моего знакомого был бренд базовых футболок со смешными принтами, и я тоже думал двигаться в этом направлении. Тем более что понимание производственного процесса у меня уже было. Но в какой-то момент пришла Алиса и сказала: «Так, это все чушь, давай делать по-другому». (Смеется.)

Алиса: Нет, не чушь. Просто это была самая обыкновенная футболка с большим логотипом, мерч. Эту футболку я надела на Лену Подкаминскую, которую собирала на премьеру фильма. Я, если честно, уже забыла про эту историю, поэтому мы долгое время всем говорили, что первой одеждой под брендом Monochrome был гипертрофированно большой свитшот с непропорционально длинными рукавами. Он немного похож на то, что мы создаем сейчас.

Как он появился?

Алиса: Тут важно помнить, что я не дизайнер, а стилист. Мне хотелось соединить в одной вещи несколько разных: длину взять отсюда, рукава — оттуда. Получился некий собирательный образ, конструктор.

Николай: Но самое главное, что ты хотела создать себе униформу на каждый день, чтобы было удобно работать на примерках и съемках.

Алиса: Да, в свитшоте я пришла на съемку шоу «Угадай мелодию», где нарядила Веру Брежневу в красивое платье Kalmanovich. В гримерке «Останкино» было настолько холодно, что я сняла свитшот и накинула на Веру, а она оставила его себе и после появилась в вещи то ли на вечеринке, то ли на концерте. С учетом того, что Вера вообще никуда не ходит, фотографии облетели весь интернет. Многие начали искать свитшот по логотипу Monochrome, указанному на лицевой части, и стучаться в наш инстаграм. В нем тогда еще были фото блокнотов, но мы понемногу выкладывали одежду, которую фотографировали дома у друзей на фоне простыней. Люди интересовались, можно ли купить свитшот, как у Веры, а у нас не было ни свитшотов, ни денег, чтобы их сшить. Тогда Коля предложить работать по предзаказу.

Знали, где отшивать, где заказывать ткани?

Николай: Помогли сарафанное радио и тот факт, что полиграфический бизнес тесно связан с рекламой, где все знакомы между собой. К тому же, пригодилась моя пытливость. Я пришел в полиграфию и спросил у ребят: «Где вы заказываете пошитые футболки?» — «Вот там». Потом позвонил в указанное место: «Кто шьет вам футболки?» — «Вот тот». И так далее. В итоге мы вышли на рекламное агентство, которое под ключ сшило серию свитшотов. Но перед этим посмеялось над эскизами: «Если деньги некуда девать, давайте сделаем».

Алиса: Оверсайз тогда еще никто не понимал. Например, когда я решила сделать свитер (такой же большой, как наши свитшоты) и пришла на вязальное производство, то услышала от тетушек, которые там работали: «Дочка, это же четыре свитера можно связать!» Говорю: «Мне не четыре, мне один надо». «Да и манжет неудобный, кто же такое будет носить?» — не останавливались они.

Николай: Более того, подписчики тоже к этому так относились. Первые покупатели, получившие свитшоты по предзаказу, говорили: «Вы что, рехнулись совсем? Вещь слишком большая».

Алиса: В общем, нас на протяжении всего пути убеждали, что мы делаем продукт, который никому не нужен.

«Дочка, это же четыре свитера можно связать!» Говорю: «Мне не четыре, мне один надо».

Почему вы верили в обратное?

Николай: Потому что не было других вариантов. (Смеется.) Мы потратили все деньги, а я на тот момент был уже без работы. Тетушкам говорили: «Вы ничего не понимаете». А подписчикам, которые были шокированы параметрами изделия, предлагали немного пожить с вещью, а если не понравится, оформить возврат. Но никто ничего не возвращал.

Как вы нашли людей, которые тоже поверили в вашу идею, и сформировали постоянную команду?

Алиса: Все было постепенно. Моя подруга делала платья для беременных и в какой-то момент открыла цех в Первомайске, к которому мы решили примкнуть. Там мы встретили нашу Наташу. Однажды она за ночь и без примерок сшила по моей срочной просьбе платье для съемки с Аней Лорак. И она же была тем человеком, которая посмотрела на вещи, сделанные рекламным агентством, и сказала: «Так, здесь все понятно, но нужно лекала довести до ума». Без вопросов, без возмущений. Цех подруги давно закрылся, но Наташа осталась с нами. Сейчас она работает в Monochrome главным конструктором и начальником производства.

Как думаете, был бы у вас настолько успешный старт без обширного круга знакомых, особенно звездных?

Алиса: Думаю, что продукт мог и не зайти. Отвечая на вопрос о том, как мы начинали, я говорила, что мы буквально делали все на коленке, что все это большая удача. Но Коля меня не раз поправлял, напоминая, что мое многолетнее сотрудничество со звездами и репутация стилиста — это наработанный, существенный капитал, ценное вложение в бизнес на старте.

Николай: Monochrome возник не на пустом месте, а как результат профессионального роста успешного стилиста. Сначала звезды были готовы сниматься в наших кампаниях из уважения к Алисе, а сейчас делают это потому, что мы создаем действительно классный продукт и интересный контент.

Однажды я говорила Алисе, что была скептично настроена по отношению к Monochrome, поскольку часто видела отметки бренда у блогеров, многие из которых соглашаются на весьма сомнительную рекламу.

Алиса: Суть в том, что нам пишет большое количество разномастных инфлюэнсеров с предложениями поработать по бартеру: вещь за пост. Но мы отказываем даже людям с миллионами подписчиков. Просто потому, что нам это не близко. Мы считаем, что все должно быть органично и по любви. В то же время многие из амбассадоров Monochrome, звезды и блогеры, не спрашивают, а идут и покупают наши вещи. Например, к нам часто забегает Екатерина Варнава. Я ей пишу: «Ты что, купила? Зачем? Я бы тебе подарила». А она чуть ли не оскорбленно: «Ну, вообще-то у меня есть деньги». Поэтому если вы видите нас на известных личностях, то в 99% случаев это их честные покупки.

А вообще сегодня звезда влияет на продажи?

Алиса: Честно говоря, мне кажется, что уже не влияет. Да, от некоторых блогеров может приходить огромная аудитория, но посмотреть и спросить, а не купить.

Даже если это Хайди Клум и Тина Кунаки?

Николай: Это больше про маркетинг, ориентированный на российский рынок или даже на нас самих.

Алиса: Да, мы просто тешим свое самолюбие. (Смеется.)

Тина Кунаки в свитшоте Monochrome
Тина Кунаки в свитшоте Monochrome

Как у них оказались ваши вещи?

Алиса: И Хайди, и Тина нам очень нравятся. Поэтому мы просто написали их стилистам с предложением отправить вещи. Недавно мы также связались с актрисой, которая снимается в новой «Сплетнице». Как правило, все очень дружелюбно отвечают.

Николай: Сейчас ты рассказала, и другие бренды тоже начнут им писать.

Алиса: Коллеги, на самом деле это стоит миллионы и миллионы долларов. (Смеется.)

Николай: Хотя мы привыкли, что многие идут по нашему пути.

Алиса: Например, недавно я получила сообщение от нашей постоянной модели Ланы о том, что она пришла на съемку и увидела вещи, похожие на наши. Я не требовала от нее отказываться от работы, но она сама это сделала, ушла.

Как относитесь к тому, что вас копируют? Судитесь?

Николай: Судились. Обращались по статье о степени смешения товарных знаков (уровень схожести товарных знаков, при котором они ассоциируются друг с другом и тем самым могут ввести потребителей в заблуждение. — «РБК Стиль»). Мы были похожи по целому ряду факторов: расположение логотипа, шрифт, технология нанесения. Но суд счел наши аргументы недостаточно основательными и вынес решение не в нашу пользу. Однако если говорить о прямом использовании товарных знаков, включая фирменный паттерн, то наши адвокаты постоянно работают с нарушителями прав: открываются административные дела, блокируются аккаунты.

Алиса: Интересно, что копируют не только дизайн, но и нейминг, сайт, упаковку и даже месторасположение магазина. Мы открыли точку в районе Патриков, и бац — бренд, который тоже делает оверсайз-худи, разместился по соседству. Мы построили зеркальный куб для подсобки и визуального вытягивания помещения, и бац — у соседей тоже появился зеркальный куб. И смешно, и грустно.

Вернемся к разговору о производстве. Как я понимаю, у вас есть собственный цех в Зеленограде. Почему вы решили его открыть и во сколько вам это вышло?

Николай: Мы достаточно быстро поняли, что нужно открыть собственное производство, чтобы замкнуть все процессы на себе и не зависеть от подрядчиков. Начали с помещения в 150 кв. м, а сейчас у нас больше 1 тыс. кв. м: соседи съезжают — мы заезжаем. На старте вложения составили порядка 5 млн руб. В эту сумму входили затраты на подбор персонала, закупку оборудования, калибровку техники, дизайнерский ремонт и обустройство рабочих мест. Для нас изначально было важно создать атмосферу, в которую хочется возвращаться, чтобы утром сотрудники с радостью шли на работу, а вечером рассказывали семье о том, как прошел их день, что нового они придумали и сшили. Ведь почему ни у кого не получается обойти Monochrome? Вы можете скопировать вещь, но дело вообще не в вещи. Не хочу произносить громких слов, но дело и правда в философии, в том, как бренд работает и живет.

Вы совсем отказались от аутсорса?

Николай: Нет, конечно. Мы пробовали сами шить изделия из денима, но поняли, что нужны другие машины. Нам нет смысла их закупать. К примеру, мы постоянно обновляем и совершенствуем оборудование, предназначенное для производства трикотажа, вслед за появлением новых технологий. Но мы не можем делать это по каждому направлению. Более того, никто не может. Gucci, Chanel и другие люксовые бренды тоже работают с аутсорсом.

Если вы совершенствуете свое производство, то чем худи Monochrome, купленное мной два года назад, будет отличаться от того, что висит на рейле сегодня?

Николай: Всем. Неизменной остается только ДНК. Мы переосмысляем крой, конструкцию, детали и декоративные элементы, но главное — ткани. Сначала мы закупали стоковые ткани, а сейчас фабрики (мы работаем с Турцией, Италией, Португалией, Индией) делают их по нашему спецзаказу. Оверсайз — очень капризный вид изделия в плане работы с фактурой и спецификой материала. Необходимо обеспечить посадку. На рынке достаточно мало тканей, которые отвечают этому требованию, поэтому мы придумываем их сами. Это чистая математика, закон сообщающихся сосудов: убираешь в одном месте, прибавляешь в другом. Если убираешь флис, основу, на которой все держится, то должен уплотнить ткань. Если убираешь синтетические волокна и оставляешь только хлопок, то он сам по себе становится крепче, нужно лишь увеличить вес. Очень много таких нюансов, о которых узнаешь либо по наводке партнеров, либо методом собственных проб и ошибок.

Правильно ли я понимаю, что на сравнительную дороговизну изделий Monochrome влияют именно ткани, сделанные по спецзаказу, а также то, что на пошив одной оверсайз-вещи уходит столько, сколько могло бы пойти на пошив двух-трех?

Алиса: Да. К тому же в стоимость худи входит упаковка, красивая плотная коробка.

Николай: Но это лишь малая доля в ценообразовании. Мы полностью прозрачная компания: с белыми зарплатами, договорными отношениями с подрядчиками, сертифицированными тканями, четкой системой импорта сырья и экспорта товаров. Все это оборачивается пошлинами и налогами. Мы не жалуемся, мы изначально выбрали для себя такой подход, но признаем, что он не всегда удобен. Например, сейчас мы прорабатываем ювелирную линию, но сроки ее поступления в продажу задерживаются из-за бюрократических процессов, которые касаются в том числе оборота драгметаллов.

Еще одна важная составляющая в ценообразовании — сам подход к производству. У нас нет потока, нет бригад. Каждое изделие — от первой строчки до финальной сборки — отшивается портным индивидуально, каждый из них несет персональную ответственность за изделие.

На рынке достаточно мало тканей, которые отвечают нашему требованию, поэтому мы придумываем их сами.

Считаете ли вы себя уже настолько классными, что можете делать наценку за бренд?

Николай: Давайте по-честному. Мы ее и делаем. Но, разумеется, не кладем в карман, а направляем на разработку коллекций и инициатив. Мы много экспериментируем, заказываем ткани, которые в конечном счете не идут в работу. К тому же у нас есть контракт по утилизации отходов. Мы движемся к тому, чтобы стать плюс-минус устойчивой компанией. Например, сейчас любой может принести бывшую в употреблении вещь Monochrome и получить 15% скидку (важно помнить, что у нас нет распродаж — ни новогодней, ни «черной пятницы»). Сданная вещь отправляется на утилизацию: если она непригодна для повторного использования, то с нее снимают металлические детали и резиновое тиснение и перерабатывают, а если она в хорошем состоянии, то передают нуждающимся. Кроме того, мы утилизируем остатки тканей и картона и за все это тоже платим деньги.

Поговорим о коллаборациях. Какая компания была у вас первой?

Алиса: «Яндекс.Еда». Пару лет назад они открыли интернет-магазин дизайнерских вещей, но мы даже не погрузились в эту идею. Я на коленке нарисовала эскизы, сфотографировала получившиеся вещи, отправила, забрала деньги и забыла об этом. Спустя некоторое время, когда «Яндекс» показал все коллаборации, в том числе с дизайнером Тиграном Аветисяном и Mozi, ювелиром Моргенштерна и Славы Марлоу, я поняла весь масштаб проекта и испытала шок. Примерно тогда же к нам обратился Reebok, совместную коллекцию с которым мы готовили два года. За это время успела выйти коллаборация с Институтом цвета Pantone. Она была «галочкой» для Коли.

Николай: Дело в том, что я не люблю лицемерие. Как только Pantone объявил главный цвет 2020 года, классический синий, все бренды начали наперебой делать синие коллекции, утверждая, что это именно тот оттенок. Мы научились красить ткани тот в тон, но нам было важно, чтобы идентичность цвета подтвердил сам Pantone. Мы написали в Институт и неожиданно для себя получили ответ. Отправили им образцы тканей, упаковки и бирок, после чего они очень долго все согласовывали — вплоть до модели, которая принимала участие в съемке. Сейчас мы работаем с ними уже третий год, готовим коллекцию по мотивам нового цвета. И все происходит, конечно, быстрее.

Monochrome X Pantone, 2019
Monochrome X Pantone, 2019
Monochrome X Pantone, 2020
Monochrome X Pantone, 2020

С Reebok вы тоже связывались сами?

Алиса: Нет, это они к нам пришли. В тот момент мы постоянно получали предложения о сотрудничестве. Я приходила к Коле и говорила: «Вася Пупкин предложил сделать нам это». Коля отвечал: «Нет, Вася Пупкин не подходит». Затем снова: «Маша Иванова предложила сделать нам то». — «Нет, Маша Иванова не подходит». Тогда мне позвонил университетский знакомый, который сейчас работает в головном офисе Reebok в Бостоне, и сказал, что бренд рассматривает нас для коллаборации. «Коля, тут Reebok» — «Reebok подходит». (Смеется.)

Николай: Дождался своего.

Насколько сильно Reebok вмешивался в творческий процесс?

Николай: Вообще не вмешивался. У нас четкий контракт: мы отвечаем за креатив, они — за производство. Правда, в первой коллекции мы остановились лишь на одном продукте — оверсайз-пуховике.

Алиса: Они даже компенсировали расходы на съемку. Выделили сумму, в разы превышающую ту, что мы тратим при подготовке наших обычных кампаний. Но в итоге мы почувствовали такую ответственность, что размахнулись и едва уложились в бюджет. Полетели всей командой в Сочи, снимали в трех локациях в течение двух съемочных дней, обеспечили комфортное размещение каждому участнику процесса и полные гонорары. Не было такого, что раз это Reebok, то все снимают за портфолио или со скидкой. Нет.

Как показала себя коллаборация?

Николай: Стоит ли это комментировать? (Смеется.)

Алиса: Вещи до сих пор продают на ресейл-площадках по ценам, превышающим первоначальные. Более того, за день до старта продаж мы провели презентацию для постоянных клиентов и красные пуховики просто смели. До наших рейлов они не добрались совсем, а у Reebok было представлено всего несколько экземпляров.

Чем отличается новая коллаборация с Reebok, помимо цветовой гаммы?

Николай: С точки зрения организационных процессов ничем. С точки зрения ассортимента — в ней появились костюмы из худи и брюк, футболки и кроссовки. Мы буквально бились за право сделать кроссовки, и Reebok доверил нам свою культовую модель Club C. Мы не только поменяли дизайн, но и немного зашли на территорию технической разработки. Поверхность сделали из премиальной кожи, а внутреннюю часть — из переработанных материалов. Вся коллекция строится на принципах экоустойчивости. Для Reebok это важно. Мы, в свою очередь, не можем похвастаться суперэкологичностью, хотя и движемся в этом направлении, но когда технологии бизнес-гиганта позволяют создать экологичный продукт и по-настоящему, а не на словах, поработать с ресайклом, то просто глупо от этого отказываться.

Нет ощущения, что как локальная марка вы уже достигли потолка?

Николай: Уже давно. И это проблема. Наши амбиции ведут нас за океан, но организационно мы не можем это обеспечить. Например, в данный момент у Monochrome много заказов из-за рубежа, но заказчикам приходится платить огромную пошлину, помимо оплаты доставки. Мы получаем обратную связь, что все круто, все сидит, но конечная стоимость для клиента слишком высока. Проблему можно обойти, открыв офис и склад в еврозоне. Этот вопрос решится только в 2022 году.

Знаю, что вы не продаетесь в мультибрендах. Это принципиальная позиция?

Николай: Нет, мы пробовали сотрудничать, например, с «Цветным» и универмагом Au Pont Rouge в Петербурге. Также к нам с предложением выходил ЦУМ. Но у нас достаточно высокие требования к тому, как должен быть представлен продукт. Важно все, вплоть до этажа, на котором разместится корнер, и освещения. Могу сказать, что мы лучше не заработаем, чем пожертвуем имиджем и в каком-то смысле душой.

Мы лучше не заработаем, чем пожертвуем имиджем.

Я вновь побуду Юрием Дудем. Откуда деньги? В одном из интервью вы говорили, что обратились к сторонним инвестициям лишь раз, взяв у друга взаймы 50 тыс. руб., и посчитали, что это плохая идея.

Николай: Все так. Мы сумели организовать свой бизнес так, что нам хватает на все наши «хотелки». Например, сейчас мы решили внепланово открыть магазин в Санкт-Петербурге — просто потому, что заново влюбились в город. К тому же напротив «Гранд Отеля Европа», где мы обычно останавливаемся с Алисой, освободилось помещение. Подумали, что было бы здорово после завтрака перейти дорогу, выпить кофе, проверить дела и пообщаться с клиентами. Мы не покупаем себе дворцы и самолеты, а все вкладываем в развитие компании.

Это ведь здание на Невском проспекте?

Николай: Да, но вход в наш магазин предусмотрительно будет с проулка. Нам важно обходить туристические тропы, чтобы люди шли в Monochrome целенаправленно. Тем более не хочется по десять раз на дню мыть в магазине полы. (Смеется.)

Какой годовой оборот у Monochrome?

Николай: В прошлом году был 360 млн руб., а в этом — уже 500 млн. руб. Если успеем получить и реализовать коллаборацию с Reebok до конца 2021 года, будет сильно больше.

Магазин Monochrome на Малой Никитской
Магазин Monochrome на Малой Никитской

Правильно ли я понимаю, что этому во многом способствовал карантин?

Николай: У нас еще до карантина были хорошие продажи. Но могу сказать, что он не навредил. Это мы сейчас понимаем масштабы пандемии, а тогда никто ничего не осознавал. Люди всерьез думали, что в город придут военные, что закончатся продукты. Мы с Алисой посмотрели на растущий бизнес и решили: если карантин продлится долго, то, как бы мы ни пытались выехать за счет скидок, все равно прогорим. Вышли к сотрудникам и объяснили, что у нас есть запас прочности, который позволяет платить им зарплату даже в нерабочие дни. А потом обратились к клиентам, попросив их не покупать у нас одежду без необходимости, а позаботиться о своем здоровье и благополучии близких. Заказать доставку в ресторане, в конце концов. Ведь именно это самая пострадавшая отрасль — никак не фэшн. На все, что мы делаем, мы стараемся смотреть глазами наших детей. Хочется, чтобы они нами гордились. Но так вышло, что нами гордились еще и клиенты, мы получили фантастическую обратную связь. Заказы не прекратились.

Вы нашли свой продукт, заняли свою нишу. Зачем вам идти в люксовый сегмент и открывать бутик в Столешниковом переулке?

Николай: Изначально мы думали открыть кафе, но риелтор предложила нам рассмотреть помещение в Столешке, объяснив, что кафе там не получится, а вот бутик — вполне. Все это совершенно нецелесообразно, поскольку новая точка находится недалеко от нашего магазина на Малой Никитской. Но мы просто влюбились в пространство, в эти большие витрины. Также подкупило месторасположение, знаковое для Алисы.

Алиса: Во времена работы стилистом я ходила по Столешке и собирала вещи для съемок в брендовых бутиках. А теперь здесь открывается бутик нашего бренда. Рядом — Hermès, напротив — Cartier.

Чем бутик Monochrome отличается от магазина?

Николай: Во-первых, ассортиментом. В бутике есть эксклюзивные позиции. Это вещи, которые не выходят в массовую продажу из-за технологичных тканей, которые довольно сложно воспроизвести. Такие модели доступны в количестве пяти-семи экземпляров и стоят дороже, чем вещи из основной линии. Во-вторых, отличается интерьер. Дизайнер тот же, что делал нам помещение на Малой Никитской, но мы ставили перед ним другую задачу. Даже не знаю, как это объяснить. Но скажу, что на согласование дизайна у нас ушло пару месяцев.

Изменит ли это ваше позиционирование — например, выбор инфлюэнсеров?

Николай: Monochrome меняется сам по себе. У нас нет бренд-стратегии, нет планов относительно заработка. Мы не стремились выйти на оборот в полмиллиарда. Мы просто делали свое дело и делали его честно, с душой. Все преференции просто приходят следом. Хорошие инфлюэнсеры видят: «Ух, ничего себе, ребята дают» — и хотят быть частью этого. И наверное, деньги появляются у нас по той же причине. (Улыбаются вместе.)

История Lesyanebo: как создать успешный бренд одежды в России