Художник Шишкин: «Если работа задает вопросы, значит, в ней есть ключ»

С детства я мечтал уметь рисовать, но мне всегда не хватало ни навыков, ни усидчивости, ни, наверное, мотивации. Лет в 16 в моей жизни появилась фотография. Для меня это было настоящим открытием: возможность создавать красоту, не владея кистью. Красоту визуальную, живую. Тогда я впервые по-настоящему занялся этим делом. Фотография позволила мне поверить в свои силы и посвятить себя практике — ежедневной, настойчивой, иногда мучительной.

Со временем я понял, что многие художественные практики устроены схоже: в них всегда есть поиск, внимание к себе и к миру. Это стало моей фундаментальной базой, осознанием себя и самого процесса создания произведения. Все это я смог перенести уже в собственную художественную практику, вне fashion- и коммерческого контекста.

Сильно. Не только из-за личной художественной практики, но и из-за того, как меняется само время. Особенно с появлением искусственного интеллекта и генеративных инструментов. Сегодня фотография для меня скорее вспомогательный инструмент в создании работ. Я не владею кистью, но в совершенстве владею фотографическими техниками и именно через них создаю свои произведения. Сейчас уже не воспринимаю фотографию как самостоятельную форму, скорее как подготовительный, промежуточный этап в моей практике.

Это исследование, которое началось еще во время моей учебы в Лондоне в далеком 2015 году. В одном из триместров нам предстояло экспериментировать с разными материалами и техниками, тогда я впервые попробовал печать на малярном скотче. Это был всего лишь один из, наверное, 20 экспериментов, но именно он остался в памяти. Позже, уже живя в Москве, я решил вернуться к этим практикам и вспомнил тот метод, которым пользовался во время учебы. Начал снова тестировать огромное количество материалов и наконец нашел тот, что действительно мне подходит. Тогда это еще не оформилось в финальную технику — я оставлял ее и возвращался к ней снова и снова.

Примерно четыре или пять лет назад я занялся этим серьезнее. Честно говоря, большой потенциал в этом направлении разглядела моя жена Маша — именно она подтолкнула меня к тому, чтобы развивать этот метод. С тех пор я все время оттачиваю и совершенствую технику и саму технологию, потому что в таком направлении до меня никто не работал. Все пришлось изобретать с нуля — и, наверное, именно в этом был азарт. Приятно ощущать себя первопроходцем.

Соединение элементов коллажа и мозаики. Фотография печатается на специальной гофрированной малярной ленте, после чего изображение нарезается на сотни маленьких фрагментов. Каждый из них индивидуально деформируется и вновь соединяется с остальными, так постепенно восстанавливается исходное изображение — но уже в новом, измененном виде.

Конечно, на мой подход повлиял опыт пленочной фотографии. Думаю, он стал своего рода приквелом к тому, чем я занимаюсь сейчас. Пленка, в отличие от цифры, требует планирования и умения видеть финальный результат без экрана, когда полагаешься только на собственное зрение и внутреннюю уверенность. Как правило, ты делаешь всю работу и видишь результат лишь через день или два, но в процессе можешь опираться только на себя. В моей нынешней практике это ощущение усиливается. Когда начинаешь работать над холстом, нужно сразу принять решение, потому что изменить что-либо по ходу невозможно. Если в середине что-то не устраивает, остается два пути: начать заново, даже если потрачены дни или недели, или довести до конца, оставаясь недовольным результатом. Поэтому теперь я планирую гораздо тщательнее, учусь слышать себя и относиться к собственному мнению с вниманием и уважением, учусь быть уверенным в нем.

Мне сложно сказать, что я исследую какую-то конкретную тему. Тема рождается в моем долгом, молчаливом диалоге с самими работами — точнее, с сырым материалом, который со временем ими становится. Сначала я делаю то, что откликается эмоционально, не всегда понимая, к чему это приведет. Я снимаю большое количество материала и провожу с ним столько времени, сколько могу, — иногда стараюсь этот момент оттянуть как можно дольше. Некоторые снимки лежат неделями, другие — годами. И однажды я чувствую, что они «созрели», что пришло время начать с ними разговор. Тогда появляется и тема. Можно даже сказать, что материал находит меня, а не я его. А я лишь интуитивно собираю это «сырье», которое ждет своего часа, чтобы стать чем-то большим.

Все так, но одновременно не так. Моментов красоты, которые я вижу и запечатлеваю, действительно много. Но не каждый из них выдерживает трезвый взгляд вне сиюминутности. Поэтому я стараюсь сохранить как можно больше этих мгновений — чтобы дать им настояться. Со временем они раскрываются, открывают новые уровни, глубину диалога. Я верю, что работа должна говорить с тобой. Если я чувствую, что она задает мне вопросы, заставляет задуматься — неважно, о чем именно, о ней ли самой или о чем-то совсем другом, — значит, в ней есть этот ключ. Если она вызывает эмоцию, если заставляет погружаться и улетать в свои мысли, тогда я понимаю: это то, с чем можно работать.

Не знаю, вносит ли это свою лепту в общий контекст, но мне точно помогает. Мой метод становится своего рода бальзамом, лекарством от ритма современной жизни. Он требует замедляться, сосредотачиваться на рутине длительного процесса. Это позволяет проживать дни более осознанно, чуть в стороне от привычного, навязанного темпа. И это состояние для меня невероятно ценно — и в работе, и в жизни.

В основе новой серии — наша с Машей недавняя поездка к морю. Мы поехали туда, наверное, во многом из-за моего восхищения Айвазовским. Мне давно хотелось поработать с этой формой, с ее непостоянством и силой. В результате получилась целая серия работ, включая самый большой холст, который я когда-либо создавал, — размером 4х1,5 м, его заказал шеф и ресторатор Мурад Бердиев в один из своих проектов в Петербурге. Остальные войдут в выставку, запланированную на 2026 год в галерее Seréne.

Обложкой этого номера тоже стала работа из этой серии — символично, ведь номер посвящен путешествиям, а море, как мне кажется, один из самых универсальных образов простора, свободы и внутреннего покоя. Так что тема этого номера оказалась очень своевременной и органично совпала с тем, что я делаю сейчас. Название работы пришло уже после ее создания. На мой взгляд, оно отражает то, чего больше всего не хватает многим из нас, особенно в Москве, в этом бесконечном ритме движения и социальных взаимодействий. Работая над холстами днями, неделями, месяцами, я постоянно нахожусь в тишине, наедине с самим собой. Это состояние лечит, помогает выровняться и расставить все по местам. Море для меня — воплощение этой тишины. Оно напоминает, как важно уметь слушать себя. Мне хотелось, чтобы именно об этом задумались зрители: о тишине, которой так не хватает, и о том, как целительно она звучит, когда наконец ее слышишь.

Путешествие — это в первую очередь встряска, уход от привычного и от идеализации всего, что тебя окружает. Новый опыт, иная культура, быт, люди, города — все это помогает встряхнуться и увидеть, что что-то может быть лучше, иначе, интереснее. А что-то, наоборот, хуже — и благодаря этому начинаешь по-новому ценить то, что имеешь, просто потому, что раньше не с чем было сравнивать. Путешествие дает новые впечатления и опыт сравнения. Оно учит смотреть критичнее — и на собственную жизнь, и на жизнь людей вокруг, и на то, что происходит в других местах. Благодаря этому появляется возможность сложить более объективное мнение о мире.

Сейчас мне кажется, что эта тема — о тишине. О внимательном прислушивании к несоциальному миру, природе, внутреннему голосу.

Не бояться. Сделать свое можно только самому. Любое допущенное стороннее мнение может с легкостью сбить с пути. Очень важно слышать их, эти мнения, но не идти за ними слепо.