Канны-2024: Серебренников предъявил свою версию необъяснимой русской души
«Лимонов: Баллада» Кирилла Серебренникова
«Лимонов: Баллада» (Limonov: The Ballad) — пятый подряд фильм Кирилла Серебренникова, премьера которого проходит в Каннах. И самый высокобюджетный из всех, что он снял: итало-франко-испанское производство с выстроенным в Риге Манхэттеном и большой международной звездой Беном Уишоу, сыгравшим здесь свою лучшую роль со времен «Парфюмера». Серебренников переписал сценарий знаменитого польского режиссера Павла Павликовского, написанный по мотивам французского бестселлера Эммануэля Каррера: в какой-то момент странная фигура писателя, умудрявшегося быть одновременно и бежавшим на Запад «диссидентом» (сам себя Лимонов таковым не считал), и воинствующим антизападником, и национал-большевиком, и сторонником сексуальных свобод, стала интересовать европейскую культурную общественность гораздо больше, чем его соотечественников, то и дело впадающих в забытье. Что и сделало возможным этот фильм, снятый на английском языке для широкого международного зрителя и потому предполагающий большую долю условности.
Будучи театральным режиссером, Серебренников встречает этот вызов — сделать нацеленное на мировой прокат кино максимально аутентичным — со свойственной ему бравурностью. Фильм не маскирует свою условность, а открыто предъявляет ее. Одна из последних сцен, само собой, снятая одним планом, живописует бешеный пробег Лимонова по инсталляции его жизни: каждому году, прожитому в Америке в 1980-х годах, соответствует комната, в которую он вламывается, чтобы немедленно перебежать в другую, после чего следует отъезд камеры, и мы видим декорацию нью-йоркской улицы, освещенной прожекторами. На аутентичность работает и то, что русский акцент потрясающего Уишоу почти не отличим от акцента, с которым говорят на английском русские актеры (Виктория Мирошниченко в роли жены Лимонова, Евгений Миронов в роли высокого чина КГБ, выпускающего его за границу, Андрей Бурковский в роли Евтушенко и т.д.) — все это, вместе с саундтреком из многих советских и андеграундных песен и музыки группы Shortparis, создает особую аудиосреду, которая оказывается не менее убедительной, чем среда визуальная.
Фильм о Лимонове — отличная возможность помедитировать о национальном характере в нынешних «непростых обстоятельствах». И о самих этих обстоятельствах тоже. «На Западе все разрешено и ничто не имеет значения. А у вас все наоборот: ничего не разрешено, но все имеет очень большое значение», — сообщает Эммануэль Каррер Эдичке, в ответ получая от него обещание, что русские этому Западу еще покажут. Эдичка принадлежит к тому типу русских людей, которые, вырвавшись из тюрьмы (каковой был Советский Союз), начинают вновь в эту тюрьму стремиться — фильм завершается как раз выходом Лимонова из колонии, куда он, вернувшись из Франции, попал во времена перестройки за свои национал-большевистские взгляды. Можно сказать, что Лимонов с его экстримами и душевными перепадами являет собой современное воплощение парадоксальной и… да, во многом необъяснимой русской души, которая, кто бы что ни говорил, по-прежнему глубоко волнует западный мир. Что, в частности, и показал горячий прием «Лимонова» в Каннах.
Баллада — жанр поэтический, но сказать, что Серебренников поэтизирует своего героя, нельзя. Хотя ему явно по душе его панковское раздолбайство, наивная открытость и умение влюбляться без берегов, не говоря уже о стремлении разрушить вокруг себя скучный буржуазный порядок: по Серебренникову, подлинный художник не может не быть панком и революционером. При этом опьянения от проявлений «широкой русской души» режиссер не испытывает. Тот, кто может написать кровью имя любимой в подъезде, может из-за политических разногласий размозжить оппоненту голову бутылкой. Но что способно «сузить» русского человека, даже если тюрьма ему — дом родной?
«Виды доброты» Йоргоса Лантимоса
Все режиссеры стремятся к успеху у публики, но некоторые из тех, кто его добился, относятся к нему с подозрением. У них делается тревожно на душе от того, что они ударились в мейнстрим. В отместку они стремятся сделать что-нибудь «для себя» и для смертоносной шайки своих твердолобых поклонников, готовых восторгаться всем, что ими произведено. К таким авторам принадлежит и Кирилл Серебренников, и, например, Ларс фон Триер. Последнему показался «слишком хорошо сделанным» его фильм «Меланхолия», и он немедленно учинил безобразную пресс-конференцию, после которой был с позором изгнан из Канн (вероятно, к полному его удовольствию). Йоргосу Лантимосу ничего подобного не грозит, но и он явно не хочет почивать на лаврах «Фаворитки» и «Бедных-несчастных», принесших ему победы в Венеции и на «Оскарах», а главное — огромный публичный успех. «Что-то здесь не так», — видимо, решил предводитель греческой «странной волны» и, пока его группа работала над постпродакшеном «Бедных-несчастных», на скорую руку соорудил трехчасовой опус, в котором впервые со времен великолепного «Убийства священного оленя» соединился со своим греческим сценаристом и в котором ни в чем себе не отказывал. Результат достигнут: его аудитория вновь сужена до той, которая много лет назад рукоплескала «Клыку», — и даже наличие больших голливудских звезд тут мало что изменит.
«Виды доброты» (Kinds of Kindness) — альманах из трех частей, разыгранных одними и теми же артистами (Эмма Стоун и Уиллем Дефо перешли сюда из «Бедных-несчастных», к ним добавились Джесси Племонс, Маргарет Куолли и Джон Элвин). Каждая следующая новелла берет новый порог абсурда и становится все менее вразумительной, требуя от зрителей все больших усилий и все менее их за это вознаграждая.
В первой Племонс состоит в такой материально-психологической зависимости от Дефо, что должен по его требованию обязательно переехать какого-то чувака своим джипом. Во второй он же подозревает свою жену Стоун в том, что, вернувшись после исчезновения в экспедиции, она перестала быть собой, и в качестве доказательств аутентичности требует от нее поджарить ему на завтрак ее отрезанный палец (дальше — больше). В третьей, уже совсем непроходимой, Дефо предстает вожаком секты, в которой состоят Племонс и Стоун, причем последняя ищет мессию, способную оживлять мертвых, и находит ее в зачем-то обезображенной прыщами красавице Куолли. Провалом все это, конечно, не назовешь — так, передышкой между шедеврами.
«Эмилия Перес» Жака Одиара
Среди самых удачных фильмов конкурса — новая работа Жака Одиара («Пророк»), в которой этот режиссер-мачо неожиданно обратился к «женской теме». Его «Эмилия Перес» (Emilia Perez) — великолепный микс жестокого «гангстерского фильма» (жанра, в котором он большой специалист), мелодрамы почти альмодоваровской дикости и мюзикла с отличными, попсовыми, запоминающимися песнями и классно поставленными танцевальными номерами.
Действие испаноязычного фильма в основном разворачивается в Мексике. В главной роли — адвокатессы с трудной судьбой, прокладывающей путь к богатству и самореализации в процессе устроения дел своих опасных клиентов, — солирует Зои Салдана («Аватар»; в идеальном мире ей мог бы достаться приз за женскую роль, а Бену Уишоу — за мужскую, но посмотрим, что будет в мире, в котором верховодит Грета Гервиг). При этом имя сеньоры Перес принадлежит созданию рук израильского пластического хирурга: в нее перевоплощается брутальный предводитель наркокартеля с целью избежать справедливого наказания и перехитрить карму. Но карма не дура, хотя и оставляет опцию искупления.
«Три километра до конца света» Эмануэля Парву
Румынская конкурсная картина «Три километра до конца света» (Three Kilometres to the End of the World) Эмануэля Парву с обычным для кинематографистов этой страны минимализмом рассказывает историю фатального разрыва детей и родителей. 17-летний студент Адриан проводит каникулы в деревенском родительском доме у моря, но однажды вечером возвращается домой с сильно разбитым лицом и заплывшим глазом. Избили его, оказывается, за то, что он… не совсем такой, как его сверстники. Что становится для родителей большим потрясением. Здесь начинается трагикомедия. В приступе негодования родители пытаются: 1) сами избить сына, а также 2) запереть его в комнате и 3) вылечить при помощи священнослужителя. Добиваются только одного: скорейшего отъезда сына в город.
Румынская волна с ее пристрастием ко всему повседневному, типичному, мелкотравчатому, с ее болтливостью, тонким абсурдистским юмором и точностью психологических характеристик раньше пригвождала к креслу, а сегодня скорее разочаровывает, хотя вроде бы все на месте. Такое ощущение, что она осталась там, где была, а весь мир где-то уже совсем в другом месте.
«О, Канада» Пола Шредера
В отличие от мегаломана Копполы, Пол Шредер в пожилом возрасте переживает бум своей режиссерской карьеры. Сценарист «Таксиста» и режиссер «Американского жиголо», сделавшего звездой Ричарда Гира, показал в каннском конкурсе экранизацию романа Рассела Бэнкса Foregone — далеко не лучшую из последних его работ, но, без сомнения, очень личную.
Гир, проявляя себя подлинным актером-интеллектуалом, очень подробно, без привычных ухищрений играет умирающего от рака режиссера-документалиста, решившего перед смертью дать интервью своим ученикам, чтобы, как перед высшим судом, исповедоваться в грехах, о которых не знает даже его терпеливая жена (Ума Турман). Сознание его затуманено лекарствами и предстает на экране в виде часто противоречащих друг другу показаний.
Герой (в роли молодого Гира — звезда «Эйфории» и «Присциллы» Джейкоб Элорди) разрывается между женщинами — все они носят имена на букву А, все стерты до полной неразличимости — и стоит перед непростым выбором дальнейшего пути: то ли унаследовать крупное предприятие, то ли бежать в Канаду, чтобы начать там все заново и избежать мобилизации во Вьетнам. Какой бы выбор ты ни сделал, он все равно обернется побегом, сообщает Шредер, а любой побег рано или поздно закончится смертью (см. «Эмилию Перес»). И вопрос по большому счету стоит так: возможно ли человеку прожить свою жизнь так, чтобы не испытывать душевных мук перед смертью?