Стиль
Впечатления От Стивена Фрая до Стивена Кинга: 10 главных книг зимы
Стиль
Впечатления От Стивена Фрая до Стивена Кинга: 10 главных книг зимы
Впечатления

От Стивена Фрая до Стивена Кинга: 10 главных книг зимы

Фото: пресс-служба
Долгие зимние вечера отчасти наверняка были придуманы для того, чтобы проводить их за чтением. Писатель, переводчик и колумнист «РБК Стиль» Сергей Кумыш рассказывает, какими книжными новинками запасаться на ближайшие месяцы

Салли Руни, «Разговоры с друзьями»

М.: «Синдбад». Перевод с английского А. Бабяшкиной

«Разговоры с друзьями» — дебютная книга Салли Руни, автора «Нормальных людей»; история дружбы на четверых, обернувшейся странным любовным четырехугольником; подробный роман, в котором нет ни одного лишнего слова; как результат, текст приобретает, с одной стороны, невероятную плотность, а с другой, это никак не влияет на его, текста, проходимость: взгляд скользит по странице, не встречая ни смысловых, ни стилистических препятствий (здесь надо отдать должное переводчице Анне Бабяшкиной, очень точно уловившей обманчиво-легковесную интонацию протагонистки Фрэнсис, от лица которой ведется повествование). Формально эмоциональный накал в «Разговорах с друзьями» выше, чем в «Нормальных людях», однако здесь на всем лежит отпечаток некоторой внешней прохладцы, поскольку основные страсти бушуют, как правило, внутри головы главной героини, а ежедневный треп и бесконечные переписки, по большей части, сводятся к обмену словами, которые с тем же успехом можно заменить на междометия. Когда ближе к концу герои все же начинают использовать речь по прямому назначению, разговаривать в полном смысле этого слова, невольно осознаешь, что, если бы не мессенджеры и соцсети (отвечу завтра, если не забуду), не вечные недомолвки, метастазирующие в немоту (доскажу-переспрошу потом, если найду нужные слова), история, при всей ее выверенности и внешней безупречности формы, могла бы быть бы короче процентов этак на восемьдесят. Люди, как нормальные, так и не очень, просто разучились разговаривать — даже с друзьями.

Фото: пресс-служба

Аудур Ава Олафсдоттир, «Отель “Тишина”»

СПб: Polyandria NoAge. Перевод с исландского Т. Шенявской

Фабула самого известного романа исландской писательницы Аудур Авы Олафсдоттир «Отель “Тишина”» (Литературная премия Северного совета, 2016; Литературная награда Исландии, 2018) сводится к следующему: мужику мешают покончить с собой. Главному герою Йонасу вот-вот исполнится пятьдесят, и, оглядываясь на жизнь, что оказалась длинной, он понимает, что только с горем чувствует солидарность. Не желая доставлять друзьям и близким дополнительные неудобства, он кладет в сумку комплект висельника (набор инструментов и крюк, который предполагается закрепить на потолке) и отправляется в некую страну, где недавно закончилась война. Изуродованный взрывами, замерший город. Отель с красноречивым названием «Тишина». И комната, из которой Йонас планирует однажды не выйти. Но, как вскоре выяснится, для того, чтобы свести счеты с жизнью, место на карте он выбрал не самое очевидное. Роман при этом не то чтобы развлекательный, скорее, философский — с той лишь важной оговоркой, что, собирая из подчас разрозненных эпизодов мозаику идей, автор не забывает о читателе, и в тексте, где ловко ввернутое изречение Фридриха Ницше соседствует с раскавыченной цитатой из трудов кардинала Джона Генри Ньюмана, первостепенна все же сама по себе история, да и во главу угла здесь, если разобраться, поставлена эмпатия, а не интеллект.

Фото: пресс-служба

Стивен Кинг, «Будет кровь»

М.: АСТ. Перевод с английского В. Вебера и Т. Покидаевой

Четыре новые повести под одной обложкой. Даже у Стивена Кинга, одного из самых успешных авторов в мире, не только «короля ужасов», но и «современного Диккенса», подобное случается нечасто, но нельзя не признать: «Будет кровь» — тот самый случай, когда книга оправдывает все возложенные на нее ожидания, при этом совершенно неважно, за что любите Кинга лично вы: разочарованным не останется никто. Здесь и драйвовый хоррор, и сентиментальная мистика, и неприукрашенный реализм, а также явные и неявные пересечения с другими работами автора. Так, например, центральной героиней заглавной повести «Будет кровь» стала Холли Гибни, второстепенный персонаж «Мистера Мерседеса» и «Чужака». Значительная часть действия новеллы «Крыса» происходит в городке ТР-90, знакомом постоянным читателям по «Мешку с костями» (на мой субъективный взгляд, лучшему роману Стивена Кинга, с которым «Крыса» во многом совпадает по атмосфере), а одним из второстепенных героев (с небольшой оговоркой, о которой я умолчу) здесь оказывается Джонатан Франзен — на сегодняшний день главный американский прозаик XXI века, в любви к которому Кинг признается при каждом удобном случае последние лет десять. 

Фото: пресс-служба

Патти Смит: «Писательство для меня — форма молитвы»

Джоан Роулинг, «Икабог»

М.: «Махаон». Перевод с английского С. Магомета 

По словам Джоан Роулинг, детский роман «Икабог» она писала урывками –– во время перерывов в работе над последними частями «Гарри Поттера», однако в итоге отложила незаконченную рукопись более чем на десять лет. Идея завершить книгу пришла к ней в разгар пандемии. «Икабог» выкладывался в свободный доступ по частям в течение 34 дней, а юным читателям со всего мира предлагалось нарисовать иллюстрации к главам. Отечественное издание сопровождают 34 иллюстрации, выполненные детьми из России. Художественный мир «Икабога» не пересекается с вселенной «Гарри Поттера». Действие происходит в сказочном королевстве Корнукопия, жители которого издавна слагают легенды о северном чудовище Икабоге, живущем на болотах. Но однажды выясняется, что вымысла в этой уютной детской пугалке гораздо меньше, чем можно было предположить.

Фото: пресс-служба

Оливер Мортон, «Луна. История будущего»

М.: Corpus (проект «Книги Политеха»). Перевод с английского З. Мамедьярова

Формально книга британского журналиста и писателя Оливера Мортона «Луна. История будущего» проходит по разряду научно-популярной литературы, однако на деле является скорее чем-то вроде истории одной на всех мечты, связывающей поколения людей от начала времен; научной медитацией; поэтическим исследованием. Как сказал однажды Доктор Стрэндж, наука — та же магия, до которой мы не доросли. Научное знание не компрометирует наши мечты, а, напротив, делает их масштабнее и смелее; не упраздняет — обогащает поэзию; чем больше мы узнаем о природе тех или иных явлений, тем обширнее, объемнее и непостижимее становится окружающий мир. Примиряя поэзию с фактом и, по сути, доказывая, что одно невозможно без другого, Мортон создает научную биографию Луны, насквозь пропитанную детским интересом к той огромной светящейся желтой штуковине, похожей то на бабушкин блин, трагическую маску, флегматичный солнечный зайчик, то на срезанный кончик ногтя, улыбку, рогалик, лимонную дольку.

Фото: пресс-служба

Нина Агишева, «Шарлотта Бронте делает выбор. Викторианская любовь»

М.: «Редакция Елены Шубиной»

«Шарлотта Бронте делает выбор» — любовный роман, но не совсем в том смысле, какой мы обычно вкладываем в это понятие. Да, в центре сюжета, если отбросить условности, история любви юной Шарлотты Бронте к ее учителю Константину Эже. Однако что это на самом деле — исследование? Размышление над фактами отдельно взятой судьбы? Беллетризованная биография? В некотором смысле и то, и другое, и третье. Но в первую очередь — именно роман, выросший из любви писательницы и критика Нины Агишевой к автору (на «авторку» я все же не решусь: звучит как «человечка» — феминитив от «человека») «Джейн Эйр» и «Городка». Догадка, подтвержденная фактом, выкристаллизовывается здесь в историческую правду, чтобы тут же обернуться правдой художественной; чтобы приблизить нас хотя бы на шаг, обозначить кивком головы направление, подтвердить смутную догадку о существовании того странного места, где нет ни смерти, ни времени, ни даже слов. Однако, чтобы однажды там оказаться, нам в течение жизни приходится искать, подбирать слова абсолютно для всего, творя собственный мир образов и ощущений. Эта книга — результат поиска именно таких слов. 

Фото: пресс-служба

Стивен Фрай, «Троя. Величайшее предание в пересказе»

М.: «Фантом Пресс». Перевод с английского Ш. Мартыновой

Третья книга так называемого «Античного цикла», читать которую можно в отрыве от предыдущих («Миф», «Герои»). «Троя» — не столько пересказ истории, знакомой нам, в первую очередь, по школьным урокам, институтским лекциям и «Илиаде» Гомера, сколько деликатное, персонифицированное ее переосмысление, такое, знаете, с ненавязчивыми карандашными пометками на полях — как будто взялся читать книгу после любимого дядюшки, и об этом самом дядюшке она тебе сообщает не меньше, чем собственно о том, что в ней написано. Я уже когда-то об этом упоминал, но скажу здесь еще раз. Как и многие другие читатели, я привык, что Стивен Фрай — в его писательской ипостаси — изъясняется по-русски словами переводчика Сергея Ильина. Не понимаю, как это удалось (вот уже в третий раз удается) Шаши Мартыновой, продолжившей дело Ильина после его ухода, но от нового Фрая в ее переводческой интерпретации не возникает даже мимолетного ощущения склейки. Это все тот же, моментально распознаваемый голос. 

Фото: пресс-служба

Майкл Каннингем: «Если миру уже не помочь, кому придет в голову писать книжки?»

Марианна Вулф, «Пруст и кальмар: Нейробиология чтения»

М.: «КоЛибри». Перевод с английского Е. Мягковой. Научный редактор П. Зыкин 

Наряду с писательским психологическим блоком (или попросту «затыком»), проблематике которого посвящено множество статей, исследований, а также произведений художественной литературы, есть не менее досадный недуг, а именно — блок читательский, которому уделяется гораздо меньше внимания и научного интереса. Согласно автору мирового бестселлера «Пруст и кальмар», американскому ученому Марианне Вулф, чтение — навык не просто приобретенный, но в некотором смысле искусственный. По сути, это грандиозное изобретение, прорыв в нейробиологии и нейрофизиологии, случившийся за несколько тысяч лет до того, как сами эти термины были впервые сформулированы. Чтение, по словам Вулф, «изменило интеллектуальную эволюцию человеческого вида» — и продолжает менять в соответствии с тем, как трансформируются проводники информации. Ее книга на сегодняшний день –– одна из наиболее впечатляющих и успешных попыток систематизировать и изложить доступным языком накопленные научные знания о чтении, расширить наше понимание самого этого процесса, а также, как следствие, разобраться с возникающими в связи с ним психологическими казусами. Если вы хотя бы раз обнаруживали, что какая-нибудь элементарная фраза, например, «высокий худой человек в зеленой куртке» ровным счетом ни о чем вам не говорит, не дает даже примерного ощущения цвета и представления о физических качествах героя, то — нет, вы не устали, у вас проблемы; впрочем, решить их гораздо проще, чем кажется. «Пруст и кальмар», помимо всего прочего, — не панацея, но как минимум одно из верных средств. 

Фото: пресс-служба

Джонатан Литэм, «Помутнение»

М.: Inspiria. Перевод с английского О. Алякринского

«Помутнение» — роман-игра (или же игра в роман) от автора «Сиротского Бруклина» и «Садов диссидентов» Джонатана Литэма. В центре сюжета –– профессиональный игрок в триктрак и телепат Александер Бруно, который на определенном этапе жизни попадает в ситуацию, когда сам оказывается в роли фишки, поставленной на игральную доску. Книга сочетает в себе элементы мистики, игорного и медицинского триллера и еще целого ряда жанров, которыми автор достаточно ловко жонглирует, таким образом и превращая свое произведение в интеллектуальную игру — с той лишь оговоркой, что собственно интерактивный элемент здесь выражен не более явно, чем в «Волхве» Джона Фаулза (который «Помутнение» отчасти напоминает): суть приема сводится, по сути, к выбиванию почвы из-под ног не только у героя, но и у читателя.

Фото: пресс-служба

Рафаэль Боб-Ваксберг, «Тот, кто полюбит все твои трещины»

М.: «Индивидуум». Перевод с английского А. Ярославцевой 

Дебютный сборник рассказов комика и сценариста Рафаэля Боба-Ваксберга («Конь БоДжек») — книга, с одной стороны, нарочито американская, но, с другой, это все же тот случай, когда форма не то чтобы торжествует над содержанием, но в некотором смысле непрерывно его перезагружает, не копируя привычную реальность, а заново ее творя. Более того, знание контекста далеко не всегда определяет восприятие: я, например, сколько ни пытался, так и не смог разгадать, о чем на самом деле поет Леонид Агутин, но это не мешает мне время от времени слушать его песни и получать от них удовольствие. Рассказы Боба-Ваксберга ироничные, абсурдистские, опустошающе-печальные, дико смешные в буквальном смысле слова «дико» (временами над ними не смеешься даже, а лаешь, как тюлень) — этот набор ингредиентов усваивается более-менее любым читательским организмом. И большинство отсылок здесь все же замешаны на узнавании. Так, например, вошедший в книгу микроцикл «короткие истории» невольно вызывает ассоциации — нет, не с Хемингуэем, а с байкой о рассказе про детские ботинки, который тот на самом деле не писал. А еще Боб-Ваксберг, по ощущениям, — это или распрощавшийся с иллюзиями Джонатан Троппер («Дальше живите сами»), или хорошенько подвыпивший Джастин Халперн («Пипец, сказал отец»), или даже (вот за это сразу прошу меня простить, если вдруг кого обижу) Чак Паланик здорового человека.

Фото: пресс-служба

«Без фильтра» — лучшая бизнес-книга 2020-го. Чему учит история взлета Instagram.