В этом году Берлинале переживает очередное обновление. После пяти лет работы отправлен в отставку бывший арт-директор фестиваля Карло Шатриан — его политика набора экстремального арт-хауса не самым удачным образом согласовывалась со статусом Берлинале как крупнейшего по числу зрителей публичного кинофестиваля в мире. Планы сделать его конкурентоспособным в одном ряду с Каннами и Венецией теперь будет реализовывать Триша Таттл. В прошлом она руководила Лондонским кинофестивалем, который хоть и не входит в число главных в мире, но может похвастаться большим количеством голливудских звезд, с удовольствием посещающих британские премьеры своих фильмов. Вообще Лондону удается сочетать гламур с синефилией продвинутого городского зрителя, и Берлин, кажется, не прочь взять этот опыт на вооружение, присовокупив его к большому числу своих собственных несомненных достоинств.
В 2025 году Берлинале, в отличие от Канн и Венеции, по-прежнему не смог обеспечить себе мировые премьеры глобальных арт-хитов (хотя еще сравнительно недавно, при Дитере Косслике, здесь проходили большие премьеры «Пиксара» и «Марвела», Уэса Андерсона, братьев Коэнов и Мартина Скорсезе). И новое руководство сделало ставку на премьеры германские — в конце концов, немецкий рынок не менее соблазнителен для дистрибьюторов, чем британский. А на местные премьеры «Боба Дилана» Джеймса Мэнголда и «Микки 17» Пон Джун-хо на Берлинале прибывают Тимоти Шаламе и Роберт Паттинсон соответственно.
Более сбалансированным представляется в этом году и выбор председателя жюри — им стал хороший американский режиссер Тодд Хейнс («Май декабрь», «Вдали от рая», «Кэрол»). При прошлом руководстве наблюдателей поражали решения, вынесенные жюри под предводительством киноактрис Кристен Стюарт и Лупиты Нионго (обе выбрали в качестве победителей документальные фильмы, читайте об этом здесь и здесь). Среди других новаций нового берлинского руководства: ликвидирован второй по значению конкурс «Встречи» (Encounters), новый конкурс молодого кино получил еще более оригинальное название «Перспективы».
Жюри 75-го Берлинского международного кинофестиваля: Набиль Аюш, Родриго Морено, Мария Шрадер, Тодд Хейнс (председатель), Фань Бинбин, Бина Дайгелер и Эми Николсон. Берлин, 13 февраля
Если конкурсная программа прошлого года была песнью независимому, низкобюджетному, нишевому кино, снятому часто неведомыми миру авторами, в том числе из Непала, Туниса и Доминиканской республики, то самыми экзотическими странами в конкурсе этого года стали Бразилия, Мексика и Китай (сразу с двумя фильмами) — огромные, важные и всем хорошо известные кинотерритории. Среди участников конкурса — всего две немецкие картины, что для Берлинале непривычно мало. Российское кино вновь отсутствует, зато есть украинский документальный фильм «Временная метка» (Timestamp) Катерины Горностай.
Из фильмов, ожидающихся в этом году не без некоторого интереса, можно отметить «Мечты» (Dreams) Мишеля Франко с Джессикой Честейн и «Голубую луну» (Blue Moon) Ричарда Линклейтера с Итаном Хоуком и Маргарет Куолли. Лауреат Венеции за «Новый порядок», Франко не был замечен ранее на Берлинале — видимо, это и дало Variety повод написать, что берлинский лайнап «стал чуть ближе к каннскому». Как всегда, фестиваль не смог обойтись без новых фильмов вездесущего корейца Хон Сан-су (читайте о нем здесь и здесь) и румына Раду Жуде — смена руководства никак не отразилась на их постоянном присутствии в берлинском конкурсе.
То же самое можно сказать и о Томе Тыквере: его фильмы уже дважды открывали Берлинале, и вот пришел черед третьего раза. К сожалению, его почти трехчасовой кинороман под названием «Свет» (Das Licht) можно назвать худшей работой этого мастера на сегодняшний день. Век некоторых режиссеров короток, и, может быть, чувствуя это, они стремятся нагнать давно уехавший поезд — надо ли говорить, что это никогда ни у кого не получалось? Тыквер старательно жмет на педаль — в его трехчасовой «магнолии» постоянно льет дождь, редкое путешествие по воздуху или по морю не заканчивается катастрофой, Ларс Айдингер по привычке ходит голым, музыка сочинения самого режиссера непрестанно играет на заднем плане, и в первые же минуты зрителя ожидает несколько смертей.
Для приготовления этого безбожно пережаренного блюда режиссер прибегает буквально к каждому рецепту в поваренной книге — от битых временем трюков «магического реализма» до ухищрений «виртуальной реальности». Малоинтересные персонажи вдруг неожиданно начинают петь и танцевать, а то и летать, а то и превращаются в свою манга-версию. И вот для чего: по сюжету «креативная» немецкая семья, по мысли режиссера (в первых же сценах отправившего на тот свет польскую домработницу и арабского курьера), не преодолевшая колониальных комплексов, в корне меняется под воздействием пришедшей на смену польской домработнице домработницы сирийской. Та регулярно пользуется некоей лампой, возвращающей к ней ее погибшую семью — зеркально отражающуюся в благополучной семье немецкой. Члены последней под воздействием этой лампы немедленно переживают духовно-нравственное перерождение, чего нельзя сказать о зрителях: свет, пролившийся на них при просмотре этого вымученного произведения, язык не повернется назвать божественным.
